На глаза попадается очередная фотокарточка. Пацан, мужик в форме для игры в гольф, и сестра Нины. На роль папаши мужику многовато лет.
— Где, кстати, папаша мальца?
— Никто не знает, — равнодушно пожимает плечами Нина, — Кларисса никогда о нём не говорила.
Киваю. Пора закругляться.
— Значит так, договорим в машине по поводу твоего Кларка Кента. Сейчас — детали. Мне нужна моя машина, Зауэр, радиостанция УКВ со шкалой уровня сигнала. Твоя задача — выехать на трассу и не паниковать. Я буду рядом, на одной частоте. Как только наш зверёк объявится, мы его накроем.
— Как ты себе это представляешь?
— Пока с трудом. На месте увижу и решу. Он тебе нужен живым?
— Живым. Господи, звучит-то как самоуверенно… — фыркает Морелли и я вижу откровенное, неприкрытое восхищение в её глазах.
Она смотрит так, что я чувствую себя этим самым Кларком Кентом. Хуй знает, кто это такой, но если ей хочется, сейчас я буду кем угодно. Единственное, что меня тревожит, так это неизвестность — сдох ли Роллинс вместе с Фриско. Я ничего не слышал о них.
— Морелли, что-то известно о напавших на твой офис?
— Зачем тебе? — Нина садится на диван в гостиной, обнимая крошечную цветную подушку.
Забавно, я раньше никогда не торчал в таких домах просто так. Бывало, что по малолетке залезали с пацанами, вытаскивали что-то полезное. Но времени оценить уют никогда не было. Сейчас же у нас с Ниной есть несколько часов прежде, чем настанет вечер и мы выдвинемся на поиски. И мне волей не волей приходится свыкнуться с обстановкой.
— Хочу удостовериться, что они не знают, что я ещё жив.
— Никого не нашли. На той дороге, где стоит ферма Вильямсов пусто, — Морелли похлопывает по месту на диване, предлагая мне присесть рядом с ней. — Если ты, как говоришь, сцепился с ними там, то никаких подтверждений не нашли. Может, ты трассу перепутал?
Эти слова мне не нравятся. Нельзя исключать и того варианта, что я не убил этих двоих в припадке агрессии. И тогда стоит быть на чеку вдвойне.
— Всё возможно и ничего нельзя исключать.
Мне некомфортно. Стены давят. Давит само ощущение чужого жилища. Давит скребущееся внутри чувство пустоты. В моей квартире, в Вашингтоне, всё просто: минимум мебели, много места, спортивные снаряды и боксерская груша. Тут же — пледики-подушки-коврики, статуэтки, фотографии, какая-то ещё неведомая хуйня и даже цветы в горшках. Нина ненавязчиво повторяет жест. Чёрт, как же нелепо я себя чувствую. Словно застрял в декорациях. Ну или оказался в карнавальном костюме посреди похорон.
— Алекс вернётся через полчаса. К шести вечера приедет отец.
— Что ты им скажешь? — пацана я уже видел, отличный он, а вот с её папашей встречаться мне не улыбается.
Глупо как-то. Мне вроде не семнадцать лет, чтобы бояться увидеть родителей девчонки, с которой переспал, а всё равно — не хочу.
— Ничего… Всё как всегда — я работаю.
— А я кто тогда?
— Мой коллега, предположим. Никто не будет у тебя спрашивать жетон, не волнуйся. Может, хватит уже мельтешить по комнате? Сядь! — рявкает она, и я невольно усмехаюсь.
Думает, что за хуй меня поймала? А вот как бы не так.
— Брок, сядь пожалуйста. Посмотрю, что там со швом.
— Всё нормально, — и тем не менее сажусь, повинуясь какому-то странному чувству.
Пиздец, дико как-то. Сижу, как засватанный, ей богу. Нина рядом, подобрав ноги под себя. А мне прямо шкуру жжёт её близость. И нет, не потому что я ее трахнуть хочу, хотя и это тоже. Даже не трахнуть, нет. Хочу, чтобы она принадлежала мне, вся до последней капли. И потому тупо не знаю, как себя вести. Это проклятое наваждение прожигает мозг, мешая. Это злит. Тёплые руки ложатся на плечи и я отчётливо чувствую холод прутьев решётки в спину и запах камеры предварительного содержания. Надавливая, заставляет откинуться на спинку дивана. Её руки могут быть не только властными, это я испытал на своей шкуре.
— Ты слишком взвинчен. Что-то не так?
— Всё не так. Вот вообще всё, — бросаю на неё взгляд, — за мной по пятам идёт смерть, и я не хотел бы привести её сюда… В этот городок, в смысле.
— Почему за тобой охотятся и кто? Ты ничего о себе не рассказал, а обо мне знаешь всё, или почти всё, — пальцы Нины осторожно распускают повязку на запястье, и я теряюсь от такой непринуждённой заботы о себе.
— За мной идут Гвардейцы Кардинала… А точнее — Александра Пирса. Моя бывшая ударная группа. Мой заместитель.
— Ты работал на Председателя Совета Безопасности? — Нина присвистывает, и тут же сыплет ещё вопрос. — Почему?
— Ты поверишь, если я скажу, что весь мир скоро разделится на два лагеря? Только один будет лагерем смерти, а второй — зоной ожидания.
Нина прекращает перебирать бинты, и с тревогой заглядывает мне в глаза.
— Как это?
— Сам силюсь понять. Пирс задумал внедрить какую-то программу, которая будет отслеживать любого через нейросеть. А затем подавлять.
— Зачем?
— Чтобы установить тотальный контроль. У Пирса странные представления о свободе человека, поверь… И я перестану существовать. Ты, возможно, тоже. И любой, кто не согласится встать под знамёна новой нацистской идеологии…
— Что-то ты преувеличиваешь, тебе не кажется?
Ясен день, она не верит. Она никогда не видела, и дай бог не увидит этого полудурка обмороженного — Джеймса Бьюкенена «Баки» Барнса. Никогда не видела результаты чудовищных, даже по моим меркам, экспериментов над сознанием суперсолдат. И я бы хотел не вспоминать увиденное, но мысль о том, что легионы подобных безмозглых ублюдков зашагают по миру как-то не вяжутся у меня со свободой человека.
— Брок, ты сейчас ведь пошутил… Пирс — Председатель Совета Безопасности США… Какая нацистская идеология, мать его?
— Я не могу и не хочу что-то тебе объяснять. Нет никаких гарантий, что тебе не вырежут мозг за мои слова.
— Значит, не шутишь… Так кто ты на самом деле, Брок Рамлоу? — Морелли осторожно придерживает меня за руку, будто у меня в ней граната зажата, ей-богу.
Мне нечего ответить. Кто я? А ведь и правда, кто я… Хороший вопрос, только не своевременный.
— Парень, оказавшийся не в том месте и не в то время, девочка…
Мне невыносимо хочется прижать её к себе, пообещать, что всё будет хорошо, защитить от всего, что только возможно, но я знаю, что солгу. На этот раз у меня нет плана. Только общая идея и цель — выстоять.
***08.22.2018 11:03 a.m.
Рамлоу пялится в телек с отсутствующим видом, щёлкая каналы, пока я встречаю Алекса со школы. Первым делом Алекс проносится вихрем по дому, бросив рюкзак на диван.
— Здарова! — усмехается Брок, протягивая племяннику руку для приветствия.
— Здарова. Ты ещё тут? — Алекс отчего-то вспыхивает лампочкой.
Глаза у него горят, словно я купила обещанного щенка. И смотрит так на Рамлоу, что мне не по себе. Что он там себе придумал?
— Как видишь… Как оно?
Алекс пожимает плечами, не особо понимая, что ответить на вопрос. Мельком бросая взгляд на экран телевизора, интересуется:
— Что смотришь?
Рамлоу косо улыбается, протягивая Алексу пульт, и двигается на диване, кивком приглашая моего племянника сесть рядом. Если бы я не знала, кто сидит в гостиной, я бы поклялась, что эти двое знакомы целую вечность. Алекс плюхается рядом так, что я слышу, как скрипит диван.
— Алекс, я сегодня вечером уеду… — сообщаю ему, наблюдая за их вознёй.
— Хорошо, — безразлично отзывается племянник, что-то горячо тараторя Рамлоу.
Кажется, его очень заинтересовали татуировки Рамлоу. Глаз не сводит. Того и гляди начнёт выспрашивать, где такое можно сделать. Мальчишки. А этот тоже… рад стараться, сидит, расплылся весь, то одну руку подставит для изучения, то другую. Алекс его как комикс разглядывает.
— Дедушка приедет к шести вечера, заберёт тебя.
— Брок, ты тоже уедешь?
— Извини, пацан, работа… — Рамлоу пожимает плечами, разглядывая мальчишку каким-то особенным взглядом.