Наконец настал черед одежды. Если и впредь будет так же тепло, ее многоцелевой костюм, приобретенный после длительной экономии и напряженных размышлений как форма, соответствующая любой жизненной ситуации, может оказаться слишком теплым, однако кто знает, вдруг ей придется беседовать с первым лицом колледжа, и тогда костюм, символизирующий высокий профессионализм, окажется как нельзя кстати. Она решила ехать в юбке и легком джемпере с короткими рукавами, а джинсы и более теплые джемперы взять с собой. Она любила одежду, любила планировать ее приобретение, и хотя бедность не слишком благоприятствовала этому пристрастию, ему вполне соответствовала вечная необходимость упаковывать весь гардероб в один чемодан средних размеров и быть готовой к очередному бегству.

Щупальца северного Лондона остались извиваться позади, и Корделия почувствовала удовольствие от езды. «Остин-мини» с воодушевлением летел вперед, так что можно было заподозрить, что раньше он скрывал свои способности. Она наслаждалась ровным ландшафтом восточной Англии, шириной улиц в оставляемых позади городках, полями, без всяких изгородей, омывающими обочину, необъятностью горизонта и высоким куполом неба. Местность благотворно действовала на ее настроение. Она уже скорбела о Берни и будет скорбеть о нем потом, ибо ей станет скоро не хватать его дружбы и нетребовательной привязанности, но сейчас она ехала на свое первое дело и предвкушала возможность вести его самостоятельно. Кажется, она с ним справится. Дело не вызывало у нее ни чрезмерного воодушевления, ни отвращения. Проезжая по залитой солнцем равнине с багажником, заполненным всем, что ей может понадобиться, она испытывала эйфорию радужных ожиданий.

Въехав в деревню Даксфорд, она не сразу отыскала усадьбу «Саммертриз». Майор Маркленд, видимо, полагал, что является достаточно известной персоной, чтобы не упоминать в адресе названия улицы. Однако уже второй по счету местный обитатель, остановленный Корделией на улице, смог указать ей дорогу, причем с мельчайшими подробностями, будто опасаясь, что краткость может быть принята за недостаток вежливости. Корделии пришлось развернуться и вернуться мили на две, так как выяснилось, что «Саммертриз» она уже проехала.

Вот наконец и сам дом – солидное викторианское сооружение из красного кирпича, виднеющееся через распахнутые деревянные ворота. Непонятно, зачем было возводить такой ужасающе уродливый домище, тем более здесь, в сельской глуши. Возможно, раньше на его месте стояло что-то более удобоваримое. Корделия оставила машину на траве, на некотором удалении от ворот, и направилась к дому пешком. Сад был вполне под стать дому – совершенно лишен индивидуальности и содержался в порядке, близком к чрезмерному. Даже на бордюрных камнях с равными промежутками кто-то высадил цветы, казавшиеся неуместными наростами. На лужайке красовались две четырехугольные клумбы с красными розовыми кустами, обрамленные бурачком и лобелией. Все это напоминало патриотические поползновения содержателей общественного парка. Не хватало только флагштока.

Распахнутая дверь открывала вид в сумрачный холл. Корделия уже собиралась надавить кнопку звонка, когда из-за угла появилась женщина, толкающая перед собой тачку с саженцами. Несмотря на теплую погоду, на ней были тяжелые башмаки, свитер и длинная твидовая юбка. Голова женщины обмотана шарфом. Увидев Корделию, она выронила ручки и сказала:

– Доброе утро. Вы, наверное, насчет церковной распродажи?

– Нет, не насчет распродажи. Я от сэра Рональда Келлендера. Речь о его сыне.

– Хотите забрать его вещи? Мы все ждали, когда сэр Рональд за ними пришлет. Они по-прежнему в коттедже. Мы не заходили туда после того, как умер Марк. Мы звали его просто Марк. Он так и не сказал нам, из какой он семьи, и напрасно.

– Я приехала не за вещами. Я хотела бы поговорить с вами о самом Марке. Сэр Рональд поручил мне разобраться, почему его сын покончил с собой. Меня зовут Корделия Грей.

Новость озадачила миссис Маркленд, но не сбила с толку. Она несколько раз глуповато мигнула и снова ухватилась за ручки своей колесницы, словно ища опоры.

– Корделия Грей? Мы раньше с вами не встречались, кажется? Корделия Грей… Вам лучше пройти в гостиную и поговорить с моим братом и невесткой.

Бросив тачку посреди дорожки, женщина повела Корделию в дом, стягивая по дороге шарф и тщетно пытаясь привести в порядок прическу. Корделия прошла вслед за ней в скудно обставленный холл, где царил запах лака и отовсюду торчали трости, зонтики и дубовые столешницы, сгибающиеся под тяжестью плащей и шляп, а оттуда – в гостиную.

Гостиная оказалась уродливым помещением с нелепыми углами, без единой книги и даже не безвкусной, а вообще не имеющей отношения к какому-либо вкусу. Вблизи камина возвышался устрашающего вида диван, здесь же громоздились два кресла и опасно накренившийся стол из красного дерева. Другой мебели в комнате не было вовсе. Вместо картин на стенах разместились групповые фотографии с трудноразличимыми лицами, заставлявшими недоумевать, какой же повод заставил всех этих людей выстроиться перед камерой. На одном снимке стояли только военные; на другом, осененные скрещенными веслами, теснились подростки в одинаковых кепочках и сюртуках – очевидно, школьный гребной клуб.

Несмотря на теплый день, в гостиную не проникало солнечных лучей, отчего здесь было довольно прохладно.

Через распахнутую балконную дверь открывался вид на лужайку, где стояли диван-качалка, накрытый одеялом с бахромой, три соломенных стула с бирюзовыми кретоновыми накидками, три скамеечки для ног и деревянный столик. Корделия удивилась, отчего семейство сидит взаперти: ведь в такое приятное летнее утро гораздо лучше выйти на воздух, тем более что там созданы все удобства. Миссис Маркленд представила Корделию присутствующим, сделав широкий жест и обращаясь ко всем одновременно:

– Мисс Корделия Грей. Это не по поводу церковной распродажи.

Корделии мгновенно бросилось в глаза сходство всех троих: муж, жена и мисс Маркленд напомнили ей лошадей. У них были длинные худые лица, тонкие рты, тяжелые подбородки, близко посаженные глаза и жесткие седые волосы, низко свисающие у обеих женщин на глаза. Майор Маркленд пил кофе из огромной белой, не отличавшейся чистотой чашки, которую время от времени ставил на круглый поднос. Помимо чашки, в его руках находилась газета «Таймс». Мисс Маркленд вязала. Корделия успела подумать, что это не совсем подобающее занятие для жаркого летнего утра.

Брат и сестра смотрели на нее без всякого любопытства, скорее неприязненно и даже враждебно. Мисс Маркленд ухитрялась вязать, не глядя на спицы, благодаря чему Корделия постоянно ощущала ее пристальный, недоброжелательный взгляд.

Повинуясь приглашению майора Маркленда, Корделия примостилась на кончике дивана, опасаясь, как бы подушка не провалилась под ней, издав не очень приятный звук, напоминающий шумный выдох. Однако сиденье оказалось твердым. Корделия постаралась придать лицу надлежащее выражение – серьезное, деловитое и подчиненно-примирительное, как того требовала обстановка, но у нее не было уверенности в том, что она достигла успеха. Сидя с тесно сжатыми коленями, обнимая сумочку, она чувствовала, что напоминает скорее неуверенную семнадцатилетнюю девчонку, впервые пришедшую просить места, нежели взрослую деловую даму, единолично владеющую детективным агентством Прайда. Протянув выданную сэром Рональдом бумагу, она сказала:

– Сэр Рональд очень огорчен. Ужасно, что такое несчастье случилось у вас, после того как вы столь любезно предоставили Марку работу согласно его наклонностям. Его отец надеется, вы найдете возможным поговорить на эту тему; он стремится узнать, отчего его сын покончил с собой.

– И он направил для этого вас? – В голосе мисс Маркленд прозвучали недоверие, презрение и усмешка. Корделия не обиделась на грубость: она не могла отрицать, что мисс Маркленд права. Она решила дать объяснение, которое, как она надеялась, прозвучит правдоподобно. Может статься, она близка к истине.