— Так, получается, все эти смерти — дело рук других постояльцев?

— Именно так. Штерн намеренно стравливает сильных и слабых. Вот только зачем ему это — я ещё не выяснил.

— И я тоже… я тоже должна была уже быть в их числе, да? — голос Лии предательски задрожал, и слезы стали подпирать вместе с тугим комком к горлу.

Ей стоило огромных усилий проглотить обиду на саму себя, за свою чёртову беспомощность. Только и может, что реветь да руки резать. А как постоять за себя, так забивается в угол как мышь. Зато с родителями позубоскалить она горазд! Только на них и распространяется её дерзость и отвага.

Самой от себя противно.

Но как же так получилось, что психопаты, место которым в психиатрических больницах и тюрьмах, так свободно разгуливают по санаториям и улицам? Почему эти бессердечные машины, способные убить собственных матерей, оказались в такой близости к ней?

Лиа их боялась до одури.

Самые худшие кошмары обязательно сопровождала пара обезумевших глаз и ледяной оскал тонких губ — точно рот и глаза самодостаточны. И в такие моменты задаёшься вопросом, что ввергает в больший ужас: сумасшествие или хладнокровие?

А Штерн? У него тоже не все дома! Он и есть главный психопат санатория. Какой здравомыслящий человек будет затевать настолько чудовищный и абсолютно бессмысленный эксперимент. Но тогда напрашивается логичный вопрос: как он мог до сих пор оставаться доктором? Неужели никто из его окружения не заметил асоциальных наклонностей? Есть ли у него вообще семья? Раньше Лиа никогда не задумывалась о подобных вещах, стараясь свести любые беседы с психотерапевтом до минимума. Ей было плевать на свою личную жизнь, а чужая не волновала уж и подавно.

— Лиа, — мягко позвал её Нейл.

— Почему Штерна не попёрли? И неужели никто не знает, что творится у нас в санатории?

— Не всё так просто. Штерна неоднократно наказывали за аморальные научные интересы и приверженность к радикальной психотерапии. Писали разгромные статьи относительно гуманности его исследований и адекватности его как учёного. И в научном сообществе он известен как чудаковатый фрик, белая ворона и урод-родственник в семье психиатрии. И, как следствие, ещё десять лет назад аннулировали его лицензию на медицинскую деятельность.

— Твою же мать, серьёзно?!

— По факту, он не может быть управляющим санатория. Но по документам это и не санаторий, а что-то вроде пансионата. — Он подошёл к Лии и обхватил ладонями лицо, заглядывая в глаза. — Ты плохо выглядишь. Я начинаю жалеть, что решил тебе рассказать. Думаю, стоило повременить.

— Нет, со мной всё в порядке. Но это, знаешь ли, малость шокирует. — Она убрала его руки. Её ощутимо потрясывало и меньше всего хотелось, чтобы Нейл это заметил. — Так получается, что всё это время, что я у него якобы лечилась… рассказывала о своих тараканах… хрен знает кому? Но… как он мне тогда выписывал лекарства? Рецепты кто попало раздавать не может, там же лицензия нужна.

— Штерн смог так много людей обмануть и заманить их детей в псевдосанаторий, а ты над каким-то рецептами заморачиваешься.

То, как пристально он смотрел на неё, Лии совсем не нравилось. Таким взглядом смотрят врачи на своих пациентов, стандартизируя каждый их вздох и взгляд, как нервные тики или предпосылки панических атак. Нейл развернулся и направился к кровати. Открыл верхний ящик тумбы и достал оттуда шприц. Точно такой же, что и вчера, перед тем, как её вырубить: маленький, всего на два кубика с тоненькой иглой.

А затем так невозмутимо посмотрел на неё, словно спрашивая взглядом — не против ли она?

Конечно же, против.

Она что, теперь как овощ должна спать сутками да слюни пускать? От таких методов разит конвейерностью системы психушки.

— Опять? Я же только проснулась!

— Хочешь сходить в туалет? — на полном серьёзе спросил Нейл. — Я меньше дозировку дам, ты проспишь всего пару часов. Точнее не проспишь, а скорее продремлешь. Я пока ванную подготовлю.

— Ох, всего пару часиков? Это здорово приободряет, — с сарказмом усмехнусь Лиа. — Нейл — ты не врач.

— Технически да. Я — психолог. Но, как я говорил ранее, мои знания в фармакологии близки к профессиональному уровню, поэтому тебе не о чем беспокоиться. Просто доверься мне, и уже через неделю ты себя будешь хорошо чувствовать.

«Довериться, говоришь… будто у меня какой-то выбор есть. Но, может, он прав, я правда нуждаюсь сейчас в антидепрессантах? Чёрт. А кто бы на моём месте не нуждался? Да у любого крыша бы съехала! Я ещё адекватно реагирую и истерик не закатываю».

Ей захотелось взвыть, закричать во весь голос от переполнявших душу эмоций. Всё было неправильным. Но в то же время она была не прочь забыться на время. Выкинуть из головы санаторий, полный психопатов, Штерна и то, как на глазах таяло количество постояльцев. А Нейл ей предлагал действенный способ.

— Плевать. Ты же всё равно добьешься своего, да? — пойдя к нему навстречу, обречённо выдохнула Лиа.

На самом деле, она ему доверяла, ведь если не ему, то кому тогда? Он столько для неё сделал, и казалось, что ещё не достиг своих пределов и способен на гораздо большие жертвы. Да и ей самой хотелось поскорее прийти в себя, чтобы раствориться в его любви и заботе.

Нейла обрадовала её покорность, и на его лица расцвела до безобразия довольная улыбка. Он протёр проспиртованной ваткой место около сгиба локтя и уколол. Лиа вообще не почувствовала боли, лишь лёгкий зуд, как от комариного укуса.

— Надо же, — она тоже улыбнулась, — а я думала, это байка.

Нейл игриво подмигнул ей, убирая использованный шприц и ватку в карман толстовки.

«Не уходи, полежи рядом со мной», — мысленно попросила Лиа, следя за тем, как он поправляет одеяло у ног.

Но Нейл всё же не был телепатом. Он целомудренно поцеловал её в лоб, поднял с тумбы поднос и направился к выходу из комнаты.

И снова она в одиночестве смотрела на закрытую дубовую дверь. Тоскливо наблюдала за тем, как сознание постепенно меркнет, а дверь размывало — контуры её превращались в неясное пятно. Так странно. Для Лии такое постепенное погружение было в новинку, она буквально могла ощутить пульсирующие в теле волны тепла. Ей становилось всё спокойнее и уютнее, не хватало лишь Нейла, что лежал бы рядом и перебирал в своих красивых длинных пальцах её секущиеся кончики волос.

«Глупый…»

========== Глава 19. Первый раз ==========

Проснувшись, Лиа обнаружила, что снова без штанов. Нейл лежал рядом. Уткнулся носом ей в шею и тихо сопел. А на улице шёл дождь: не такой проливной, чтобы втоптать пыль в землю или смыть следы наступившей осени, скорее напоминающий застывшую в воздухе изморось. Даже по окнам не барабанили капли, а как-то по-любовному нежно льнули к стеклу.

Почему люди так сильно не любят дождь и туман?

Потому что боятся заблудиться в опустившемся на землю облаке. Водители автомобилей не хотят попасть в аварию, а пешеходы не хотят быть сбитыми. Всё от того, что все постоянно спешат – не могут, да и не желают наслаждаться мелочами жизни. Спешат зарабатывать деньги, удовлетворять свои похоти. Они уже давно заблудились в тумане своей совести и не хотели этого признавать, оттого и причитали всякий раз, как выглядывали на улицу и видели ненавистное молочное марево.

А что же такого им сделал дождь? Ведь в нём можно укрыть свою грусть, а небесам позволить за тебя плакать. Упругие струи смоют с души любую зачерствелую грязь, достаточно подставить небу лицо. Но все бояться заболеть, промокнув до нитки, подхватить злополучную простуду, а то и приводящую в ужас пневмонию.

Сладко зевнув, Нейл лениво потянулся, одновременно плотнее прижимаясь всем телом к Лии. Он приоткрыл свои глаза, выглядящие более загадочными из-за глубины цвета радужки, чем у других людей, и сосредоточенно посмотрел на неё. Временами его взгляд пугал, появлялось смутное ощущение затаившейся опасности, и всё из-за одной мелочи — отсутствия видимой границы между зрачком и радужкой.