Джованни опустил инструмент. Его слух с трудом переключился на тихий голос священника, в ушах звенело, глаза скрипача блестели, будто после кувшина хорошего вина, на лице появилась странная отрешённая улыбка.

– Для чего я вам нужен, падре? Из всех, кто мне встречался, вы единственный, кто сделал столько добра. Зачем? – спросил Джованни, почему-то виновато опустив голову.

– Твоя искренность – одна из тех черт, которые помогут тебе в дальнейшем. Ты сможешь легко находить друзей, когда это будет нужно, ты легко заслужишь их доверие, – ответил святой отец.

– Для чего это мне, падре? – Джованни поднял голову, чтобы рассмотреть глаза священника.

– Когда твой друг проникнется доверием, он потеряет бдительность, и ты сможешь нанести смертельный удар. Ты станешь «брави»[15]. За той небольшой разницей, что содержание твоё будет пожизненным, а поручения ты будешь получать только от меня. Игнацио уже не справляется. Он стал неповоротлив, лицо его обезображено болезнью, рука потеряла твёрдость, а эта работа не терпит подобных превращений. Монах научит тебя всему, что знает сам и передаст опыт наших братьев. Лучшего учителя в твоём ремесле не найти.

Джованни опустил скрипку и взгляд.

– Тобой движет жажда мести, сын мой. Но что ты будешь делать, когда удовлетворишь это своё чувство? Жизнь потеряет смысл. Скрипка забудет твою руку. Я помогу тебе этот смысл обрести. Доверься мне. Иной раз справедливость – это не всегда закон. Тебе это точно известно. В какой-то мере ты станешь рукой справедливости. Клинком закона.

Джованни обессиленно опустился на свою жёсткую кровать, положил скрипку рядом и зажал коленями сложенные вместе ладони. Будто ребёнок.

– Вы можете мне обещать, что одним из ваших поручений будет забрать жизнь обидчика моей сестры?

– В том числе, – лаконично ответил генерал стальным голосом.

– Тогда я согласен, падре.

Священник, молча кивая, подошёл к юноше и положил ему руку на голову так, как это делает любящий отец.

– Другого ответа я от тебя не ожидал. Я не ошибся в тебе, Джованни. Кстати, чтобы добраться до скрипки, мне пришлось купить ваш отеческий дом. Стоило недорого, да и другого способа попасть туда не нашлось. С момента твоего исчезновения возле вашей арки денно и нощно находятся головорезы графа. Для этого они в доме напротив устроили лавку и торгуют мясом. Они ждут тебя, Джованни. Так что ты принял единственно правильное решение, сын мой.

К следующей весне скрипач Джованни выучил ещё несколько концертов для скрипки, существенно поправился и окреп, познал многое из арсенала Игнацио.

После разговора с генералом, когда Джованни дал согласие, Игнацио будто подменили. Молчаливый монах превратился в многословного наставника, назойливо следящего, чтобы все знания, которыми он делится, были гарантированно усвоены его воспитанником.

Скрипач проводил с монахом весь световой день с перерывом на воскресенье. Жизнь юноши теперь полностью подчинилась распорядку, который задал для него учитель.

Весь понедельник Джованни посвящал изучению манускриптов и книг в библиотеке. Игнацио знал каждую полку, корешок каждого издания. За день он несколько раз переставлял тяжёлую деревянную лестницу, чтобы добраться до нужной книги, не издавая при этом ни звука. На идеальном паркете большого библиотечного зала от лестницы не осталось ни одной отметины.

Во вторник скрипач трудился до седьмого пота. Под руководством монаха Джованни поднимал мешки с песком, тренируя крепость рук, спины и живота. В этот день Игнацио заставлял парня есть исключительно жареное мясо. Много куриного мяса.

Среда для юноши стала самым сложным днём. После каждого занятия с мешками мышцы ныли, будто их отбили палкой, но неумолимый монах заставлял парня весь день метать ножи в деревянную доску с нарисованным на нём человеческим силуэтом. При этом монах требовал использовать разную технику броска – сверху, снизу, сбоку и даже с разворота из-за спины. Джованни метал до тех пор, пока не попадал в закреплённое на доске перо, а оно своё место меняло десятки раз в день.

Каждый четверг, изнывая от боли в руках, Джованни получал выходной для своих мышц. Учитель уводил его в подвал, где располагалось какое-то подобие лаборатории. Высокие шкафы с застёкленными дверцами позволяли рассмотреть внутри на полках множество прозрачных стаканов и бутылок разного размера. Каждая ёмкость имела наклеенный бумажный прямоугольник с надписью на латыни. Засохшие травы, разного цвета жидкости, несколько колб с какой-то слизью и большие стеклянные чаши с порошками разных оттенков белого – всё имело своё название. В углу на невысоком дубовом столе стояли два высоких стеклянных ящика с крышками. В одном обитали яркие лупоглазые пятнистые лягушки, а содержимое второго Игнацио еженедельно пополнял десятком громадных крыс, которых он отлавливал на ближайшей скотобойне по воскресеньям для замены их родственников, погибших в результате опытов.

Пятница была днём фехтования. Несмотря на болезненность своих суставов, невысокий рост и короткие руки, за эти месяцы Игнацио ни разу не позволил Джованни коснуться себя пробкой, надетой на кончик шпаги. Этот факт выводил Джованни из себя, но как только юноша терял самообладание, то тут же получал несколько «уколов» в разные части тела. При этом Джованни, делая решающий выпад, всегда успевал назвать место, в которое ударит.

Суббота в подготовке скрипача была отведена для работы с порохом. Справедливости ради стоит заметить, что первые шесть недель Игнацио заменял его обычным речным песком. До обеда Джованни изучал чертежи разных хитроумных приспособлений, способных оторвать кисть руки, всю руку или разорвать жертву в клочья. Всё зависело от настроения монаха. Каждую неделю юноша изучал новую конструкцию, которую он должен был в мастерской воспроизвести с помощью подручных средств. Изредка Игнацио вывозил своего ученика в горы, где они под видом охоты стреляли из разных ружей и пистолетов. Это упражнение доставляло скрипачу наибольшее удовольствие. Только в этот день он мог покинуть резиденцию генерала, и каждый раз Игнацио заставлял его проявлять фантазию и скрывать свою внешность разными париками, накладными усами, бородами и бровями.

Воскресенье Джованни посвящал скрипке. Из своей тесной комнаты с узким, словно бойница, окном, скрипач не выходил весь день. Он играл с таким упоением, что монах, приносивший ему три раза в день еду, каждый раз ворчал, что она так и не тронута.

Утром в один из апрельских выходных, когда деревья уже уверенно покрылись молодой зеленью листвы и просохли все дороги, Джованни был вынужден неожиданно прервать свои занятия музыкой. Визит генерала начался не с обычных расспросов об успехах, а с поручения:

– Выбирай себе образ, юноша. В конюшне ты найдёшь карету, телегу с хворостом и повозку зеленщика.

Игнацио стоял за спиной падре, облачённый в свою неизменную накидку с капюшоном. Руки его в перекрестье были сложены на груди, а ноги широко расставлены, будто он своей необычной позой хотел подчеркнуть значимость момента.

– У тебя месяц на подготовку к экзамену. – Голос генерала звучал чётко и громко, заставив Джованни собраться. Всё это время скрипач впитывал знания и даже не задумывался, что такой момент когда-нибудь настанет.

Бекс продолжил:

– Мы с тобой говорили как-то, Джованни, что месть должна доставлять жертве страдания, а не моментальную смерть. Совместим обе наши цели. Ты начинаешь мстить. И заодно проверим, чему ты научился. Твоя первая жертва – старший граф Каркано. Отец единственного оставшегося в живых сына. Того самого, из-за которого из нашего мира ушла твоя сестра. Пусть твой кровник почувствует боль одиночества. Пусть он испытает то, что ты переживаешь после смерти сестры.