– Заявление на столе. Можете не волноваться. Никто на Вас, как Вы выражаетесь, из-за меня больше давить не будет, – громко сказала она и быстро вышла в коридор.

– Вот дура, – из кабинета, приглаживая на голове редкие волосы, появился Юрий Юрьевич.

Левая щека его горела багрянцем. Почувствовав, что не один в приемной, директор оглянулся. Прижавшись спиной к стене, у двери стоял Николай.

– Петрашов, ты? Ты что здесь делаешь? А ну-ка марш в класс.

Николай никак на его слова не отреагировал. Он стоял и смотрел на Юрия Юрьевича. В глазах его смешалась ненависть и презрение.

– Я кому сказал, марш в класс!

Петрашов сжал пальцы в кулак и подошел к нему вплотную.

– А Вы подонок, Юрий Юрьевич. Подонок!

– Что ты себе позволяешь, – отшатнувшись, выкрикнул директор.

– Подонок, – повторил Николай.

Он медленно пошел вон из приемной.

– Завтра чтобы без отца в школе не появлялся, – ударили ему в спину слова директора, перед тем, как он вышел в коридор. Но ему на это было наплевать.

Утро наступило быстро, словно его ветерком нагнало. Темнота, затушив звезды, уступила место цвету серому. Вскоре небо на востоке зарозовело. Разгораясь, рассвет раскрасил его в алое, и вот уже восходящее солнце плеснуло своими первыми лучами на ровную, почти зеркальную гладь моря, которые живыми, едва дрожащими и почти ровными линиями убегали к горизонту.

Юлька спала, свернувшись клубочком, обхватив руками колени. На небольшом полотенце – укрытая курткой Петра. Он хотел было ее разбудить, вместе встретить восход, но передумал – заснула-то далеко за полночь, и до первой электрички еще оставалось немало времени.

Они приехали в Светлогорск вчера, ближе к вечеру. Петр с трудом оторвал ее от компьютера, учебников и конспектов – когда он заехал к ней, Юлька усердно готовилась к предстоящему экзамену, долго не соглашалась, и, наверно, никуда не поехала, если бы не ее мама, Валерия Викторовна.

– Доча, Петруша, – она впервые за тот месяц, что Юлька их познакомила, назвала его так, и Петру это было отчего-то приятно, – тебе просто необходимо немного отдохнуть. Погулять, подышать свежим воздухом. Ты уже несколько дней, не поднимая головы, занимаешься. Доведешь себя до обморока. Удивляюсь, как поесть еще не забываешь. – Она улыбнулась, ласково глянув на дочь.

– Ну, хорошо, уговорили, – согласилась Юлька, и попросила Петра. – Только давай поедем электричкой, не на машине. Пожалуйста. Так хочется поворошить память, те ощущения, что возникали от поездки на море в детстве.

– Договорились, – согласился он.

Когда они уходили, Валерия Викторовна сунула ему в руки небольшой рюкзак.

– Держи, Петруша, пригодится.

Они, конечно, поехали электричкой. Долго гуляли по пляжу, лавируя в массе отдыхающих. Люди загорали, играли в волейбол, купались, а они просто шли вдоль линии прибоя и беззаботно болтали о разных разностях, не выбирая тем. Под ногами скрипел песок, волны с тихим шепотом накатывали на берег, и Петр с Юлькой даже не заметили, как на горизонте появился поселок Отрадное. Они прошли и его, остановившись только тогда, когда неожиданно для себя заметили, что вокруг стало темнеть, и солнце уже наполовину утонуло в Балтике.

– Электричка… Последняя электричка, – Юлька растерянно огляделась.

Она уже готова была броситься обратно, в сторону Светлогорска, но Петр удержал ее за руку.

– Мы слишком далеко ушли, не успеем.

– Как же быть, у меня завтра экзамен, – упавшим голосом, сказала она. – Может быть, автобус… Или такси…

Ноги ее от волнения подкосились, и Юлька опустилась на песок. Петр успел поддержать, чтобы она не упала.

– Во сколько экзамен? В девять? Поедем первой электричкой. Не волнуйся, будешь на экзамене вовремя, – он постарался ее успокоить.

Бросив рюкзак, он присел рядом.

– Первой? Да, первой успеем, – Юлька с надеждой посмотрела на него.

Усталость, которой они совсем не чувствовали, когда шли по песку вдоль линии прибоя, вдруг придавила обоих. К ним прибавилось чувство голода. Вдвоем на пляже, вокруг ни людей, ни огонька.

– Мы умрем с голоду, – мрачно пошутил Петр.

– Мама…, – Юля задумчиво посмотрела на рюкзак.

Несколько часов они таскали его с собой, даже не удосужившись взглянуть, что там внутри.

Последующие двадцать минут они с упоением жевали приготовленные Валерией Викторовной бутерброды, запивая по очереди из крышки термоса, оказавшейся у них единственной чашкой, куда его можно было налить, горячим чаем.

– Никогда не ел таких вкусных бутербродов, – дожевывая последний кусочек своего бутерброда, сказал Петр.

– Я тоже, – ответила Юлька. – У меня осталась еще половинка, могу поделиться.

– Не стоит. Нам далеко возвращаться, тебе силы нужны.

Петр встал на колени, сложив руки на груди, опустил голову.

– Ты что делаешь, – удивленно спросила Юлька.

– Молюсь на твою маму, а то в здешних местах случился бы первый случай каннибализма.

– И кто бы кого съел?

– Ты меня. Морально. Что не озаботился пищей земной, подумал только о духовной.

Отдохнув немного, они пошли обратно. Всю дорогу шли молча. Но им было так хорошо вместе, что слова и не нужды были вовсе. Напротив, слова могли нарушить то взаимное упокоение, ту гармонию, которая внезапно зародилась в их отношениях.

Ночью, когда она рассыпала в небе мириады звезд, вдалеке показались огни Светлогорска. Не доходя до городского променада, где гуляли немногочисленные отдыхающие, возможно такие же парочки, как они сами, несколько сот метров, Юлька и Петр устроились на пляже – до утра оставалось еще много времени.

– Пойдем искупаемся, предложил он.

Она покачала головой, отказываясь.

– Как хочешь. Я окунусь.

Он ушел купаться один. Долго плескался в неожиданно теплой для Балтики воде. Когда вернулся, Юлька спала, свернувшись калачиком на полотенце, заботливо, как и съеденные ими бутерброды и выпитый чай, положенном в рюкзак ее мамой. Стараясь не потревожить, Петр аккуратно свернул и подложил ей под голову оставшийся пустым рюкзак и присел рядом. Спать не хотелось. В последнее время он вообще старался спать как можно меньше. Во сне, вот уже несколько месяцев, ему не давали покоя странные необъяснимые видения. Назойливо вторгаясь в его сознание, они вызывали в нем чувство беспокойства и, непонятного, казалось, беспричинного страха. Он не понимал мотива этих снов, зачем они к нему приходят, о чем предупреждают?

Петр посмотрел на спящую Юльку. Ему вспомнилось, как вечером того дня, когда он впервые зашел в магазин «Теремок», встречал ее у магазина с огромной коробкой конфет, которую она же ему и продала несколькими часами ранее.

– Ой, – удивленно воскликнула девушка, когда он протянул ей коробку. – Это мне?

– Да! Надеюсь, конфеты придутся тебе по вкусу. В магазине, где я покупал, продавец, порекомендовавшая их, сказала, что они очень вкусные.

– Спасибо, – она смущенно взяла коробку в руки. – Юля.

Два месяца… Прошло два месяца. Вроде и немного, но Петру, как и в тот, первый день, все так же казалось, что он знает Юльку очень давно, всю свою жизнь. Они виделись каждый день, и через неделю после знакомства не могли себе представить, что какой-то из прошедших дней могли прожить друг без друга.

На пляж невдалеке высыпала стайка стрекочущих юнцов – девушек и парней лет не старше пятнадцати. Скорее всего, тайно сбежавших из какого-то летнего лагеря на ночное купание. Они с разбегу бултыхнулись в воду. Несколько девчонок стали плескаться на мелководье, трое парней поплыли на глубину, но метров через десять развернулись и вернулись обратно, и вся компания устроила веселую возню.

Петр испугался, что компания подростков разбудит Юльку, но она никак не отреагировала на устроенную ими суету и продолжала крепко спать.

Вскоре ребята, наплескавшись, убежали. Пляж опустел. На гладкой как зеркало поверхности моря появились первые всполохи розового оттенка, совсем бледного, но быстро набирающего сочность – невидимое за спиной Петра, поднималось солнце.