Наконец «телодвижения» русских увиделись осмысленными. То, что не вызывало какого-либо беспокойства здесь, в море – взглядом с мостика эсминца «Эллиот», из командной рубки флагманского авианосца, тем более казалось убедительным в далёком и комфортном Пёрл-Харборе.

«Саратоге» позволили идти домой.

Эскадры разошлись на дальности 150 миль, вне зоны видимости ордеров, и даже вне корабельного РЛС-контакта, ловя лишь фоновые радиопередачи.

А ещё где-то, возможно уклонившись немного «зюйдом», пересекали Индийский океан погрузившиеся под воду тени чёрных субмарин. И другие «догоняющие» – БПК «Николаев» и СРК «Ревностный», почему-то потерявшиеся для всевидящего ока разведки США (так ли уж всевидящего?).

Все выдвижения и движения корабельных групп, отрядов и отдельных единиц постепенно начали увязываться в общий план.

– К войне «холодной», к её горячим фазам, отмотав счётчик времени немного вспять… – повторившись, слова прозвучали в стенах Кремля, в одном из «высоких» кабинетов.

Замолчав – дальше прокручивалось в голове.

Суждения – правильные, продуманные – блуждали между письменным столом и смежной комнатой, с открытой фрамугой и пепельницей на подоконнике. Они набирали новых смыслов – в оперативных докладах, в сухих отчётах статистики, в тихих обсуждениях и горячих спорах совещаний.

Казалось он… и они – помощники-аналитики – проницательно жонглируют ими – и смыслами, и решениями…

И только бессонница иногда уже поутру подсказывала, что процесс имеет обратную связь (симптоматику), и выводы влияют на условия задачи.

«Что ж… – приходило философское, – и даже физики о чём-то похожем предупреждали»[106].

Снаружи докатило «бом-м-м!» со Спасской башни, что даже вполне вписывалось во флотские привычки – привычки к судовым склянкам, и сейчас Терентьеву не было необходимости коситься на наручные и настенные циферблаты: «…совещание через полчаса», вышагивая…

Кабинетная траектория проходила мимо большой карты полушарий, делая остановку, взирая: «И всё же – в отношении „холодной войны“… где у нас горячее всего? И практически всегда…»

Здесь в первую очередь взгляд обращался к самому неустойчивому региону – к вечно неспокойному арабомусульманскому миру Ближнего Востока. Где нефть ещё долго будет напитывать религиозные склоки, и не важно – бьют «чёрные фонтаны» на твоей территории или у соседа и свои ты интересы преследуешь или это опять, как и прежде, экспансивные провокации «неверных».

«Советский Союз для них тоже – „неверные“, как и западные демократии. Ввод войск в Афганистан стал для последователей Мухаммада красной тряпкой».

«США большой сатана, СССР меньший сатана…» – так вроде бы сказал иранский политический и религиозный лидер Хомейни?.. Однако он же, будучи заранее уведомленным о входе русских в Афганистан, вполне дипломатично пожелал советской стороне «поскорее выполнить задачу» и «вернуться домой».

«Поскорей» не получилось – советский контингент втянулся, и Иран сменил точку зрения, включившись в кампанию «помощи братьям по вере».

Пожалуй, одним из любопытных моментов стало личное послание Хомейни Горбачёву в 1986 году, где аятолла ратует, чтобы «перестроечный» СССР не «лёг под Запад». Контекст письма, судя по сохранившимся выдержкам, носил скорей духовно-просветительский характер, но неважно.

Ещё что-то там ребята из отдела обработки информации, буквально в двух строках «нарыли» – об интересах Ирана к станции «Мир» (на свежую память со вчерашних консультаций по космической тематике)[107] И это тоже станет важным, возможно, только к концу девяностых, когда станция начнёт окончательно деградировать.

Но к сведению все эти факты принять следует. Дружить с Ираном нам взасос не обязательно – мы не лезем к ним с коммунизмом, они к нам с исламизмом. И достаточно.

Видимо, всё это ещё в 1983 году учёл Андропов, сумев в самый разгар кризиса, связанного с арестом членов иранской компартии, беспрецедентно поладить с Хомейни.

Конечно, контактировал не сам лично, Тегеран конфиденциально посетил Примаков, в итоге сломив неприязнь аятоллы к коммунякам. Чем? А вот умеет!

Терентьев невольно улыбнулся. Ему всегда импонировал Евгений Максимович. Даже своей уже стариковской походкой – слегка вразвалочку.

Было что-то самодостаточное и уважительное в этом человеке.

Иран «сидел» под американскими санкциями, а сцепившись в войне с Ираком, остро нуждался в вооружении. С чем Примаков и пожаловал.

Как поговаривали в коридорах Минобороны, это замирение с Тегераном было инициировано Андроповым якобы просто от желания «почистить» армейские базы хранения (спихнуть устаревшую военную технику – в частности, танки Т-55, Т-62), но только ли? – очевидно, что с дальним заделом на будущее.

Между прочим, учитывая, что СССР активно поставлял оружие Багдаду, особых разногласий с Саддамом Хусейном по поводу «старых танков» не предвиделось – не Союз продаст, так Китай. А опыт столкновений иракской республиканской гвардии на новейших советских экспортных Т-72 против персов на китайских Туре-69 (аналог-реплика всё тех же Т-55) показал неоспоримое преимущество «семьдесят второго».

Вместе с тем иранским военным, разумеется, хотелось большего, и они сразу выдвинули встречные условия – расширить перечень поставляемого вооружения, включив и новейшие образцы.

Москва отделалась обязательством провести модернизацию, повысив боевую эффективность обещанных танков до уровня более современных Т-64А и Т-72 первых выпусков. Но на этом дело не ограничилось, и после недолгих прений были подписаны новые конфиденциальные соглашения: Советский Союз обязывался предоставить Ирану партию самолётов Миг-21бис, Миг-23МЛ, Су-22М3, а также оптимизированную линейку средств ПВО и других вооружений, старательно избегая в представляемой номенклатуре всего того, что может тем или иным образом использоваться афганскими моджахедами.

Техника формально шла через Сирию и Северную Корею, однако в Москве понимали – долго скрывать такую, можно сказать, беспринципную двуличность по отношению к «союзнику» Саддаму не удастся. Более того, может измениться вся политическая конъюнктура во всём этом змеином арабо-мусульманском кубле… в придачу с евреями, персами, интересами европейцев и, несомненно, притязаниями американцев.

Потерять «обиженного покупателя» в виде иракского лидера было не столь катастрофично – уже с середины «восьмидесятых» Багдад испытывал большие финансовые затруднения, кредитуясь в Кувейте и Саудовской Аравии и изрядно задолжав, всё более становясь неплатежеспособным.

А вот США, вскрыв сближение Москвы и Тегерана, могли пересмотреть свои взгляды в ближневосточном пасьянсе. Пока что Вашингтон сдавал карты, подбивая нефтеносных шейхов-саудитов на демпинг, поощряя Хусейна в войне против Ирана и, возможно, даже уже рассматривая вероятность «слить» одиозного диктатора.

Однако «кувейтская авантюра» Саддама в иных условиях могла впоследствии и не состояться.

Эксперты-аналитики ГРУ и КГБ скрупулёзно считали, просчитывали вариации, находя в таком развитии событий как плюсы, так и минусы.

– …Какова природа культа личности?

– Это вы о ком? О Сталине?

– Не обязательно. Себялюбие заложено корневой сутью в человеке и напрямую связано как с инстинктом самосохранения, так и с потребностью доминирования в стае. Однако процесс «обожествления», каким он нам представляется, формируется не сразу, а под воздействием внешних причин, когда они подкреплены и обоснованы. Электорат радостно подхватывает волну, а фигурант культа просто позволяет делать из себя безгрешного вождя.