Вслед за орудиями из трюмов начали поднимать ящики с маркировкой господина Сакаиды. Без лишних церемоний их бросали на грузовую сетку по нескольку сразу, лебёдкой поднимали на палубу и вываливали содержимое за борт. Вместо фарфора из ящиков сыпалась морская галька. Но все в Иокогаме, включая агентов Упыря, были уверены, что «Громобой» вышел из порта с фарфором в трюмах, и слух о драгоценном грузе летел впереди корабля.

На траверзе Уэды за «Громобоем» увязались три быстроходных катера. Местный даймё хотел то ли ограбить русских, то ли предложить охрану для прохождения через Сангарский пролив, знаменитый коварными течениями и пиратами. Но Тарновский ждал, когда на него начнёт охотиться зверь покрупнее мелкого японского князька. «Громобой» прибавил ход, и катера остались за кормой.

Возле мыса Эримо погода испортилась. Капер вошёл в полосу густого тумана, и Тарновский приказал сбросить ход до самого малого. Влага оседала на поручнях и бортах, пропитывала одежду и карты на штурманском столике, мир вокруг стал промозгло-холодным. Мимо проплывали берега острова Хоккайдо, невидимого в тумане, безлюдного и страшного. Из тумана прямо по курсу показалась тень. На «Громобое» едва успели переложить руль. Огромное судно промчалось совсем рядом, и все, кто находился на верхней палубе, расслышали гул машин.

– Почему не предупредил?! – рявкнул Тарновский радиометристу.

Радиометрист растерянно тыкал пальцем в круглый, как тарелка, экран:

– Его не было на радаре!

Капитан глянул на экран. Зелёный луч обегал его по кругу и высвечивал из небытия очертания Хоккайдо. Отблеск неизвестного судёнышка вспыхивал очень далеко, у самого радиогоризонта. Радар действительно не отображал судно, которое только что едва не протаранило капер. Тарновский пожал плечами и отвернулся. Он слышал о призраках погибших кораблей, но не верил в них до сего дня.

Первого августа «Громобой» миновал пролив между Итурупом и Кунаширом. Оба острова были необитаемы. После скоротечной войны погранзаставы и воинские части вывезли с островов, население эвакуировалось своими силами на траулерах, баржах-танковозках и даже на шлюпках. Оставшихся захватил высадившийся на островах японский десант. Впрочем, очень скоро японцам стало не до северных территорий, в ту бесконечную послевоенную зиму гарнизоны исчезли. От японцев остались несколько брошенных сборных казарм, ряды аккуратных могил… и больше ничего. Позднее русские и японцы, рыбаки, пираты, добытчики всех мастей и стран устраивали на островах временные лагеря, но сил закрепиться всерьёз не нашлось ни у кого.

«Громобой» проходил пролив ближе к Кунаширу. С мостика можно было разглядеть конус вулкана с вершиной, одетой в облака. Море оставалось пустынным: ни паруса, ни дымка от парохода. Доклад радиометриста не радовал – радиогоризонт чист.

– Будет чертовски обидно, если так и дойдём до Владика, никого не повстречав, – ворчал старпом Куртов, рослый, рыжий и сухощавый, весь словно составленный из углов, радиусов и прямых. Даже его шотландская бородка и блестящие залысины имели строгую геометрическую форму. – Купцы свечки ставят Николе Угоднику, чтобы вот так, без проблем, пробежаться до Иокогамы и обратно, а повезло почему-то нам.

– Пророчествами не занимайся, – оборвал старпома Тарновский. – А то на личности перейду: мало не покажется.

По части субординации капитану «Громобоя» всегда ставили твёрдый кол. Это с виду он плотный, уютный, в пушистом свитере-водолазке и с бородой в духе Хемингуэя. А тронь за живое и сразу узнаешь всё о себе и своих предках, вплоть до седьмого колена: кто, с кем и в какой позе. Спорить с Тарновским рисковал лишь один человек на капере. И это был не старпом.

В проливе Лаперуза «Громобой» попал в полосу жестокого, но скоротечного шторма. Горизонт скрылся за серой пеленой дождя. Валы перекатывались через бак, ломали дощатые щиты вокруг носового орудия и разбивались о надстройку. Капер то зарывался в волну, то взмывал вверх, обнажая подводную часть борта, где ржавых заплат было едва ли не больше, чем родного довоенного металла. Шторм начал стихать после полудня, и на радаре вспыхнула отметка от чужого корабля. Тарновский отдавал команды вполголоса, словно боясь спугнуть удачу:

– Чинить бутафорию вокруг пушек. Курс зюйд-зюйд-вест. Полный вперёд. Пусть думает, что мы его боимся. И вызовите этих… опознавальщиков на мостик.

«Громобой» вздрогнул от грохота колоколов громкого боя. Внизу, в глубине судна раздался топот по трапам, двери с гулкими хлопками запечатывали людей в отсеках и выгородках. Стены бутафорских надстроек рухнули, и орудия развернулись, следя стволами за пиратом. На «Певеке», кажется, ещё не поняли, во что вляпались, и продолжали преследовать капер. Второй снаряд разорвался у борта «Громобоя», обдав надстройку потоками воды. Со слов вернувшихся с Чукотки пленных, Тарновский знал, что капитан пиратского корабля нашёл где-то в доках мёртвого Сан-Диего артустановку Мк37 – отличное орудие, стоявшее на американских эсминцах ещё во времена Второй мировой. По сравнению со скорострельными хлопушками на купеческих судах и сторожевиках это была настоящая вундервафля, пятидюймовый монстр, способный расшибать корабли в щепки с недосягаемой для прочих пушек дистанции. Но пираты не смогли воспроизвести систему управления огнём и сложную механику подачи боеприпасов. Точность стрельбы Мк37 при волнении была никакая, а снаряды и заряды к орудию раздельно подносили на железных носилках. На один выстрел Мк37 каждая «рапира» могла отвечать тремя. Надо только подойти к пирату на расстояние действенного огня стомиллиметровых пушек, чтобы уравнять шансы в бою.

– Три румба вправо, – скомандовал Тарновский. – Самый полный вперёд.

«Громобой» рискованно накренился в повороте. В глубине машинного отделения завибрировали на предельных оборотах два дизеля, работающие на один вал. Из-под носа капера выросли и потянулись вдоль узкого корпуса пенные буруны. Бахнула носовая «рапира», и перед «Певеком» встал всплеск от разрыва.

– Андреич сегодня не с той ноги встал, – разочарованно сказал штурман про командира носового орудия. – Мажет!

– Не болтай! – одёрнул его Тарновский.

«Рапира» взяла пирата в «вилку»: недолёт, перелёт, попадание! Над надстройкой «Певека» взметнулся клуб дыма, взлетели обломки. Пристрелявшись, носовое орудие стало заколачивать в пирата снаряд за снарядом. Капитан повернул «Громобоя» ещё на полрумба вправо, чтобы ввести в дело кормовое орудие, и порой пират совершенно исчезал за завесой из частых всплесков. «Певек» отвечал. Пятидюймовая болванка пробила бак капера навылет, а затем шлёпнулась в море, не разорвавшись. Следующий снаряд влетел в носовой трюм, и все, кто был в рубке, увидели, как при разрыве палуба приподнялась и встала на место, а крышки люков распахнулись сами собой, выпустив клубы дыма от сгоревшей взрывчатки.

В рубке золотистые бронестёкла в кулак толщиной покрылись оспинами от осколков. Новый разрыв у борта, и осколки, как бритвой, срезали антенны, оставив капер без связи. Радист, долговязый поджарый парень, вскарабкался на мачту и, орудуя плоскогубцами, налаживал временную антенну. С мостика на него даже смотреть страшно: на качке топ мачты описывал сложные параболы, то опуская человека к кипящим волнам и брызгам, то вознося в безбрежную синеву. А радист зацепился карабином страховочного пояса за скоб-трап и сращивал провода, не замечая всплески и свистящие вокруг осколки.

– Каков орёл! – восхищался радистом старпом. – Если не сверзится, дадим Артёму премию!

– Обойдётся, – сухо отвечал Тарновский.

Носовая «рапира» начала давать пропуски при стрельбе – орудийный расчёт терял людей и не выдерживал темп боевой работы. От сотрясения при разрыве сами собой отдались якоря и рухнули в бездну, с грохотом увлекая за собой цепи. Ход корабля сразу замедлился, но выбирать якоря некогда – пират выйдет из зоны обстрела «рапир», и тогда всё, конец бою. На бак послали боцмана с автогеном – резать цепи. Мощный, как доисторическая горилла, боцман Твердохлеб с квадратной фигурой и вырастающей прямо из плеч бритой башкой, орудовал шипящей горелкой, пригибаясь всякий раз, когда близкий разрыв обдавал его потоком брызг. Раскалённые звенья лопнули одно за другим, якорные цепи хлестнули по блокам, чёрными змеями скользнули в клюзы. Очередной снаряд с «Громобоя» ударил пирата в корму. На «Певеке» заклинило руль, пират потерял управление и побежал по широкому кругу.