В за конфетами я нашёл набор медиаторов, который искал, наверное, полгода! Я тогда вышел из музыкального магазина, положил их туда, чтобы точно не забыть, а потом перевернул с ног на голову свою комнату, чтобы их найти. Как вам моя память? Мне тоже нравится.
В глубине бардачка я нащупал какую-то колбочку и потащил её на свет – это оказались дашины роликовые духи с блёстками. На какое-то мгновение я замер и просто смотрел на них: поначалу мне захотелось их разбить об асфальт, но я передумал и, открыв, провёл роликом по запястью – тут же запахло грушей и ванилью – она давно ими не пользовалась, потому что запах застыл в воздухе, от чего начинало свербеть в носу. Наверное, теперь у меня аллергия на каждое воспоминание о ней…
Я убрал свисавшие пряди волос за ухо и направился к багажнику, в надежде, что мне не придётся искать запасной мешок. Кроме черного папиного кардигана и каната с узлами, который почти разгрыз Барни, ничего не было, и я со спокойной душой закрыл багажник, потому что каких-нибудь находок, царапающих память, мне не хотелось. Поплутав между домами, я нашёл контейнеры для мусора, куда швырнул пакет, и переложив в правую руку обнаруженные вещи, направился к дому. В кармане кардигана лежала почти пустая пачка сигарет и недолго думая, я закурил одну, попутно раскашлявшись от глубокой затяжки, ну или от того, что не умел курить, как бы ни практиковался иногда в свободное время. Не скурив и половины сигареты, я, потушив о ручку урны, выкинул бычок и зашёл в парадную.
Парадная была не такой узкой и крохотной как в Энске, здесь стояли два нефролепсиса возле лифта, и алое у журнального столика. У окна стояло несколько высоких барных стульев у стойки, а за ними небольшой лобби-бар. За лифтом был выход во двор, где был просторный бассейн, окруженный высокими пальмами, прорастающими через мраморную бежевую плитку, лежаки и открытый коворкинг с цветными лавочками, на которых сидело несколько человек со стаканчиками кофе и ноутбуками. И если не знать, что это жилой комплекс, то казалось, что ты попал в уютный современный отель, совмещенный с рабочим зданием, потому что атмосфера двора была свободно-деловой. Интересно, какой вид будет с 12 этажа? Я уже совсем забыл с моего последнего визита, что тут есть.
– Ого, Макс, откуда столько еды? – Спросил я, рухнув на кухонное кресло. Давайте я расскажу вам о виде из окна попозже – я ужасно голодный, как вы помните.
– Ну, пока ты целовался с машиной, было время заказать! Что ты будешь? – На столе стояли упаковки с миньонами с брусникой, рыба с пюре из брокколи и есть стейк, судя по всему медиум прожарки с картошкой.
– Я буду всё! – Воскликнул я, вооружившись приборами.
– Тогда накладывай! – Произнёс устало он, приглашающим к плите жестом. Да, Макс – это не папа – ухаживать не будет. Я навалил в тарелку всего понемногу, закинул капсулу в кофемашину, и побрёл к своей комнате. – Вернись назад! Я не хочу убирать потом по всей квартире крошки, если к тебе опять психоз вернётся! – Я, закатив глаза, вернулся за стол, с грохотом поставив тарелку. – Не впечатлило! – Я поджал губы и испепеляющим взглядом посмотрел на Макса. – После твоих выходок в самолёте ты меня уже не пробьёшь! – Я вздохнул, уткнувшись в тарелку, и придался гастрономическому оргазму.
Когда я проснулся, то за дверью комнаты было тихо, а судя по часам, стоявшим на моём рабочем столе, дело близилось к ночи. Я сонно потянулся и, сев на кровати, посмотрел в окно: город жил своей вечерней жизнью – горели вывески кафе, сверкали витрины магазинов, слышался уличный гам, где-то играли на гитаре, распевая местные песни, по дороге проносилось бессчётное количество машин, спешащих куда-то в центр, – в общем, всё было как и дома, только, вот, совершенно не по-домашнему.
Я поднялся с кровати и только сейчас осознал, что проспал в косухе, рубашке, джинсах и футболке, даже не замечая этого. Нужно было переодеться! Осталось только вспомнить, в каком из этих шкафов вещи? Правый, угловой или низкий посередине? Ладно, начну с углового. Так, пальто, куртки, ветровки, ого, даже пуховик. А это что за дверца? Понятно, обувь сейчас не интересует. Ла-а-адно, пойду к правому, низкий пока что не заслужил моего доверия! Но и в правом мало что было интересного, кроме книжек, рубашек, джинс и прочей ерунды. Неужели в этом маленьком комоде все мои домашние вещи? У меня явно их больше! Что ж, должен признать, был не прав, в этот комод вместилось невмещаемое, ха-ха. Я вытянул серые меланжевые джоггеры, свободную футболку и нижнее бельё, направившись в ванную. Как же я давно уже хочу смыть с себя всю усталость под тёплым душем, вы не представляете! Мало того, что я толком не умывался уже сутки, так еще и весь пропотел ни раз, пока мы добрались сюда, – чувствовал себя чумазой шпаной с улицы, потому что с трудом переносил, когда меньше двух раз в день находился в душе. Это же так неприятно таскать всю грязь с собой, словно ходить в пыльном мешке вместо одежды!
Вот он, настоящий катарсис – чистое тело и стакан холодной воды с лимоном – высшее мирское наслаждение. Я даже на Макса перестал злиться, потому что чувствовал себя блаженно в вещах, пахнущих свежестью, и в теле, пахнущим первобытной чистотой. Я вышел из кухни и завернул в зал, откуда выливался тусклый свет от телевизора.
– Ну ты, конечно, и поспать любитель! – Воскликнул Макс, оторвавшись от хоккея, когда я сел рядом на диван. – Твой отец звонил, не хочешь поговорить? – Я замотал головой, когда Макс стал протягивать мне телефон. – Тогда хотя бы напиши, что всё нормально, он же ждёт!
– Ладно, напишу, – буркнул я, лишь бы Макс отвязался. – Тебе интересно? – Я перевёл взгляд на экран телевизора, где бесцельно гоняли шайбу уже 5 минут с моего прихода в комнату. Макс кивнул, увлечённо наблюдая за происходящим на катке. Интересно, он вообще заметит, если я уйду? Сейчас проверим. Я вышел из комнаты под страстные крики болельщиков из телевизора и скрылся в коридоре – тишина. Да, на разговоры по душам теперь можно явно не рассчитывать. Придётся пересмотреть свои привычки, а Максу явно пора завести детей, чтобы понимать, когда нужно убавить звук в телевизоре…
Я сел на подоконник и уставился в окно – ковыряться в телефоне или ноутбуке мне мало хотелось, а завалиться спать по новой я был не готов. Что же до вида за окна – он был чудесным – мерцающие, как елочная гирлянда, улицы, возведённые по принципу трёхлучия; парк с гигантским колесом обозрения, находящийся в квартале от моего окна, пестрил своими красками беззаботного веселья, а чёрное небо раскрашивали фонтаны из разноцветных звёзд, которые будто срывались от скуки с неба и, опускаясь на землю, переливались на кронах деревьев. Разноцветные вспышки освещали горизонт в сиреневые, лазурные и апельсиновые тона, то и дело привлекая внимание своими пируэтами, внезапно появлявшимися в небе; бакалейные лавки, которые укладывались поудобнее на ночь, закрывали свои блестящие глаза-витрины; магазины и кафе, которые встречали своих последних гостей, выглядели довольно симпатично, вписываясь в углы домов или первые этажи зданий; бронзовые памятники на мосту, привлекающие лишь туристов, меланхолично взирали на ночных кутёжников, как и мраморные статуи каких-то мифических богинь, которые провожали своей девственной улыбкой посетителей театра; шумное городское ралли закрывало свои дневные трассы, позволяя редким зрителям пробежаться от одного светофора к другому, взамен на тишину, как и истоптанное поле для вечных пробежек, устало вздыхало под ногами сумеречных прохожих, шастающих от одного заведения к другому. Воздух был свежим и солёным, потому как море, шум которого был слышен даже в 7 остановках от него, неспешно заканчивало свои беседы с прибрежными жителями, превращаясь в сонную сапфировую гладь, постепенно чернея и провожая последние облака беспокойным отражением, охлаждая свой тревожный пыл. Небо уже и вовсе потускнело, как перед дождём, и серая дымка поглотила нежные лавандовые облака. Наступила ночь. Тихая одинокая ночь. С привкусом морской соли и звёздным послевкусием. Я почувствовал, что потускнел, как и небо, погрузившись вновь в свои мысли, даже не улавливая их вечно обновляющийся поток.
