Но было в этой идиллии и то, что разрушило её навсегда. Я ей изменил. И да, можно задавать миллион вопросов: зачем? почему? боль ради минутного удовольствия? Но у меня нет ответа и нет оправданий. Я изменил ей один раз и до сих пор не понимаю зачем. Когда она узнала, то не было истерик или скандалов, она просто молча ушла, оставив меня наедине с произошедшим. Это случилось на моём последнем концерте, хотя, без неё не было бы и первого. Она заставила меня поверить в то, что я смогу собрать целый клуб народу, которому понравится моё творчество, она помогала мне придумывать песни, подыгрывала партии и вдохновляла на смелые решения, она была моим толчком к творчеству, а я просто воспользовался, получается, ей и сдал назад, как бракованный товар. Тогда я был очень пьян и не понимал, кто вертится вокруг меня и что от меня хотят, я просто поддался какому-то животному инстинкту, который тут же был замечен. Я помню, какой радостной она зашла в этот клуб и какой опустошённой вышла из него. Единственный человек, который не бросил её в тот день – был мой папа, на груди которого она рыдала несколько часов, а потом просто встала, попрощалась и ушла, разорвав все контакты со мной. Она никому не говорила, что произошло, и наши общие друзья до сих пор не в курсе этого, но за неё кричало её сердце, которое отторгало меня всякий раз, когда я пытался его вернуть.
Спустя полгода она прочитала мои сообщения, и ответила, что простила меня, но я чувствовал, что я не был прощён. Мы встретились, она позволяла мне держать её за руку и обнимать, но я чувствовал, как в ней не осталось абсолютно ничего от прежней Даши. Я понимал, что я сломал какие-то механизмы внутри неё, и я очень боялся, что всё вернётся в начальную стадию. Но этого не произошло. Она стала сильной и независимой, и больше не позволяет пользоваться её эмоциями или душой, она предпочитает быть в одиночестве, чем доверять кому-то. Она нашла в себе целый мир и ей его было достаточно, она легко отпускала и прощалась, не испытывая в ком-то потребности, когда все то необходимое, что люди жизнями ищут в других было в ней самой. И я уже хотел сдаться, но судьба, видимо, подкинула мне туз. Хотя, он был не в мою пользу.
Этим летом я разбился на машине и частично потерял память, и это было совсем не круто, когда перед тобой стоят твои родители, а ты даже не понимаешь, кто это. Меня спасло лишь то, что моя бабушка была доктор медицинских наук и функциональным нейрохирургом, и в буквальном смысле собрала меня по частям. Я провалялся в больнице 3 месяца, два их которых я лежал в рупрехтской клинике, а последний уже в Энске. Тогда Даша отыгралась на моём мужском самолюбии, и я уверен, что делала она это специально, чтобы меня позлить. Видели бы вы в каких платьях она приходила ко мне в палату… ох, я каждый раз напоминал себе не сильно возбуждаться снизу, а то мало ли что. Память ко мне вернулась также неожиданно, как и пропала, но та пропасть, которая была преодолена между нами в период болезни была невероятна глубока, и отчасти, я рад, что всё случилось именно так. Печалит меня лишь одно – иногда я совершенно не помню, что со мной происходило день назад, да и вообще с памятью остались проблемы, но кто знает, может и это к лучшему…
Что ж, я наконец подал признаки жизни и покосился на Макса, он читал какую-то книжку, то и дело сонно закрывая глаза. В иллюминаторе мелькали яркие огоньки городов и бескрайние лесные чащи, прерываемые лишь маленькими квадратиками ржаных полей. Вообще, Макс хороший человек и точно не желает мне плохого, они дружат с папой 34 года, и всячески поддерживают друг друга. В детстве Макс всегда подбадривал папу после очередного скандала дома, если в это время был в гостях, а папа в свою очередь помогал ему по учёбе, когда они стали взрослыми, то папа помогал Максу финансово, а тот физически, разбираясь со всякими умными бумажками. Сейчас они оба ни в чём не нуждаются, и их дружба вернулась к своему безвозмездному началу, основывавшемуся на доверии и сопереживании. Свадьбы, рождение детей, взлёты и падения, личные трагедии и первые морщины – все это они проходят рука об руку, и я, если честно, завидую такой крепкой дружбе, которая проверена и деньгами, и временем.
Время в полёте шло очень медленно, и когда я вновь посмотрел на часы, то оказалось, что прошло менее получаса, с моего последнего взгляда на них. Я решил проветриться и дойти до уборной, попутно умирая от желания выпить апельсиновый или морковный фреш. Я осторожно перелез через заснувшего Макса, хотя места было достаточно для того, чтобы просто пройти, но вы бы видели, как он спит – у меня даже Барни так не расползается по кровати. Побродив меж пустых кресел, я зашёл наконец в туалет, обрадовавшись, что меня ждала не дырка в полу, а волне себе приемлемая кабинка для справления нужды. Я посмотрел в зеркало – пока что, моё отражение меня устраивало, разве что, можно было причесать волосы и я буду готов дальше быть похитителем сердец, ну или как там их называют. Вернувшись назад меня уже ждал апельсиновый фреш с палочкой корицы, лежащей рядом на блюдце. Оперативно! Я достал телефон в попытке отвлечься от полёта, потому что внутри меня всё еще пульсировал сигнальный маяк, готовый в любой момент запустить свою сирену.
Я решил открыть дашино сообщение, не знаю, что нового я хотел там увидеть, но мне казалось, что если я перечитаю, то будет хотя бы иллюзия того, что она рядом, на соседнем сидении, печатает всё это, иногда хмуря брови или поджимая губы в поиске точной метафоры для моего маргинального положения в её глазах. Всё бы отдал, чтобы сейчас увидеть это зрелище! Но телефон явно не разделял моего желания, а потому предательски не загорался, сколько бы я не нажимал на кнопку включения и сколько бы раз не подносил палец к сенсору. Я достал зарядку из рюкзака, но и это не дало своих плодов, оставив меня один на один с чёрным экраном безразличия.
– Макс! – Вздохнул я, повернувшись в его сторону – но Макс спал как убитый. – Ма-а-акс! – Я потормошил его, зашипев более настойчиво. Макс еле-еле разлепил глаза и посмотрел на меня. – У меня телефон не работает! – Макс посмотрел на часы, потом на меня, потом вновь на часы, поправляя их на руке.
– Половина пятого утра, какой телефон? Почему ты не спишь?
– Не хочу! Он даже от зарядки не включается!
– Может он перезагружается, – сонно поморщился Макс, потирая нос.
– Я понял, вы с папой решили и телефон мне поменять, чтобы точно меня назад не возвращать! – Воскликнул я и заулыбался. – Серьёзно?! Вы даже не смогли это обсудить со мной?! Я что вам игрушка какая-то? – Я замахнулся рукой, чтобы кинуть телефон, но вовремя решил, что это лишнее.
– Послушай, я не хочу тебе рассказывать о том, что это вынужденные меры и что никто не хотел быть жестоким, и я не хочу с тобой ссориться из-за какой-то ерунды.
– Ерунды? – Изумился я, вскинув брови.
– Куда ты пошёл? Лёша! Я с тобой не договорил! – Крикнул Макс, перейдя в середине на недовольный на шепот. Я махнул рукой и сел на кресло, через 3 ряда от него.
– Не хочу сидеть с предателем! – Метнул я, в надежде, что он расслышит все ноты презрения в моём голосе. А после лег поперёк двух кресел, свесив через ручку последнего ноги. Тоже мне, воспитатели нашлись! Но блаженная тишина длилась недолго, потому как не успел я открыть глаза, как передо мной оказался Макс, протягивая нераспечатанную коробку. – Что это?
– Твой новый телефон!
– Он мне не нужен, я буду отшельником и буду жить в лесу! И вообще, отстань от меня!
– Удивляюсь, как тебя твой папа терпит! – Бросил Макс, положив белую коробку на соседнее кресло. Как только он скрылся из поля моего зрения, я тут же взял её в руки, стараясь еле слышно снимать плёнку – не должен же Макс услышать, что я так быстро сдался.
Когда самолёт начал снижаться, я застал себя на тех же креслах, но укрытым пледом и с подушкой под головой. Я даже не заметил, что проспал почти 7 часов, но ноющая шея и затёкшая спина смогли убедить меня в обратном. Мы приземлились в рассветную дымку тихого аэропорта, казавшегося рисунком с открытки из-за своего спокойствия – жизнь здесь еще не проснулась.
