– Я люблю тебя!
– И я тебя люблю, мам!
– Я очень за тебя переживаю и не хочу тебя отпускать, никуда не хочу отпускать моего воробушка!
– Правда всё так серьёзно, что мне нельзя этого избежать? – Марта тяжело закивала головой.
– Более чем серьёзно, папа бы не стал всё это устраивать, если бы смог решить всё своими силами. Но у него не получается, и он уже на пределе своих возможностей, чтобы защитить тебя.
– Но если пропаду я, то переключатся на тебя или на него!
– Твоя жизнь важнее… – Спустя несколько минут ответила Марта. – И я не допущу, чтобы какие-то отморозки считали иначе! – Марта выпустила меня из объятий и села назад. – Не могу так долго сидеть, – она устало улыбнулась, пока внутри меня все еще отзывались эхом её слова.
– Барни, подвинься!
– Да пускай сидит как удобно!
– Ну он же все-таки джентльмен, место уступать умеет! – Как только Барни перешёл от изголовья к изножью, то я сел на кровати рядом с Мартой, от чего она взяла меня за руку. У неё были тёплые мягкие руки, такие, словно детские варежки, которые с любовью были сшиты специально для тебя и грели в холод по-особенному, потому что грели любовью, а не только шерстью какой-нибудь сердобольной альпаки.
– Просто папа только недавно перестал пить антидепрессанты…
– Разве его психотерапевт это одобрил? Папа ничего не говорил.
– Мне тоже ничего, я случайно увидела заключение, когда убиралась. Там была положительная динамика и что экспериментально решено отказаться от лекарств на месяц. Но твой папа не спал уже третьи сутки, и боюсь, что как бы все заново не вернулось.
– Но, ты же его не оставишь?
– Нет конечно! Конечно нет, ты что! Наоборот, я даже не хожу на йогу последнюю неделю, чтобы следить за его настроением. Это он сейчас тебе не показывает, строит из себя непроницаемого, но на самом деле его всего разрывает изнутри, и он так переживает из-за тебя, что даже уснуть не может вместе с лёгким снотворным, не говоря уже про травяные чаи и прочие безобидные методы.
– А меня всегда твоя настойка усыпляет, – Марта впервые засмеялась с того момента, как зашла ко мне. – Иногда до кровати добежать не успеваю, Барни потом затаскивает!
– Мне бы твоё настроение! Подожди – подожди! – Марта стала глубоко дышать и схватилась за живот.
– Тебе плохо? Позвонить в скорую? Папа! – Наконец вскрикнул я.
– Нет, все хорошо! – Марта засияла.
–Что случилось? – Папа подлетел к Марте, опустившись на коленки перед ней. – Что? Что такое? – Её улыбку пока что никто из нашей мужской компании не разделял.
– Толкаются! – Марта взяла папину руку и приложила ладонь к животу, его волнение тут же сменилось восторженной мимикой – он буквально за мгновение из колючего ежа в пушистого кота. Я вообще почти впервые увидел его таким счастливым, словно у него вся жизнь поменялась после того, как он собственной рукой почувствовал толчок. Не думал, что дети могут так осчастливить человека.
За время ужина света так и не появилось и меня отправили за новыми свечами, потому что те четыре, которые героически держались уже четвёртый час подряд, приказали долго жить. Я видел как родители хотят поговорить со мной о предстоящем, но никто из нас троих не решался начать этот диалог, поэтому, когда меня отправили за свечами, я был несказанно рад, тем более, у меня есть несколько дел, которые я хотел бы сделать без посторонних глаз.
Я зашёл в свою комнату и достал из-под кровати несколько маленьких коробок, которые теперь хотел разложить в укромные места, чтобы появилась тоскливая аллюзия моего присутствия, когда их найдут. Вообще, в них лежало несколько занятных вещиц, но я хочу рассказать только про одну «упаковку» из трёх, потому что на неё я потратил больше всего эмоций, чем на другие. Для этого переместимся в нашу детскую, этот рассказ о ней.
Раньше, до того, как в нашей жизни появилась Марта, эта комната сначала была гостевой и ей никто из нас двоих особо не пользовался, с Мартой эта комната превратилась в зал – мы поменяли обои, шторы, докупили мебель и белый фортепиано, который теперь стоит на даче. Каждый субботний вечер мы проводили здесь вместе, смотря кино или играя в приставку, до сих пор с теплотой вспоминаю эти вечера, потому что после них оставалось приятное послевкусие на неделю вперёд. Когда Марта узнала, что беременна, то комнату ждали большие перемены – все комнаты в квартире уже были распределены под каждого члены семьи, а зал был единственным местом, которое подходило бы под просторную детскую, потому что это самая большая комната в квартире, почти как две моих, но это неважные детали. Подготовка к ремонту началась издалека – с УЗИ, на котором решилась судьба интерьера и магазинов, в которых предстоял строительный шопоголизм. Начиналось всё с безобидных наволочек, а закончилось тем, что мы все втроём белили стены и обновляли обои с персикового на молочный. В один из дней Марта принесла откуда-то огромного плюшевого жирафа, доходящего почти до потолка, и под наши с папой ошарашенные взгляды затащила его в детскую. Так у нас появился Ромео. Между прочим, Ромео иногда носит худи и костюмы, которые портит Барни. Барни по началу был очень осторожен с ним, а потом пустился во все тяжкие и стал время от времени проверять его конечности на прочность. Потом папа, пока заправлялся, увидел в магазине на заправке махровую овцу – Матти поселилась на кресле-качалке, возле одной из кроваток. Постепенно каждый из нас троих покупал что-то своё в комнату, благо, как раз было три будущих ценителя дизайнерской мысли – есть где разгуляться. Например, я купил бархатного голубого слона, когда зашёл в детский торговый центр за кофе. Вообще, у меня тогда глаза разбежались – слоны, медведи, тигры, куклы, машинки, – все было невероятно красивым и все хотелось купить, но я всё же не дальтоник и ярко-розовый медведь явно бы не вписался в молочно-небесную гамму комнаты, а потому, вместо кофе я ушел довольный со слоном, у которого был колпачок со звёздочками для сна и завивающийся хвостик. Я поставил его между кроваток, рядом с пеленальным столиком, и, заходя, каждый раз радовался Алексу. И нет, детство нигде у меня не заиграло!
А недавно я решил просто побродить по центральному детскому магазину и потешить детскими вещами свой интерес к родительству. Но кто же знал, что я потрачу там больше пяти часов и выйду с горой пакетов, которая не поместилась в багажник. И это я еще не целенаправленно шёл! Но вы просто представьте: миниатюрный лимонный джемпер из жаккардовой шерсти или платьице с пайетками цвета орхидеи, или новогодний комбинезончик с оленями, или носочки, размером с мой мизинец, или хлопковые абрикосовые шортики, которые были бы впору Барни, когда он был щенком, или флисовая юбочка цвета морской волны, которая была покрыта блёстками, – чёрт, я парень, но я умилялся как девчонка и клал всё в тележку – не буду же я на детях экономить! По приезде домой я переложил все вещи в три красивых пакета и спрятал от лишних вопросов, но вот они теперь в моих руках, и я даже не знаю, куда их положить, чтобы родители не нашли их в туже секунду, как я уеду. Потому что, помимо вещей здесь еще лежат три письма для моих крошек, в которых я рассказываю им как же сильно я их люблю и надеюсь на скорую встречу, а еще, что никогда не брошу и всегда-всегда буду защищать от всех невзгод этого мира, чтобы жизнь показалось им праздником, а не пыточной (не могу сказать, что моя жизнь – дорога на эшафот, но пару моментов хотелось бы переиграть). Мне кажется, я буду хорошим братом… По крайней мере, я на это надеюсь.
Я сел в кресло-качалку, взяв в руки Матти, пытаясь сообразить куда все сложить.
– Как жизнь, дружище? – Обратился я к Ромео. – Дерьмо, – ответил я за него басовитым голосом. – Согласен! Все свернулось как хвост Алекса и блеет, как Матти в припадке… – Я вышел на балкон и посмотрел по сторонам: город погрузился в вечерний коллапс – пробки, очереди в кафе, магазинах, толпы людей на улице, спешащих кто куда, – всё это освещалось яркими фонарями мостовой и цветными вспышками витрин через каждый метр. Никогда не был столь сентиментальным к бытовым вещам, будь то вид из окна или любимая ложка на кухне, но в день отъезда всё ощущается по-другому, словно ты маленький ребенок, который тащит все свои игрушки в кровать, чтобы они не обиделись, что ты выбрал кого-то одного, – так и я со своими воспоминаниями и чувствами тащу всё что вижу и слышу, потому что не хочу всё это забывать. Кстати о ложке, надо бы её забрать, а то другими есть невкусно!
