- Так ты ж сам от нее уехал?!
- Я ведь писал ей из Свердловска, что здесь плохо мне, еду место получше искать...
И складки сомнений нет, что все делал правильно.
А в нашу зону он, оказывается, попал вовсе не с воли, а из бытового лагеря, где отбывал срок за неуплату алиментов этой вот, первой жене.
-А с каких сумм мне бляди платить, - не спрашивает, а спокойно объясняет. - Ей же на троих денег давать, так ползарплаты отчислят. А у меня с новой женой шестеро детей.
- Шестеро? Как она их прокормит без тебя?
- В столовой уборщица, прокормит. Вот купить им шмотки, обувку трудно. Зарплата - слезы.
- Ты ей чего-то переводишь?
- Говорил, чтоб на алименты в зону подавала. Да че там, какой смысл. Ползарплаты на "проволоку" идет, ну, за питание вычтут, по иску возьмут... Но рублей десять кажный месяц посылаю.
("Проволокой" называют особый налог на содержание лагерной администрации в размере половины зарплаты осужденного.)
- Это на шестерых-то! Василий, "проволока" приравнена к налогу. Алименты обязаны вычитать из заработка до уплаты налогов. Твоим могут высылать до пятидесяти рублей!
- Да... Я и не знал, - высказался он вовсе без энтузиазма. Почему-то мне показалось, что постарается поскорее забыть об этом разговоре.
Он не глуп. Просто на своих детей сейчас так же наплевать, как когда-то на чужих. Без экспрессии наплевать, спокойно: как идет, значит, так надо. Коли можно будет не наплевать, так и не наплюем... А што?
Заговорили о последнем вызове - на следствие в Смоленск.
- Замело ГБ одного старичка. Из наших - был мой начальник, взял на службу. Возили меня с ним на очную ставку.
- Он?
- Он. Изменился здорово, тридцать лет все ж прошло, да только все одно - я узнал. А че с ним теперь сделают?
- Старик. Из начальства. В зоне не работник.... Вышак.
- Жалко старика.
Жалко, так зачем опознавал?.. Я не спрашивал - бессмысленных разговоров не веду.
Благодарный за нужные показания следователь дал Васе право на получение внеочередной посылки в тюрьму.
- Спасибо Аньке-сибирячке, сразу выслала.
Анька-сибирячка - Васина сестра. Далее следовал рассказ, как когда-то он ездил к сестре в гости.
- Муж ейный - начальник с портфелем. Вечером говорит мне: выпить хочешь? Ясно, хочу, че я не человек, что ли. Ну, говорит, только Аньке не сболтни, щас достанем. Анна, идем с Василием гулять, город ему покажу. Столовка., заходим туда с заднего хода. Заведующая сама нам навстречу выскочила. Во баба! Че вам надо? Сама не понимаешь?! Щас будет. Выносит нам на подносе графин водки и закусь. Хорошо угостила. Зять ее жарил, я сразу допер, потому боялся, что я Анке сболтну. Ну, стоящая у зятя баба. Сиськи во!
...Больше всего в этом месте опасаюсь, что читатель подумает, будто я обличаю "военного преступника". Во-1-х, как раз среди них я встречал совсем иных людей (другая тема, я уже писал о ней в "Месте и времени"). Во-2-х, вчера таким же Васей выглядел обвинитель, прокурор на новгородском процессе, успевший за три минуты эфирного времени солгать, по моим подсчетам, минимум два раза. И телекомментатор процесса - тоже. Почему я сравниваю обычных советских лжецов на должности с сотрудником гиммлеровской военно-полевой полиции? Да потому что у лжецов на должностях никогда не хватило бы духу сказать "нет" врагу в лагере для военнопленных, где из троих молодых людей двое погибало от голода и болезней (данные, имеющиеся у меня здесь: из пяти миллионов семисот пятидесяти тысяч советских военнопленных, преимущественно солдат-новобранцев, погибло за четыре года войны три миллиона семьсот пятьдесят тысяч). Кто из этих, "нынешних", мог бы умереть за отечество в безвестности, как собака за хозяина, бесславно, не только без благодарности Родины, но наоборот, оплеванным ею, умереть с достоинством ради своих внутренних принципов - люди, которые и жить с достоинством не научены! Все обличители Коробкиных, прокуроры и пропагандисты, следователи и писатели доведись поменяться с ним местом в тех обстоятельствах - и никто не заметил бы сейчас разницы между нынешним судьей и нынешним подсудимым. Все простые советские люди, воспитанные на лжи и потому бессильные перед Злом.
Может быть, потому я так несдержанно об этом говорю, что узнал, слава Богу, достаточно людей в Союзе, способных с достоинством и жить, и умереть во имя принципов их духовной жизни. Но с годами безмысленная, бездуховная муть все шире разливается по этой стране. Греки когда-то определили самый могущественный народ своего мира, персов, как "людей, которые не умеют говорить "нет"... Сейчас здесь, в Ермаке, я кругом вижу людей, которые "не умеют говорить "нет" - ни начальству, ни подлецу, ни - что главное - самим себе, своей внутренней пошлости и распущенности, что присуща человеку. Это реальность, которая окружила меня после выхода из зоны на волю, она-то и заставляет вспоминать Васю Коробкина...
...В соседней со мной комнате живет разливщик стали на комбинате ферросплавов - 28-летний экс-милиционер, уволенный из МВД за алкоголизм. Устроившись на завод, из первых четырех дней работы пропьянствовал три, снова пьянствует, и уезжал лечиться от алкоголизма, и после этого опять пьет. Троих внучат кормит его пожилая мать.
...Дом напротив. Вдовец, чиновник, владелец немалого приусадебного хозяйства. К слову, в прошлом коллега Васи Коробкина по службе в гехаймефельдполицай, в нынешнем - мой "опекун" от ГБ по месту жительства. Иногда, налакавшись, дядя Вася выходит на промысел - ворует у соседей мясо из кладовок и охапки сена из стогов.
...Еще сосед по квартире - молодой казах. "Условник", получивший за взятку в милиции право жить не в общежитии, а на частной квартире. Укладчик бетона, пропивает приличную получку за два дня ("вмажем флакон, Михаил?") и до следующей получки ходит вечно голодным, ненавидя и завидуя тем, у кого имеются тарелка с едой. Особая примета - склонность ко лжи не для получения выгод, это бы нормально, а исключительно из какого-то своеобразного чувства самоутверждения ("Здорово я ему лапши на уши навешал, Михаил?")
...Другой объект наблюдения - пышнотелая супруга крупного инженера-металлурга. Собирает деньги у подруг на покупку импортных изделий у неких "торгашек", но вещи подругам не отдает, деньги тоже. Коли совсем припрут, всучивает подругам под видом "фирмы" какой-нибудь кемеровский промкомбинат, неаккуратно срезая с него советские наклейки.