После небольшой паузы я наконец ответил ему, вспомнив Лермонтова:

– Да. Однажды меня угораздило родиться.

– Однажды тебе предстоит и умереть, – подхватив мою мысль, ответил мой гость и продолжил: – Надеюсь, ты не забываешь об этом?

– Стараюсь ни на мгновение не забывать. Но мне страшно. Ты же знаешь, что я всегда боялся всего, что связано со смертью. Раньше я был хоть в чем-то уверен, а сейчас же вокруг меня один только бред. Бред и сомнения в этом же бреде.

Усмехнувшись, Странник ответил мне:

– Мне кажется, ты сейчас излишне категоричен, к тому же напрашиваешься на жалость к себе.

– Но разве я не имею права на жалость к себе? – начал было отвечать я, но тут же прервался и через секунду понуро добавил: – Хотя… Ты, как всегда, прав.

Я не мог не признать этого. Он был неизменно точен, и казалось, что эта точность была естественна для него. Морщины на его лице невольно наводили на мысль о множестве жизненных перипетий, через которые он, вероятно, прошел за годы своей жизни. Сколько ему было лет? Я не знал достоверно. Но всяко больше, чем мне. Выглядел он лет на сорок пять.

Я решил сформулировать свою проблему как можно более точно:

– Я не знаю, зачем мне жить дальше, и не знаю, где взять уверенности, что хотя бы какой-то путь правильный.

– Искренности больше. Тем не менее вопрос был банален, а значит, мой ответ будет таким же. Жить дальше, просто потому что у тебя нет права отказываться от жизни. А уверенность придет тогда, когда ты не оставишь места для сомнений и прочего вздора в своей голове.

Наконец я открыл глаза и, глядя в потолок, довольно резко прокомментировал его мысль:

– Ого! Признаюсь, я немного удивлен таким ответом. Мне не кажется, что сомнения – это бред. И почему это у меня нет права отказываться от жизни?

– А вот сейчас не верю. Ты все прекрасно понимаешь. Я в принципе не могу сказать тебе больше, чем ты можешь узнать или понять сам по себе.

Признаться, я был немного разочарован. Хотя я и знал, что мой собеседник не из тех, беседы с кем приносят мгновенное просветление или хотя бы некое облегчение, все же я надеялся на нечто вразумительное. Думать самому уже не очень-то хотелось, да к тому же не очень-то и моглось.

– Ты меня утомляешь, если честно, своей холодностью. Я, как обычно, ждал от тебя чего-то большего, – проговорил я.

– Зря.

Он посмотрел на меня несвойственным ему взглядом, в котором проглядывало сочувствие. Быть может, мне это просто так показалось или он намеренно изобразил это.

– Я хочу тебе кое-что показать, – улыбнувшись, сказал мой собеседник.

Внезапно я перестал ощущать какую-либо опору под собой, глаза окутала как бы мутная пелена. Я потерял ощущение притяжения к земле и от неожиданности вскрикнул, однако собственного крика я не услышал. Меня как будто бы перевернуло, я почувствовал ногами опору и снова ощутил свой вес. Меня окружала непроглядная темнота. Через секунду в метре от меня появился свет. Пелена пропала, и я ясно увидел перед собой светящуюся стену, высотой от уровня моих коленей и тянущеюся на несколько метров вверх. Свет был неяркий. Создавалось освещение, в котором я едва ли мог разглядеть собственные ноги. Казалось, что мы находились в неком пузыре тихого света, вокруг которого была кромешная темнота. Под ногами ощущалась некая опора. Почти сразу же рядом со мной появился Странник, возникнув из ниоткуда. Я старался сохранять спокойствие, потому что понимал: пока он рядом со мной, мне не стоит бояться чего-то еще стороннего. Когда я попытался заговорить, мой голос задрожал. Он как бы отразился у меня в голове эхом.

– Что ты затеял?

– Смотри.

Я посмотрел на стену, на которую кивком указал мне Странник. Собственно, кроме как на эту стену, от которой исходил ровный и тусклый свет, смотреть тут больше было не на что. Постепенно стена начинала проясняться и становиться прозрачной, будто стекло, через которое открывался вид, который я не сразу смог идентифицировать, несмотря на то что он постепенно стал абсолютно четким. Я находился в ступоре несколько секунд и постепенно начинал понимать, что за этим стеклом виден тихий дворик возле какого-то девятиэтажного здания. Однако это было скорее фоном того действа, которое и повергло меня в ступор. В полуметре от асфальта, распластав свое тело в воздухе почти параллельно земле, головой чуть ближе к ней, завис какой-то совсем молодой парень. С искренним непониманием глядя на него, я задал вполне закономерный вопрос:

– Что это за постановка?

– Это финал постановки, – ответил Странник и добавил развернутое пояснение: – Это конец жизни созерцаемого тобой подростка. Вернее, стоп-момент за три сотых доли секунды до точки невозврата.

Я мог всякого ожидать от Странника, но признаюсь, что подобное мне даже в голову прийти не могло. Приблизившись к стеклу, я попытался разглядеть лицо подростка. Однако он был повернут ко мне в профиль. Как будто следуя моим мыслям, панорама прокрутилась. Я оказался прямо перед ним. На вид ему было лет пятнадцать. Я смог отчетливо разглядеть его перекосившееся лицо. Его рот и глаза были широко раскрыты и, как мне показалось, они были полны ужаса. Я резко отвернулся, не желая смотреть на это, но вид на парня остался передо мной.

– Я так понимаю, я не смогу на это не смотреть?

– Ты ведь хотел смотреть? Смотри.

– Я посмотрел. Довольно.

– Не выйдет. На самом деле это еще не все. Хочешь поговорить с ним?

– Поговорить?

– Я недостаточно разборчиво говорю?

– Прости. Я не совсем понимаю, что именно ты задумал.

– Тогда просто согласись с тем, что я предлагаю.

Я уже было приоткрыл рот, желая возразить, но поняв, что Странник затеял что-то, что пропустить было бы большой ошибкой, я молча кивнул.

В то же мгновение перед нами, по нашу сторону стекла, предстал тот самый подросток. Он смотрел на нас абсолютно пустыми глазами. Выражение его лица было совсем не таким, как за стеклянным барьером. Несмотря на то что в данный момент он совершал самое отчаянное падение в своей жизни, здесь он был совершенно спокоен. Даже как-то неестественно спокоен.

– Шестьдесят секунд, – проговорил Странник.

Парень посмотрел в нашу сторону и, немного помедлив, пробормотал:

– Я умер?

– Нет. Умрешь через пятьдесят семь секунд, – холодно ответил Странник.

Я невольно взглянул на своего неподвижного компаньона. Я кивнул парню в направлении стекла. Тот растерянно обернулся и посмотрел в ту сторону, где за пределами этого загадочного пространства в воздухе находилось его тело. Он подошел вплотную к рубежу и протянул руку по направлению к нему, однако рука уперлась в невидимую преграду. Переведя свой пустой взгляд на нас, парень спросил:

– Что это значит?

– Я не знаю, что это значит. Для меня, например, ничего. Осталось сорок пять секунд, – немного усмехнувшись, ответил Странник.

– А что будет через сорок пять секунд? – растерянно спросил подросток.

– Мне казалось, я уже об этом сказал. Ты умрешь. Говоря более точно, ты вернешься по ту сторону барьера.

По лицу парня было ясно, что он пытался до чего-то додуматься, и его следующий вопрос прозвучал вполне искренне:

– Как? А что будет потом?

Я с любопытством посмотрел на Странника, где-то в глубине души надеясь, что услышу ответ на этот вопрос, который волновал и меня. Однако он ответил в присущей ему манере:

– Откуда мне знать?

– Но… но…

По лицу парня было видно, что он вот-вот заплачет. Я тихо, почти шепотом спросил у Странника:

– А-а-а… Что с ним произошло?

– Он свалился с карниза.

Ответ прозвучал намного громче, чем мой вопрос. Тело паренька обмякло, и он сполз на колени. Растерянно устремив свой взгляд на нас, он начал бормотать как оправдание:

– Я не знал, что мне еще было делать! Она… Она…

– Она?! Так ты спрыгнул с крыши из-за девчонки?! – прокричал я, не в силах скрыть возникшее чувство негодования.

– Нет. Он упал с восьмого этажа, а не с крыши. Пятнадцать секунд.