– Ты маньяк, а я совсем не твоя девушка.

– Да, я просто готовился к командировке и прочитал про здешний океан.

– Ладно, а я помню, какие-то детские строки, кажется, Юнны Мориц, я их рассказывала на утреннике в детском саду:

– Спасибо твоей родне, хоть в таком недалёком детстве в тебя вложили что-то хорошее.

– А тебе следовало идти учиться не на журналиста, а сразу в Литературный институт.

– А что такого? Хемингуэй тоже начинал как журналист, кто знает, что впереди меня ждёт? Главное выбраться отсюда живым и здоровым.

– Хватит болтать, философ, пора ехать.

Они сели в машину и, переваливаясь на ухабах, «уазик» двинулся, урча, по пёстрой тундре, где клоками торчала чудом уцелевшая после зимы хилая растительность – янтарная пожухлая трава наводила тоску на июньскую равнину у моря. Берег казался ровным, без холмов и подъёмов, поэтому горизонт не убегал далеко от забрызганного капота. Машина, надрывно воя и стуча суставами в коробе передач, преодолела графитовое русло ручья и вскоре замерла у кромки моря-окияна.

По беловатому, словно дымному небу, спешили облака. Лишь на западе в голубую заплатку одним глазком проглянуло полярное солнце, подсветив каменную россыпь берега, тёмный песок и полосу из серых, утрамбованных валом из волн, коряг, деревьев и веток, бережно уложенных океаном.

– Приехали, – сказал водитель и вышел из машины. – Только недолго, а то меня отцы-командиры будут искать.

Ребята вышли на скрипящие под ногами камни и песок и осторожно направились к прибою, перебираясь через свинцовые стволы. Начинался отлив, и постепенно обнажалось дно с остатками грязной пены, мусора – словно там, на глубине, неведомые великаны хлебали исполинскими глотками серую слабосолёную жижу. Насколько хватало взгляда, низкое небо плотной пеленой до самого окоёма накрывало кастрюлю океана, плескавшегося под безучастной Полярной звездой.

Женя и Алёна постояли, помочили руки и, вздохнув от нахлынувшей неведомо откуда тоски, повернули обратно. Слов не осталось, их выдуло зябким послеполуденным бризом. Тем более солдат, стоявший около «уазика», замахал руками и закричал:

– Ребята, пора! Меня вызывают по рации.

Девочка шла обратно и не сводила глаз с посёлка, оседлавшего вдали пологий спуск к морю. За несколькими десятками домов, почти на горизонте, сливаясь с оловянным небосклоном на западе, вырисовывалась ещё одна сопка с темными антеннами на макушке.

– Не знаю, как тебе, но мне здесь не нравится, – прервал молчание Женя, смотря под ноги. – Отвезите меня в Дом моряка, я устал с дороги, и мне не по себе от здешнего пейзажа.

– Как ни удивительно, я тоже здесь не могу найти себе места, но я уже начинаю обживаться. Ладно, поехали. Отдохни и вечером приходи ужинать, мой папа тебя приглашает. Смотри! Впереди на сопке что-то бледное, кажется, белый олень!

– Олень? Возможно. А мне видится лошадь, кстати, с всадником. Хотя я не знаю, да и откуда здесь лошади? Наверно, просто серый валун, и всё. Пойдём.

– Может, и камень, а может, и единорог. Предзнаменование?

– Не ведаю. А может, единорог, выискивает ту единственную, которой положит свою буйную голову на колени.

Женя рассмеялся, поглядывая то на солдата, то на девочку. Алёна промолчала – просто парень устал с дороги. Друзья сели в машину и направились в посёлок. Впереди жёлто-красным конусом упорно смотрела в небо сопка, а чуть далее, на восточном склоне, гроздья громадных валунов, как могучий Святогор, выглядывали на свет Божий из ледяного нутра Матери-Земли.

Вскоре Женя уже вышагивал, опустив голову в сторону красно-белого здания местной гостиницы.

– Женя, как устроишься, позвони! До вечера.

– Ладно.

– Куда тебя?

– Домой, встречать капитана со службы.

Жуков вернулся домой, точно поколоченный в подворотне хулиганами и, тая взгляд от дочери, болтал о всяких пустяках. Вовремя раздался звонок телефона.

– Алёна, ну мы встречаемся или нет? Я устроился и переоделся.

– Подожди, сейчас спрошу. Папа, звонит наш Женька, мы идём ужинать или нет?

– Да, скажи, я уже заказал столик в «Северянке», и нас там ждут в семь часов, пусть приходит.

– Слышал? Найдёшь кафе «Северянка»? Если нет – вызови такси.

– Ага, тоже мне Шанхай нашла. До встречи.

Алёнка вертелась около зеркала, раздумывая, что надеть. – Папа, хочешь, я пойду в платье?

– Да, хочу, а то ты вечно как мальчишка – всё в джинсах да кроссовках.

– Но у меня с собой нет туфель, что делать?

– А раньше ты не могла мне сказать? Мы бы заехали в обувной магазин, или сама сходила бы. У нас, конечно, торговый центр, не «Икеа», но кое-что можно прикупить.

– Папа, в «Икеа» продают мебель и товары для дома! Там нет одежды!

– Ну мне-то, дикарю, откуда знать?

– Тогда я надену кроссовки под платье, американская мода. Тебя это не смущает?

– Нет, дочка. Главное – чтобы не костюм Евы.

– Папа!

– Извини за глупый армейский юмор.

В кафе «Северянка» от стен тянуло сыростью и прохладой, и только из кухни – приятными запахами готовки. Несколько столиков оказалась занятыми, оттуда доносилась иностранная речь – английский вперемежку с незнакомым языком, наполненным гортанными звуками.

– Что-то я сегодня проголодалась, – призналась девочка.

– Вот и славно – ты начала привыкать к северу. Должны же быть в тебе хоть какие-то мои гены. Ведь мои родители, твои бабушка и дедушка, тоже жили и работали в Заполярье, вот и мы с тобой идём по их стопам.

– Пока здесь среди разрухи топчешься только ты.

– Не без этого. Но заруби себе на носу – будущее за севером.

– Как скажешь, я в этом ничего не понимаю. Но мне эта земля видится дряхлой старухой, в сетке изъезженных дорог-морщин и седой паутине.

– Куда тебя занесло, дочка! У меня от твоих образов побежали мурашки по коже!

Прихватив со стойки меню, они сели за стол. С улыбкой до ушей в зал ворвался Женя в распахнутой блестящей куртке, и направился к их столику.

– Приветствую вас, дорогой Игорь Викторович! А вот и я, как колобок, докатился до задворок матушки-Земли.

– Здравствуй, будущий светило российской журналистики. С прилётом на арктические рубежи нашей Родины! Вот вам меню, смотрите, заказывайте. Офицеру приятно подкормить голодного студента.

– Спасибо. А что предпочитает несовершеннолетний детектив?

– Малолетка возьмёт запечённую рыбу, называется, кажется, – чир.

– А я в Москве мечтал попробовать оленину, говорят это экологически чистый продукт.

– Да, рекомендую.

– Интересно, на каком языке говорят за соседним столиком, – прошептала Лена, показывая глазами на иностранцев.

– На английском и арабском. Со мной, кстати, тоже летели два араба, только и говорили о находке каких-то редких растений, образцах почвы и воды, анализах и пробах.

Из подсобки появилась официантка в накрахмаленном переднике и с улыбкой направилась к гостям.

Сделав заказ, Жуков, теребя салфетку, произнёс:

– Алёна и Евгений, тут такое дело – мне завтра придётся оставить вас одних и уехать в тундру на пару дней, в поисках дезертира. Ничего не поделаешь, служба есть служба. Вы надеюсь, понимаете меня, и не обижаетесь?

– Конечно, понимаем, папочка. Да, Женечка?

– Да, узурпатор. Игорь Викторович, видите, она мне затыкает рот, просто решает за меня. Шучу-шучу…

– Ребята, вы молодцы, что не сердитесь на меня. Значит так – связь будем поддерживать через Андрея Сабурова. У нас в вездеходе есть рация, и он по вечерам станет передавать вам мои приветы. А чтобы вы не скучали в моё отсутствие, завтра он с вами съездит в заповедник, там есть маленький музей, правда, очень интересный. Если попросите, то для вас, может быть, пожарят мясо замороженного мамонта или шерстистого носорога. А послезавтра командир части приглашает столичного журналиста для интервью и подготовки материала о службе в арктических широтах.