— Витя, встань, — девушка провела пальцами руки по его светлым волосам. Сейчас они, несмотря на свою длину, были намного короче, чем тогда, три года назад. Так непривычно… Он не пошевелился, и пришлось выдавить слабую улыбку. — Встань. Пожалуйста.
Он с трудом поднялся и встал в паре сантиметров от неё. Глядя на него снизу вверх, она не узнавала молодого человека — столь жутко он сейчас выглядел, осунувшийся и мрачный. Ненависть к самому себе была очевидной.
— Вот видишь, как бывает, — стараясь справиться с предательскими слезами и скрыть дрожь в голосе, тихо произнесла Лизавета. — Тебя деньги сломали, а меня…
— А тебя – я, — прохрипел Пчёлкин. Взгляд его упал на её руки, и Витя нахмурился ещё сильнее, увидев блеснувший на свету браслет. Она до сих пор носила его. И как раньше он этого не заметил? Должно быть, одежда тщательно скрывала побрякушку. На душе стало ещё гаже.
— Нет, — Черкасова опустила голову и покачала ею, — не ты. Я не знаю, что, но не ты. Не казни себя, всё ведь уже случилось, и ничего не исправить…
Слезинка скатилась по щеке и упала на паркетный пол. Лиза вытерла влажный след рукой и прерывисто вздохнула. И не оказала ни малейшего сопротивления, когда Пчёлкин взял её за подбородок и коснулся губами её губ. Он сделал это так, как никогда: никогда, ни разу за год их былых отношений, поцелуй не был настолько осторожным и нежным. Он по-прежнему любил её, и в эту ласку старался вложить всё, на что не хватало смелости подобрать слова. Он изучал эти некогда родные, такие податливые и мягкие губы, не обращая внимания на почти полное отсутствие какой-либо реакции. Она просто стояла в его объятиях, позволяя целовать себя, и ничего не предпринимала. Но и не отталкивала, и этого уже было много для него. Предательское желание начало зарождаться в паху, и он с трудом сдерживал себя, чтобы не сделать лишних движений, чтобы не спугнуть девушку. Тепло её тела, такого знакомого, сводило с ума, но он держался, ограничиваясь лишь поцелуем, полным самых разных чувств. Но она не отвечала…
— Вить, пусти меня, — стоило ему на мгновение прервать ласку, как она тут же горячо шепнула ему в губы слова, которые он так не хотел слышать. Руки её лежали на его плечах, но её попытка отстраниться не возымела эффекта.
Звук открываемой двери отрезвил обоих — Пчёлкин даже не сразу понял, что именно случилось. А вот девушка в его руках панически вздрогнула.
— Отпусти же, — она повысила голос, и ему пришлось повиноваться. Лиза отскочила от него в самый последний момент: пара секунд, и в комнату вошла…
Алла Дмитриевна замерла на пороге комнаты, растерянно глядя то на дочь, то на гостя, которого ну никак не ожидала увидеть здесь. Лицо женщины вытянулось, и не сразу она сумела совладать с изумлением и шоком. Её дочь стояла, стараясь не пересекаться с матерью взглядом, а Витя Пчёлкин растерянно растрепал волосы.
— Здравствуйте, Алла Дмитриевна.
— Здравствуй, Витя, — женщина кивнула молодому человеку, и тот, схватив валявшийся в кресле плащ, вихрем вылетел из комнаты, напоследок кинув в сторону Лизы какой-то странный взгляд. Через полминуты хлопнула входная дверь, и девушка громко выдохнула, чем вызвала у Черкасовой-старшей ещё большее удивление. — Что… что у вас тут произошло?
Лизавета не ответила — молча она прошла к столу и сгребла разбросанные по столешнице бумаги и справки в более или менее ровную стопку. Даже с расстояния комнаты Алла Дмитриевна заметила, как подрагивали руки дочери, как весь её вид говорил о крайней степени подавленности.
Чувствуя на себе пристальный взгляд матери, Лиза смахнула со стола невидимые крошки и больше не смогла сделать ничего такого, чтобы оттянуть ответ на вопрос, висевший в воздухе. Силы словно выкачали окончательно, и девушка медленно опустилась на стул, простонав полным слёз голосом:
— Ох, мамочка…
Комментарий к 27. Вот это всё — правда
========== 28. Я люблю тебя с семнадцати лет ==========
Подмосковный санаторий оказался воплощением самых смелых фантазий и желаний обычных советских обывателей. Сосновый бор, родник с чистейшей водой, свежий воздух — все это действовало столь благоприятно, что уже через какие-то пару дней Лизавета благополучно справилась с пережитым накануне стрессом. Не каждый день выворачиваешь наизнанку душу, тем более, перед тем, кто когда-то был самым родным. Но смена обстановки пошла на пользу, и по прошествии недели Лизу было не узнать — из забитой стрессом и переживаниями девчонки она вновь превратилась в симпатичную и свежую девушку, внешний вид которой ну никак не говорил о том, что пришлось ей пережить за довольно малый промежуток времени.
Массажист знал своё дело: после каждого его сеанса она словно воскресала всем телом. И сейчас, когда тело изнывало от приятной неги, было самое время уйти в номер и вздремнуть. Собственно, всё, что она делала вот уже седьмой день подряд: ходила на процедуры, ела и спала. И такой распорядок дня её более чем устраивал.
— Здравствуйте, Елизавета Андреевна, — вышколенная администратор дежурно улыбнулась и тут же протянула девушке ключ с брелоком. Откровенно говоря, абсолютно всё в санатории было идеальным, даже персонал, явно где-то обученный и заточенный на работу с людьми.
— Здравствуйте, — Лиза кивнула и ответила такой же ничего не значившей улыбкой. Забрав со стойки ключ от номера, она уже хотела было двинуться в сторону лифта, как администратор, перегнувшись через стойку, шепнула:
— Елизавета Андреевна, вас тут спрашивали.
— Кто?
Девушка кивнула куда-то вперёд, и Черкасова обернулась. Его она могла бы узнать даже со спины. Пчёлкин сидел в кожаном кресле, изучая какой-то журнал, и был слишком увлечён, не обращая ровным счетом никакого внимания на сновавших туда-сюда в холле людей.
— Он давно уже сидит, с час примерно, — всё так же, шёпотом, прокомментировала картину администратор.
Лизавета молча кивнула, и девушка поспешила продолжить свою работу. Черкасова же машинально поправила халат и, глубоко вздохнув, двинулась в сторону молодого человека.
— Привет, — она окликнула его, улыбнувшись столь легко и непринуждённо, что повергла его, отвлёкшегося от журнала, в настоящий шок. Он ожидал увидеть её любой, но явно не такой счастливой, спокойной, и… красивой. Её длинные русые волосы, отчего-то влажные, отсутствие какого-либо намека на макияж, лёгкая улыбка, спокойствие и тепло, которое источало всё её тело — всё это обескураживало его. Изумлённый, он даже вскочил на ноги и осмотрел Лизу с ног до головы, чем вызвал лёгкий смешок.
— Ты прекрасно выглядишь, — пробормотал Пчёлкин, неотрывно глядя на девушку. Та сделала глубокий вздох и посмотрела на него снизу вверх. Как же красиво блестели её глаза…
— Воздух свежий, — она пожала плечами и опустилась в кресло. Он ожидал от неё чего угодно: усталости, злости, нежелания даже видеть его. Но она улыбалась, и он, всю неделю не находивший себе места после того ужаса, который узнал о ней, был поистине изумлён. Два дня он глушил ненависть к самому себе алкоголем и даже не собирался ехать сюда — это Белов заставил его, буквально требуя проверить, как там поживала бухгалтер. Только теперь он понял, почему сюда не послали Космоса или Фила.
Лизавета закинула ногу на ногу и откинулась на спинку кресла. Растерянность во всём виде Пчёлкина почему-то веселила её. Отдых подействовал на неё столь благотворно, что она и не думала уже обо всём, что случилось не так давно. Ей было хорошо, а всё остальное заботило мало.
— Глаза сотрёшь, — она даже рассмеялась, поняв, что он не сводил взгляда с её фигуры. Молодой человек откашлялся и опустился в кресло напротив неё. Надо же, она смогла его смутить.
— Как ты тут?
— Нормально. Саше передай мою благодарность — не думала, что в санаториях бывает так хорошо.
— И что же такого хорошего? Сон по расписанию и электрофорез?
Лизавета рассмеялась вновь. Её смех отчего-то резал ему слух. Должно быть, он отвык слышать от девушек, с которыми общался, именно такого смеха — чистого, лёгкого, и, главное, искреннего.
