========== Назови меня по имени ==========

Король не может и не должен сомневаться – Галмар не перестает напоминать мне об этом, как будто знает меня лучше, чем я сам. Голос его громок и внушителен, и иногда мне кажется, что мой отец направляет его руку и мысли, не оставляя дел даже в Совнгарде. Пожалуй, Галмар выглядел бы в его глазах более достойным трона, чем я, слабый мальчишка, избранный монахами и сбежавший от его разочарованного взгляда на Высокий Хротгар. Но Галмар всего лишь воин, и вместо сердца у него двемерский механизм, работающий на долге, чести и ответственности – да, в точности как у моего отца. Я же, к несчастью, более человечен. Я зову это несчастьем, потому что чувствую, как все летит крахом: мои цели, моя вера, моя жизнь. Страх, что я не смогу оправдать надежд своего народа и своих друзей из-за человеческих слабостей, не дает мне спокойно спать уже который месяц: он приходит в мои сны каждую ночь и пронзает светом изумрудных глаз.

Галмар все видит и все понимает, и я ненавижу его за это. Я сомневаюсь в своем самом близком и преданном друге, и терзаю его, заставляя докладывать ежедневно. Гонцы задерживаются в пути, пропадают в горах, мне не приходит и половины бумаг. Если бы только я не был связан этой властью, этой войной, если бы моя жизнь принадлежала только мне!.. Я презираю себя. Я хочу сорвать с лица каменную маску, но она намертво пристала к коже. Каждый сон заканчивается одинаково: изумрудные глаза распахиваются он невыносимой боли и в следующее мгновение закрываются навсегда. Я просыпаюсь в холодном поту и бегу на балкон, чтобы окунуть лицо в свежий снег и прошептать свое самое сокровенное желание на Ту’уме, зная, что так меня никто не поймет.

– Почему ты не обучаешься? Твое место сейчас подле Серобородых, а не на поле брани.

Она замолчала, опустив голову.

– Не хочешь отвечать? Я не заставляю. Ты обладаешь великим даром, ты должна совершенствоваться.

– Но он лишь тяготит меня, господин. Я не чувствую себя готовой принять его в полной мере. Убивать драконов…

– Тяжело? – усмехнулся я. – Имперцы кажутся тебе противниками послабее?

Испуг промелькнул в изумрудных глазах, а мое сердце сжалось: она боится не драконов, а меня.

– Нет, господин, нет! Это просто неправильно.

– А убивать имперцев правильно?

– Драконы, по крайней мере, не хотели отрубить мне голову, – ее голос неожиданно стал холодным и жестоким, маленькие ладони сжались в кулаки. – И вам тоже…

– Значит, ты просто хочешь мести? Я понимаю: твой народ предал тебя и теперь ты ищешь утешения в сражениях. Хочешь обрести вторую родину, хочешь найти новый дом.

– Хочу справедливости и правды, – отрезала она. Нет, значит, не боялась. Краски и чувства сменялись на ее лице так быстро, и это вскружило мне голову получше целой бочки эля. Я отворачиваюсь, чтобы не выдавать своего замешательства.

– Ты еще слишком юна для таких громких слов. Сколько тебе? Семнадцать?

– Девятнадцать, господин.

Врет. Наверняка врет. В девятнадцать уже не может быть таких огромных лучистых глаз, такой легкой поступи, таких тонких пальцев. В девятнадцать становятся женами и матерями, в девятнадцать вдовеют, особенно сейчас. Что ж, я казался ей стариком, таким же древним, как и Серобородые, к которым она так не хочет идти.

– Откуда ты родом? – спросил я, переводя тему.

– Из Эльсвелла, – ответила она и, увидев непонимание в моем взгляде, поспешно пояснила: Это маленькая деревушка к северу от Имперского города.

– Как же ты попала сюда? Путь неблизкий.

Она снова помрачнела, и я предвидел, каким будет ответ.

– Когда я была ребенком, Талморцы сожгли мой дом, и мне с сестрами и матерью пришлось бежать на север, в Бруму, где жили родственники отца, но они отказались принять нас. Несколько лет мы с другими беженцами укрывались в разграбленном Храме Повелителя облаков.

– Где теперь твоя семья? – такого допроса я не устраивал ни одному солдату. Но сейчас… Мне не так была важна ее история, как ее голос. Я жадно ловил каждое ее слово, и голова кружилась все сильней и сильней. Понимая, что ей неприятно говорить о своем прошлом, я продолжал спрашивать. Я настоящий эгоист, и дорога мне в Обливион.

– Мать оставалась в Храме, когда я в последний раз вышла охоту. Старшую сестру взял в жены брумский аптекарь. Отец погиб в битве.

– Он сражался за Империю?

– Да, конечно. Не считайте меня неблагодарной, господин. Я бесконечно любила своего отца и чту память о нем, но он всегда учил меня не оглядываться назад и искать свой собственный путь.

Она свела меня с ума. Юная зеленоглазая имперка, совсем ребенок, так отчаянно желающая сражаться против своего народа. Бунтарка. Охотница.

– Покажи свой лук.

Она тут же выполнила просьбу (или может, ей показалось, приказ?), но отдавать мне в руки свое оружие ей, видимо, не хотелось, так крепко она цеплялась пальчиками за плечи.

– Из бивня мамонта? – удивился я.

– Отцовский, – с гордостью сказала она. – Дед в молодости служил на торговом судне и привез его из этих краев. Я охочусь, сколько себя помню, и никогда не расставалась с ним.

– Так пусть он принесет тебе удачу. И пусть запишут в Древние Свитки этот день, когда истинная имперка, Артурия, – я не заметил, как произнес ее прекрасное, истинно имперское имя с необыкновенной нежностью. Я не заметил, а она вздрогнула, удивившись, – займет свое место в рядах Братьев Бури. И да пошатнется Альтмерский Доминион!

Она поклонилась и, сияя, как утренняя звезда, ушла получать снаряжение от Галмара. Позже я едва не убил его, услышав, куда именно он отправил ее на первое испытание.

– Ледяное привидение? Старый ублюдок!

– Ульфрик, приди в себя!

Лишь твердая рука Йорлейфа заставила меня ослабить хватку и отпустить горло Галмара. Тот, кашляя и отплевываясь, с вызовом смотрел на меня, но не говорил ни слова. Зато у меня были вопросы.

– Это из-за того, что она имперка? Ты отправил ее на верную смерть, только чтобы сделать простым солдатом!

– Но она справилась, Ульфрик, – голос управляющего как всегда действовал успокаивающе. – Все мы боимся альтмерских шпионов, и ты тоже. Не гневайся на своего друга.

– Почему не спросили меня?

– Мой ярл всегда так занят…

– Я спрашиваю не тебя, Йорлейф! – кричал я, пылая яростью. Каменный Кулак все также сидел на полу, потирая горло, и я едва удержался, чтобы не пнуть его еще раз. – Отвечай ты, пес!

– Да потому что ты потерял разум из–за этой бабы! – вскричал он. – Имперская шлюха наложила чары на тебя, ярл! Посмотри, ты сам не свой.