В приёмной меня встретила медсестра, которую назвать доброжелательной было сложно. Так не сиди, здесь не лежи. Видимо, я ей насолила своим появлением.

Когда я переоделась, я также надела взятые с собой носки. В отделениях прохладно, а я всё так же кашляла. Увидев на мне носки (замечу, до неё никто и никогда не обращал внимание на эту мелочь), она сказала, что в родовом отделении всё стерильно и нельзя ничего надевать своего. На что я ей сказала, что я болею, носки чистые и мне холодно. Тут же она помимо анализов на СПИД и ВИЧ, которые вклеены были в карту, дала градусник, чтобы померить температуру. Признаюсь, анализы в приёмном отделении брать – это сильно, конечно. Никто ещё так не извращался. Градусник показал температуру 37,1 °C. Это ей, конечно, не понравилось. В карте появилась соответствующая отметка, и доктору по телефону сообщили, что я инфицированная больная и меня положено изолировать. «Прекрасное начало», – подумала я тогда. Но это было действительно только начало.

Тут за мной наконец-то пришёл врач. Совсем молодой, немного за тридцать.

– Снимите носки! – требовала от меня медсестра в этот момент.

Я быстренько, пользуясь моментом, пошла вслед за доктором.

– Доктор, скажите ей, чтобы она немедленно сняла носки!!! – завопила медсестра нам вслед.

– Разберёмся, – кивнул ей доктор, даже не оборачиваясь.

И вот я опять в кабинете УЗИ. Всё то же самое, разумеется, ничего не изменилось: у плода, лежащего ближе к выходу, маловодие, у второго – многоводие. Доктор рекомендует кесарево сечение, всё банально. В анамнез он не смотрел, и так дел много. Я отказываюсь от кесарева. Такого поворота событий он не ожидал:

– Очень жаль, что вам эти дети не нужны.

Слова резанули мне по сердцу. Они нужны мне, но мне хорошо известно, что врачи плохо взвешивают риски и часто ошибаются. И я боюсь собственной смерти.

– Почему вы считаете, что они умрут? – я удивлена: неужели на таком сроке малыши не выживают?

– Не выдержат схваток.

– А если беременность пролонгировать? Ведь можно остановить схватки.

– У вас один ребёнок придавил другого. Один плод плавает, как в бассейне, а другой – распластался, как человек-паук. Они и так страдают, могут умереть внутриутробно. Вот недавно была женщина. Правда, у неё срок был двадцать шесть недель. Такая же ситуация, как у вас. Сделал я ей УЗИ. И она от кесарева отказалась. Пошла делать УЗИ в другое место. Там ей всё подтвердили, но она ничего не стала делать. Ну, и допрыгалась – через трое суток дети внутриутробно умерли. Родила мёртвых детей. Что и вас ожидает.

Закончив заполнять бумаги, врач повёл меня в род-бокс. Индивидуальный, просторный, с удобной кроватью. Красота! Ремонт, оборудование, всё новое. Меня сначала поразила тишина на этаже, но потом я сообразила: «Ведь я болею! Меня изолировали, дабы я никого не заразила и поместили не просто в индивидуальный бокс, а на индивидуальный этаж».

Время было позднее, я так устала и надеялась отдохнуть, но не тут-то было. Меня опять опоясали КТГ.

– А он будет работать всю ночь? – спрашиваю я, – я бы хотела поспать, – ведь я мало спала в предыдущую ночь.

– А что вам? Он не будет мешать. К тому же ещё очень рано: всего-то девять часов вечера, ещё рано спать.

– По моему опыту спать с КТГ невозможно. До какого времени он будет записывать? – настаиваю я на своём, чем, конечно, раздражаю доктора.

– Часа три попишет, потом можно снять, – добродушно соглашается врач. – Мы будем на другом этаже роды принимать, но за вами будет постоянно наблюдать медперсонал, будут каждый час приходить к вам. Так что вы не волнуйтесь.

Тут я поняла, что сейчас врач уйдёт, и я его не скоро увижу. А может быть, и вообще больше не увижу. А тонус между тем всё такой же сильный, а движения детей всё меньше ощущаются. Почему он ничего не делает?

– Может быть, надо назначить уколы для раскрытия лёгких и что-нибудь для остановки схваток? – задаю я наводящий вопрос в надежде, что всё-таки наступит какое-нибудь прояснение.

Реакция была – то, что надо: доктор начал ходить туда-сюда по просторному боксу, судорожно обдумывая ситуацию. Через минуту он остановился и сказал:

– Да! Роды возможны.

«Гениально!» – подумала я. «Я уже сутки терплю схватки, раскрытие два сантиметра, и в голове врача наконец-то что-то зашевелилось в нужном направлении».

– Пишите! – скомандовал он медсестре. – Капельница с генипралом и уколы дексаметазона, – он назвал дозировку и оставил меня с медсестрой наедине.

Медсестра поставила капельницу, объяснила, как отсоединить шнур, если я захочу в туалет. Я поэкспериментировала, и оказалось, что при отключении от сети капельницу надо настраивать заново.

– Хорошо, вот вам номер телефона, это родовое отделение. Если нужна будет помощь, то позвоните, и к вам придёт медсестра, чтобы включить капельницу снова, – сказала медсестра и спокойно ушла.

Я лежу и думаю: «Что дальше будет?» Решила позвонить Наталье Евгеньевне и рассказать обо всём. Она выслушала меня и обрадовалась, что я именно в этом роддоме:

– Очень хорошо, что вы там. У них тоже хорошая детская реанимация.

– Наталья Евгеньевна, неужели нельзя ещё хоть чуть-чуть сохранить беременность? – чуть ли не ною я.

– Какое маловодие? Сколько вод по стенке?

– Не знаю… Подождите, я сейчас посмотрю, – я помню, что карту мою врач оставил на столе у выхода, напротив туалета. Встаю, читаю заключение УЗИ, называю какие-то цифры. Не помню, какие именно.

– Кесарево. Сохранять уже нельзя, опасно, слишком мало вод.

– Но я не хочу кесарево. Если откроется кровотечение, то что будут делать врачи? Должно же быть всё как-то согласно природе, – мой мозг отказывается принимать всё как есть. Я не хочу так.

– Тогда отказ. Пишите отказ. Вообще на таком сроке дети часто становятся инвалидами. Их, конечно, выхаживают, но велика вероятность инвалидности: они могут быть глухими, слепыми, с ДЦП. И врачи будут всё делать, чтобы уговорить вас на кесарево, будут давить, так что вам понадобится много мужества, чтобы противостоять им. Если вы решитесь рожать сами, сообщите, пожалуйста, как у вас всё прошло, когда найдёте в себе силы. Удачи вам!

«Вот уж дела», – подумала я. Позвонила мужу, поговорила с детьми. Это так приятно. Чем дольше лежишь в больнице, тем приятнее слышать родные голоса. Это связь с другим миром, тем миром, где твоё счастье. А ты как будто попал в мир кошмаров, и остается только ждать, когда ты снова сможешь вернуться назад, к себе домой.

Когда время приближалось к полуночи, медсестра пришла снять КТГ и поставила капельницу. Благодаря генипралу тонус пропал, и я наконец-то смогла заснуть.

Примерно в час ночи меня разбудил чей-то шёпот, это два врача сидели за столиком около выхода и обсуждали мой анамнез, который их послали изучить для опыта.

Когда они ушли, мне приспичило в туалет. Взяла я инфузомат, тут же в голову мне пришла мысль, что очень уж неудобно с ним так таскаться, ну да ладно. Сделав необходимые дела, вернулась к кровати, взяла бумажку, на которой было написано, как и куда звонить, и начала дозваниваться до медперсонала. Звонила я раз десять, но на том конце никто трубку не поднимал. Я решила пройтись по коридору. Никого, пустой этаж. Хоть умри, никто и не заметит. Великолепно!

Мне ничего не оставалось делать, как лечь в кровать отдыхать. Каждый час я вставала снова, чтобы позвонить. Примерно в пять часов утра я наконец-то дозвонилась. Медсестра поинтересовалась, что мне надо, и сказала, что сейчас кто-нибудь подойдет, чтобы включить капельницу.

Пришла акушерка лет пятидесяти, очень доброжелательная по сравнению с молодыми специалистами.

– Сегодня очень много родов, поэтому мы ничего не успеваем. Даже подойти к телефону не успеваем, – сказала она. – Сколько ты уже без капельницы?

– Примерно четыре часа.

– Так долго! Смотри, я тебя научу, как включать инфузомат, и ты сама будешь это делать при необходимости. А то бегать с этажа на этаж мне уже возраст не позволяет, а молодым ничего не надо.