Штекелю также принадлежит идея о синдроме «веры в великую историческую миссию» (иногда именуемого как «комплекс Христа»). Раскрывая сущность этого синдрома, Штекель писал о том, что существует огромное множество людей весьма скромных способностей, которые в глубине души искренне верят, что им предназначена какая-то великая историческая миссия. И этот разрыв между страстно желаемой (в некотором смысле, патологической) потребностью стать исторической личностью и реальной возможностью для таких притязаний может приводить к самым трагическим последствиям. Самый яркий пример – Андрес Брейвик, который в 2011 году расстрелял 68 своих соотечественников. И нисколько в этом не раскаивается. Об этом знают все. Но далеко не всем известно, что до этого Брейвик составил 1500-страничную декларацию о том, как следует изменить современный мир. Сейчас эта декларация есть в Интернете и переведена почти на все европейские языки, включая русский. А кто бы стал читать этот опус, если бы Брейвик не совершил это ужасное преступление?

Андрес Брейвик

Вильгельм Штекель был первым, кто уделял особое внимание так называемым актуальным неврозам и указал на особую роль «актуальных психических конфликтов», один из вариантов которых был мной приведен выше. Здесь уместно сделать еще одно примечание. В психоанализе было обосновано, что механизмы, обусловливающие развитие психических расстройств, присутствуют в психике всех людей, но для их малигнизации (озлокачествления) обязательно требуется тот или иной актуальный конфликт, который должен превышать глубоко индивидуальный у каждого уровень переносимости собственных переживаний.

«Гермес смотрит, как тело Сарпедона уносят Гипноз и Танатос» (Сон и Смерть). Сторона А так называемого «Кратера Евфрония», краснофигурной древнегреческой чаши, выполненной гончаром Евкситием и художником Евфронием приблиз. в 515 г. до н. э.

Когда Штекель ввел понятие Танатоса, он сразу отметил огромное психическое напряжение, которое возникает в каждом случае соприкосновения не только со смертью, но даже с темой смерти. Рутинизация убийств и смерти, которая сформировалась в современном обществе под влиянием кинематографа и ТВ, конечно, наложила отпечаток на эту феноменологию. Но здесь следовало бы посмотреть глубже, и считаю, что можно с определенной уверенностью предполагать, что сама рутинизация этой темы в самом массовом из искусств является также вариантом психологической защиты, в частности, от тревожности и фрустрации, возникающих от любого соприкосновения с темой смерти.

Штекелю также принадлежат одни из первых описаний символических проявлений стремления к смерти в фантазиях пациентов, а позднее уже Фрейдом было постулировано, что идеи смерти обнаруживаются практически во всех фантазиях, мифах и сказках. Вряд ли требуются какие-то примеры – при внимательном прочтении это легко обнаруживается в любой самой детской сказке.

Весьма интересным является исследование Штекелем латентной гомосексуальности, которая уже в наше время приобрела характер некой общечеловеческой тенденции. В данном случае речь вовсе не идет о количественном росте лиц с нетрадиционной сексуальной ориентацией, гей-парадах или более толерантном отношении общества к этой проблеме. Еще в самом начале XX века Штекель отмечал, что вовсе не прекрасный пол проявляет склонность к новым и все более изощренным эталонам женской красоты. Причина в другом, отмечал он, а глубинная сущность проблемы состоит в том, что генетически заданная «округлость форм» и все прочие атрибуты женственности утрачивают свою сексуальную привлекательность для мужчин. Поэтому женщины вынуждены коротко стричь волосы и постоянно заботиться о том, чтобы вопреки своей природе, выглядеть тонкими и сухощавыми, похожими, скорее, даже не на нимфеток, а на мальчиков-подростков. Далее Штекель пишет, что женщины вынужденно отказываются даже от того, что на протяжении веков считалось их безусловным достоянием, – от стыдливости. Притом все это интерпретируется в рамках все тех же деструктивных тенденций развития современного социума и культуры, в частности, имеется в виду деструкция отношений между полами.

Сколько бы мы ни мечтали о личном бессмертии, пока существует только один вариант для реализации этого (безусловно, нарциссического) желания: обретение генетического бессмертия в детях. Но и в этом случае мы обнаруживаем неоспоримую правоту тех положений, которые были сформулированы в психоанализе более 100 лет назад. В частности, все большую распространенность приобретают идеи «child-free», то есть отказа от желания и возможности иметь детей лицами фертильного возраста. При обследовании современной германской популяции в некоторых регионах таких женщин и мужчин уже около 40 %. Аналогичное исследование, проведенное в Московской области, выявило сопоставимые результаты – 25 %.

Фрейд, как известно, не очень любил Штекеля, но и он должен был признать, что у человека (а сейчас присутствует множество признаков того, что и у Человечества в целом) имеется явно выраженное стремление к смерти. Иным способом просто невозможно объяснить феномен агрессивности человека и его неискоренимое стремление к разрушению. Это стремление было не так заметно, пока разрушались традиции и обычаи, исторические памятники, города и страны или представления о добре и прекрасном. Но сейчас, когда уже нельзя не замечать, что нашими общими усилиями мы почти разрушили ту экологическую нишу (под названием Земля), в которой мы только и можем существовать, эта тенденция проявляется со всей очевидностью.

В заключение позволю себе привести достаточно объемную, но чрезвычайно емкую цитату из работы Фрейда:

«С точки зрения консервативной природы первичных влечений было бы большим противоречием, если бы целью жизни было никогда до этого не достигавшееся состояние. Скорее всего, этой целью должно быть старое исходное состояние, из которого живое существо когда-то вышло и к которому оно, идя всеми окольными путями развития, стремится возвратиться. Если мы признаем это как не допускающий исключения факт, что все живое умирает, возвращается в неорганическое… то мы можем лишь сказать, что цель всякой жизни есть смерть».

Как известно, серьезный научный интерес к казалось бы, сугубо психологической проблеме бессознательного появился лишь в 50-е годы XX века. Но он стимулировал целую серию интереснейших физиологических исследований в области защитного или подпорогового восприятия, преимущественно на Западе. Хотя было бы несправедливым не отметить здесь безусловные приоритеты отечественной науки. Так, еще И.М. Сеченов (1881) признавал, что, помимо явного или осознанного ощущения, могут существовать явления, которые он характеризовал как «ощущения в скрытой форме». Тогда же Н.И. Сусловой (в лаборатории И.М. Сеченова) было установлено, что неосознаваемые раздражители могут вызывать определенные физиологические эффекты.

Однако в последующие годы, как отмечал в свое время А.С. Прангишвили (1978), «скепсис в отношении психоаналитического истолкования проявлений бессознательного переходил постепенно в понижение интереса к самой проблеме». Тем не менее одна из первых отечественных работ по исследованию неосознанной психической деятельности вышла в 1945 г. В ней Л.А. Чистович, работавший в то время в лаборатории Г.В. Гершуни, сделал сообщение о возможности выработки условных рефлексов на неощущаемые звуковые раздражители, интенсивность которых была существенно ниже порога восприятия. В последующем Г.В. Гершуни и его сотрудниками (1955) было убедительно показано, что порог ощущения не является абсолютным пределом реагирования органов чувств (и сознания) на внешние стимулы. А в 1976 году Э.А. Костандовым было выявлено, что биоэлектрические и вегетативные реакции на эмоционально значимые для личности стимулы формируются при более низкой интенсивности воздействия раздражителя, чем требуется для его опознания.