Но улыбка так и застыла на лице, как приклеенная, а ноги буквально приросли к полу, когда дверь открылась, а там…
Муж стоял на пороге вовсе не один. К его боку испуганно жался темноволосый мальчишка с огромными от страха глазами, на вид лет четырех или пяти…
Сердце у меня оборвалось от какого-то непонятного, чудовищного чувства. Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти объяснение тому, что видела.
Зная безотказность мужа, я легко могла представить, что кто-то из знакомых попросил его присмотреть за своим ребенком. Или даже что он подобрал этого мальчика прямо на улице, а тот просто потерялся и не знал, где его дом…
Но все иллюзии были мигом разрушены, когда я услышала слова, сказанные хорошо знакомым, но столь чуждо звучащим сейчас голосом, в котором звенели сталь и холод…
– Злата, это мой сын. Миша. Нас теперь будет трое.
«Нас будет трое», – эхом отозвалось у меня в голове.
Вот только эта, столь заветная для меня фраза, была озвучена отнюдь не мной…
Глава 3
От сковавшего грудную клетку холода трудно было сделать вдох. Испустив какой-то беспомощный звук, я всмотрелась в лицо Валеры, отчаянно ища там признаки того, что услышанное – совсем не то, что думается…
Хотя все было сказано прямо и однозначно. Но я, потрясенная, была просто не в состоянии это принять!
– Это розыгрыш какой-то? – проговорила дрожащим голосом, цепляясь за это наивное, бесполезное оправдание.
Муж даже не смотрел мне в лицо. Его взгляд был таким пустым, таким отстраненным, что это пугало меня еще больше. Давало ощутить в полной мере – все переменилось. В этот самый миг…
А может, гораздо раньше.
– Я неясно выразился? – процедил сквозь зубы муж. – Это. Мой. Сын. Займись им!
Бросив мне эти слова, как приказ, Валера скрылся в спальне, а я осталась стоять, ощущая, что если попытаюсь сделать хоть шаг – просто рухну, как марионетка, которой одним ударом отсекли ноги.
Что вообще происходило? Эта мысль возникла в голове, пока я провожала взглядом такую знакомую, родную фигуру мужа. Вот только сейчас в него будто вселился какой-то незнакомец. Это был не мой Валера! Может, все происходящее сейчас вообще страшный сон?!
Я издала жалобный стон, ощущая, как внутри растет и множится паника.
Мальчонка, так и забытый у двери, испуганно забился в угол, словно пытаясь сделаться невидимым. Его руки, которыми он прижимал к себе старого потасканного медведя, нервно дрожали. Он походил сейчас на беззащитного, зашуганного зверька…
Мое тело насквозь прошила боль, словно кто-то разрезал меня напополам. Одной моей половине было невыносимо смотреть на несчастного ребенка, вторая же начинала злиться от того, как с ней поступили…
Разве я не имела права, как минимум, получить какие-то объяснения происходящего?! Почему мой муж вел себя так, будто я была обязана принять ситуацию, как должное, хотя ему следовало бы молить меня о прощении?!
Мы были женаты уже восемь лет. Восемь долбаных лет, которые я считала счастливыми! А теперь выяснялось, что мой брак – совсем не то, чем казался мне все это время. Не союз двух близких людей, не тихая гавань любви и безопасности, а сплошной обман!
Все это время он мне лгал. Когда ложился со мной в постель, когда целовал меня, когда желал доброго утра и спокойной ночи, когда говорил, что любит…
Все это время он меня предавал!
Боль и отравляющие мысли разрастались внутри, как снежный ком. И больше сдерживаться я не могла.
Впившись ногтями в ладони, решительно сжала кулаки и прошла за ним следом в спальню. Я имела право получить ответы на свои вопросы!
– Что все это значит?! – выкрикнула, шагнув в комнату, которую делила с мужем на двоих. Как делила с ним и всю свою жизнь. И полагала, что это взаимно.
– Не ори, – только и произнес он устало в ответ.
Валера сидел на постели и смотрел в одну точку. Его лицо было холодной, непроницаемой маской. Я вдруг поняла, что в этот самый момент, когда ощущала себя, точно на вершине вулкана, он сам был пугающе… равнодушен.
– Не орать?! – сорвалась я. – Ты приводишь в наш дом ребенка – без предупреждения, без разговоров, и хочешь, чтобы я это воспринимала спокойно?! Да ты хоть понимаешь…
Я задохнулась – кончились резко силы, иссякло дыхание. Боль накатывала волнами, лишая возможности мыслить трезво.
– Ты же мне изменил… – прошептала беспомощно, а затем уже громче:
– Изменил! И не признался, не попросил прощения! Что происходит, Валера?!
Его бездействие, его молчание, окончательно вывели меня из себя. Подскочив к нему, я с размаху ударила мужа по лицу, желая получить от него хоть какую-то реакцию на то, что творилось!
Он выдержал мой удар стоически. Подняв на меня окаменевший взгляд, сказал:
– Мы не будем сейчас это все обсуждать. Просто займись ребенком!
Меня затрясло. Самый родной человек на моих глазах превратился в ледяную бесчувственную глыбу, которую было ничем не пронять. Никак не пробить.
– Нет, это ты займешься сейчас этим ребенком, – твердо отчеканила я. – А именно – вернешь его туда, откуда взял!
Следующий возникший в голове вопрос заставил испытать новый приступ боли.
– Кто его мать?! Почему он не с ней?!
Муж порывисто встал с места, надвинулся на меня, как сошедший с рельсов поезд, грозя раздавить. Смести. Уничтожить. Я впервые испугалась его. Испугалась того, кто всегда меня защищал.
– Злата, я же сказал – я не буду сейчас об этом говорить!
– Отлично! – огрызнулась я. – А потом говорить будет не с кем!
Я повернулась, готовая немедленно уйти прочь из дома, но он меня опередил. Рванул к выходу, громко хлопнул дверью на прощание и… все.
Все стихло. Осталось лишь мое нервное дыхание да размеренный шум проезжавших под окном машин…
…и маленький мальчик у двери. Внебрачный сын моего мужа.
На дрожащих ногах я вернулась в прихожую. Мальчик сидел на полу, по-прежнему вжимаясь всем телом в стену. Он не издавал ни звука, не позволял себе заплакать, но его глаза…
В его глазах застыла тысяча мук, куда более красноречивых, чем любой крик. По телу у меня пробежала дрожь. Было невыносимо сознавать, что передо мной находится результат измены того, кому так верила. Но вместе с тем… я не могла ничего поделать с осознанием того, что ребенок – не виноват во всем этом. Что он – всего лишь еще одна одинокая, мечущаяся душа. Точно, как и я.
– Миша… – проговорила я помертвевшими губами. – Ты есть хочешь?
Он так быстро замотал отрицательно головой, что я поняла – боится. И поэтому наверняка скрывает, что голоден.
Я зажала рот рукой, пытаясь не разрыдаться от той безнадежности, которую сейчас ощущала. Я словно была в ловушке – муж ушел, а мне было попросту некуда деваться. Не выкидывать же на мороз несчастного мальчика?!
– Глупости, – попыталась сказать спокойно, но вышло довольно резко. – Конечно, хочешь.
Я прошла на кухню, только сейчас осознав, что оттуда воняет дымом. Быстро открыв духовку, обнаружила, что мясо и картофель ожидаемо превратились в черные угли. Сгорели, как все, во что я верила до этого чертового дня.
Я захлопнула дверь духовки и просто выключила ее, не в силах смотреть на то, во что превратился праздничный, как задумывалось, ужин. Во что превратилась моя жизнь.
– Ничего… ничего, сейчас что-нибудь придумаем… – пробормотала я, ощущая, что только так, переключая на что-то мысли, в состоянии сейчас сохранить свой разум.
Я на скорую руку сварила пасту, заправив ее самым нехитрым образом – маслом и сыром, и в дополнение к ней приготовила сосиски.
Выложив это все на тарелку, я впервые за последние пятнадцать минут обернулась к мальчику. Он все так же сидел в углу, уткнувшись носом в поредевшую шерстку своего медвежонка…
– Иди за стол, – позвала я, но Миша даже не сдвинулся с места. Лишь смотрел на меня и от этого взгляда все внутри переворачивалось.
