В голове крутились мысли, что надо срочно мобилизовать все силы, и попробовать дойти, хотя бы до приемного отделения травмы, оно располагалось ближе всего. Двигаясь отнюдь не семимильными шагами, в перерывах между схватками, через какое время я увидела медбратьев, что курили возле машины скорой помощи, недалеко от приемного отделения. Я попыталась создать максимальный шум, обозначить свое присутствие. И, о чудо, меня заметили. Две пары глаз с недоумением уставились на меня, и лишь тогда, когда во время очередной схватки, я застонала от боли, мужчины бросили сигареты и ринулись ко мне.

– Рожаешь?

– Мммм.

– Игорь, ты мля, капитан-очевидность. Не видишь, уже вся в схватках, похоже, халат мокрый. Воды отошли?

– Угум.

– Так, дуй за каталкой в машину, живо.

– Потерпи немного, я быстро.

На этот раз во время новой схватки у меня была опора, которая заорала вместо меня от боли.

– Игорь, быстрее, ей очень больно. Она мне сейчас руку оторвет!

Спустя несколько минут меня уже транспортируют к приемному отделению роддома.

– Мамочка, кто такая?

Почему-то в тот момент я забыла фамилию мужа, и назвала свою девичью.

– Кап-кап-Капитонова.

– Так, Капитонова, сейчас сделаем КТГ и тебя придет смотреть врач. На вот эспандер, будет очень больно – его сжимай, но не дергайся, а то КТГ плохим будет, а нам нужна ясная картина.

– У меня платные роды, плановое кесарево.

– Кать, проверь по платникам Капитонову.

– Да нет такой.

– Не грусти мамочка, у нас тут у большинства мужья обещают випы, а на деле…

– Но я….

– Так, лежи тихонько, КТГ пишем, сейчас еще кровь возьмут на анализ. Кать, как будет КТГ, ты Самсонову позови, она у нас дежурит, а я на обед пошла.

После такого долгого КТГ, меня наконец осмотрела врач, сказала, что ребенок в порядке, схватки патологические, раскрытия почти нет, надо стимулировать. Плановое кесарево делать поздно, а экстренное кесарево – совсем крайняя мера, т.к. у меня резко упал гемоглобин и что-то там еще, могут быть проблемы со свертываемостью, есть вероятность, что во время операции я истеку кровью. Можем умереть обе. С той минуты время словно еще сильнее замедлилось. В общем, меня ждали мучительные часы стимуляции в предродовой палате.

Никогда не думала, что роды – это настолько больно! Новая стойка с капельницей, установка или лежать, или ходить, но ни в коем случае не сидеть. Примерно раз в час ко мне приходил освободившийся врач, смотрел раскрытие, которое шло слишком медленно и болезненно. Снова и снова писали КТГ. Только бы малышка продержалась! А силы слишком быстро покидали меня. В тот день я почти ничего не ела, не хотелось, на завтрак взяла банан, на обед пила сок. Всё. Но я даже и не хотела ни пить, ни есть. Однако, видя мое состояние, акушерка принесла мне немного теплой воды с мятой и пару долек шоколада, заставила это употребить немедленно употребить. Стало немного легче. Уже ночью, меня наконец-таки забрали в родильную. Взяли согласие на эпидуральную анестезию, поставили в спину сей обезбол, обновили капельницу, потом ввели катетер, и спустя еще какое-то время мы приступили к потугам.

– Давай мамочка, на схватке вдох, задерживаем дыхание и тужимся. Твоей дочке сейчас куда сложнее.

– Вдох, давай, давай, давай. Еще, еще, еще, тужимся. Так, выдыхай. Дышим. Еще вдох….

Несколько потуг было на кушетке, потом я переползла на кресло. Ура, сейчас быстренько рожу, думала я. Наивная.

Сколько таких кругов «дышать-тужиться» у меня было я не помню, но внезапно произошло то, что открыло во мне второе дыхание.

– Давай, не халтурь, тужься. У тебя же анестезия, тебе не больно.

– Еще как больнооооо!

– Ты не кричи, а дыши, давай, вдох и тужимся. Вот-вот-вот, умница. Головка показалась. Опусти руку, потрогай.

Это что-то нереальное! Такое мокрое и волосатое. У меня там. Но осознание, что ребенку, наверное, нечем дышать, заставило собраться. Только бы с дочкой все было в порядке. А внутри меня уже орудовали руки.

– Обвитие. Спокойно. Справимся. Давай, схватка пошла, тужься.

Еще три или четыре схватки, и наступило облегчение, когда я услышала детский приглушенный крик.

– Поздравляю, мамочка!

– Смотрите сюда, видите, девочка?

Я кивнула, мою ночнушку сдвинули вниз, а мне на грудную клетку положили небольшой чуть влажный комочек. Какая же она родная, вся моя, моя доченька!

Я гладила свою кровиночку, пока пульсировала пуповина, а потом у меня забрали дочку, разрезали пуповину, приложили ненадолго к груди и отдали малышку неонатологу.

– Время рождения четыре ноль семь.

– Рост пятьдесят два, вес три шестьсот двадцать, голова тридцать пять, грудь тридцать четыре. Оценка развития восемь из девяти.

Сбоку рука подсовывает мне бирочку.

– Проверьте, все правильно указано?

Читаю, девочка, метрика… Капитонова. Стоп, что?

– Подождите, я Шило. Капитонова в девичестве.

– Шило? Да тебя с обеда вся больница ищет, роддом на ушах стоит, а она тут, Капитонова! Позвоните Толику.

– Я забыла фамилию мужа, когда воды отошли.

– Недавно замужем?

– Скоро четыре года.

– А расскажи про мужа, а я тебя пока почищу и зашивать буду.

– Так вы же меня не резали.

– Милочка, твой головастик тебе внутренние разрывы оставил.

Следующий, наверное, час, я рассказываю о муже, о том, как хочу назвать дочку, а сама смотрю только в сторону кювета, где под лампой лежит уже укутанный мой сверточек. Как же хочется к ней! Чувствовала, как внутри делали стежки. На двадцать шестом я перестала считать.

– Так у меня все.

– А можно встать?

– С ума сошла? Еще часа четыре только горизонтальное положение. Хочешь кровью истечь?

– Я хочу к дочке.

– Сейчас мы тебя переложим на кушетку, еще час ты докапаешься у нас, потом снимут капельницу, отвезут в послеродовую палату, а уже туда тебе принесут дочку.

Меня переместили на кушетку, достали катетер, иглы из спины, оставили только капельницу в вене, и мы с малышкой остались одни. Она даже не плакала, просто спала. А мне безумно хотелось встать, но силы покидали меня, и я провалилась в сон.

Открыла глаза уже в лифте. Спросила, оказалось, что меня уже везут в мою платную палату, где ждет мой врач.

– Н-да, заставила ты меня вчера побегать, Елена. – уже в палате начал отчитывать врач.

– Твой муж тут чуть все отделение не разнес, кстати, он сейчас спит в моем кабинете, пришлось его накачать успокоительным.

– Я хочу к дочке.

– Ты в себя приди, а ребенка тебе, так, ты родила в четыре утра, значит, примерно в одиннадцать принесут. Завтрак попрошу принести тебе в десять. Много не гуляй, гемоглобин – штука коварная.

– А почему так поздно?

– Надо малышку обследовать и прививку сделать. А там и твой благоверный отоспится, тоже к вам придет. Всё. Спи.

Врач ушел, а мне не спалось. Я ворочалась часа полтора, а потом не выдержала, и медленно поползла в душ. Стоя под струями теплой воды, я заметила окровавленное дно душевой кабинки. Последнее, о чем я подумала, перед тем, как свет погас «Неужели я больше не увижу малышку?».

Когда я снова открыла глаза, перед глазами был снова белый потолок, я лежала, рядом противно пищал какой-то прибор, рука болела.

– Она очнулась.

– Я же сказал спать, ты зачем в душ поплелась?

– А что со мной? Я кормить смогу?

– Не волнуйся, это просто витамины. Ты от переутомления потеряла сознание.

– Я видела много крови.

– Это нормально. Виктор, можете подойти.

Ко мне медленно приблизился Вик, на руках он держал наш кулечек.

– Она красавица. Спасибо тебе, – тихо прошептал он, и коснулся губами маленькой щечки.

Малышка завозилась и захныкала.

– Ну что, папочка, пока мама отдыхает, давайте научу менять памперс, подмывать и переодевать, а потом аккуратно приложим к маминой груди, чтобы девочка покушала.

С блаженной улыбкой наблюдала, как наш папочка предельно сосредоточенно проводит манипуляции, которые показывал Анатолий Евгеньевич. Ничего умилительнее я еще не видела за свои годы.