Фергюсон положил ученицу у небольшого костра и накрыл пледом, подкладывая рядом Стормраннер. Даже во сне Марина почувствовала привычный холод меча и тут же схватила его, притягивая ближе.

– Надеюсь, ты проживешь достаточно долго, чтобы стать выдающимся мастером меча, Марина Щербинина, – вздохнул Фергюсон, садясь рядом с ученицей. Он достал из дальнего угла пещеры небольшую флягу. Как только открыл ее, почувствовал резкий алкогольный запах. Закрыв глаза, принюхался и вздрогнул от напора спиртовых паров, что ударили в ноздри. Старик усмехнулся и отпил небольшой глоток. – Как жаль, что я не увижу этого.

Он погладил ученицу по волосам и остался сидеть так до самого утра. Выпивая глоток за глотком, смотря печальными медными глазами в пустоту темной пещеры. Его время неминуемо приближалось.

Утро началось как обычно. Марина проснулась, пытаясь вспомнить, когда уснула. Спустя всего несколько секунд поняла, что эта мысль ей наскучила и девушка сконцентрировалась на приготовлении отвара. Фергюсон лежал за своей ширмой, странно посапывая. От него исходил запах, крайне похожий на спиртовой. Марина поморщилась, но решила оставить мастера в покое. Возможно, вчера был день, когда старик решил что-то отпраздновать. Но раз не рассказал ей – значит и думать об этом не стоит.

Предпочитая праздным мыслям пробежку с привычной сумкой набитой камнями, Марина быстро прикончила утренний отвар и бесшумно вышла из пещеры, стараясь не разбудить старика. Утренние светила беспорядочно расположились на небосклоне, озаряя весь лес своим ослепительным, настойчивым светом. Марина привычно махнула ярким солнцам, названия которых так и не потрудилась узнать у Фергюсона. Она много о чем его не спрашивала, почти полностью отдавшись тренировкам. Может потому, что думала будто по-другому ей не выжить. А может просто ей нравились эти тренировки. Нравилось чувствовать нарастающую силу и умение, о котором она раньше никогда не задумывалась.

Девушка бежала вперед, легко огибая незнакомые, непривычные деревья. Поднимая ворох опавших листьев и слыша пение диковинных птиц. Она даже не чувствовала вес мешка, в котором каждый раз прибавлялось все больше и больше плоских, гладких камней. Марина бежала вперед, забыв о своем прошлом и о жизни на Земле. В этот самый момент она чувствовала странную свободу. И готова была принять ее, открывая сердце новому, неизведанному миру.

Мешок с камнями послужил неожиданным щитом. Марина не сразу поняла, что произошло, только когда еще несколько грубых, кривоватых стрел вонзились в яблоню рядом, она закричала. Из-за деревьев выглядывали коренастые, высокие фигуры. В густой тени деревьев их было тяжело рассмотреть, зато Марина отчетливо увидела железный блеск наконечников стрел, сверкнувших за мгновение до того, как сорваться с тетивы и полететь в ее сторону. Девушка не стала ждать, когда нападавшие существа выберутся из рощи у подножия горы, а потому развернулась и бросилась наутек. Нужно предупредить Фергюсона, он точно будет знать, что делать.

Мешок с камнями она бросила, торчащая из него грубая стрела испугала девушку и, кажется, придала ей скорости. Адреналин бешено стучал внутри Марины, заставляя ее двигаться с изумительной прытью. Она в два счета добралась до пещеры и протиснулась туда, не сбавляя скорости.

– На нас нападают! – выпалила она Фергюсону, как только добралась вглубь пещеры.

– Кто?

– Я не рассмотрела, они стреляли из луков. Может быть эльфы? – девушка была не уверена, но слышала, что из всех волшебных рас эти больше других отдают предпочтение луку и стрелам.

– Если бы в тебя стрелял эльфы – ты была бы мертва, – хмыкнул Фергюсон. – Мое время пришло, Марина. Точнее, оно наступило уже давно, но сейчас как раз настигло, – старик покачал головой, а Марина огрызнулась:

– Я не понимаю, что вы говорите, но вы что – просто собираетесь сдаться? Вы мастер меча, не думаю, что среди нападавших есть кто-то, способный вас победить. Не распускайте сопли, Фергюсон!

– Громкие слова для уроженки Гидграда! – старик рассмеялся, посылая раскатистое эхо гулять по пещере. – Я рад, что ты так доверяешь учителю, Марина. Но то, что вскоре произойдет – неизбежно. Я хочу, чтобы ты это понимала.

Старик поднялся с пола и подошел к Марине. Попытался вытянуться в полный рост и взглянул ей прямо в глаза своими медными, безжизненными блюдцами. Девушка почувствовала, словно он заглядывает прямо в душу, надеясь найти там одинокий, чистый огонек надежды. Фергюсон улыбнулся, по-отечески обхватил Марину за плечи и прижал к себе. Она впервые почувствовала его ровное, тихое тепло и тяжелое, надрывное дыхание, как у больного, сломленного старика. На глазах непроизвольно появились слезы. Фергюсон и вправду умирал. Сейчас она поняла это и осознание пронзительным ударом рассекло девушке сердце.

– Почему вы скрывали?

– Я никогда не скрывал, ты просто не спрашивала, – прокряхтел Фергюсон, удаляясь за свою занавеску. И, как обычно, мгновенно вернулся, держа в руках тот самый клинок, которым начищал рыбу в их первую встречу. – Это Оникс. Мой меч. Мы с ним совершили множество подвигов, но остался еще один. Последний бой.

– Расскажите. Почему вы умираете?

– Я пытался остановить своего ученика и не справился, – сердце Марины сжалось. Она услышала столько грусти и негодования в этой простой и понятной реплике. И больше ничего не нужно было говорить. В этом виноват Альзар. Тот, кто привел ее в этот мир. Он нанес удар своему учителю. Предал его идеалы и учения. – Но все это не важно. Уже не важно. Ты должна знать только одно, Марина. Тренируйся. Никогда не переставай практиковаться. В мире ты столкнешься с тысячами мастеров, каждый из которых захочет сразиться с тобой. На то будут сотни причин, но ты обязана будешь принять дуэль. Таковы законы этого мира. И тебе будет очень тяжело победить. Ты думаешь, что стала сильнее. Думаешь, что научилась технике и можешь сражаться.

– Вы хорошо тренировали меня, учитель, – Марина говорила сквозь слезы, стараясь сдержаться. Осознание того, что вскоре произойдет было слишком реальным и гнетущим. Девушка попросту не справлялась.

– Но у нас было слишком мало времени. И ты слишком стара, чтобы освоить путь меча. Ты можешь только притворяться. Или упорно тренироваться, поставив на кон собственную жизнь. Сейчас мы узнаем, кем ты станешь, Марина Щербинина.

То, что произошло дальше, Марина вспоминала с трудом. Все происходило будто в тумане. Она увидела, как Фергюсон взмахнул Ониксом и подбросил с земли Стормраннер. Марина машинально схватила его за рукоятку и выхватила из ножен в тот самый момент, когда услышала ворчание и череду неизвестных слов, а также лязганье железа, что эхом пролетело от входа в пещеру. Она хотела было развернуться, чтобы сражаться с теми, кто посмел вмешаться в их разговор. Но в это мгновение почувствовала, не увидела, а именно почувствовала движение. И еще был жар. Жар ненависти, ярости, горечи и жажды убийства. Он был осязаемым, безумным, гнетущим, заставляющим открывать рот и стараться заглотить как можно больше воздуха. Как если бы Марина вдруг оказалась в самой горячей пустыне мира и от каждого вздоха зависело бы, сколько она еще сможет прожить. Липкий страх приковал ноги к земле, а руки заставил застыть в нелепом положении, тревожно обхватывая рукоятку меча, который успел уже стать родным. С ужасом Марина осознала, что жар этот отходил от ее учителя. Он не двинулся в ее сторону. Фергюсон лишь улыбнулся и тут же исчез. Девушка почувствовала, как в ее сторону мчится безумный жар, способный сжечь, уничтожить и расплавить ее, стирая само существование. Никогда в поединке Фергюсон не показывал свои истинные умения. Марина наивно полагала, что продвинулась по Пути Меча. Но один этот выпад разрушил всю ее глупую браваду.

Девушка не могла уследить за таким движением. Не могла даже угадать, откуда надвигается удар. Все ее внутренности кричали об опасности, заставляя отбросить меч и бежать навстречу лязгу железа и скорой смерти. И тут внутри девушки что-то надломилось. Она вновь почувствовала ту слепую, каменную безнадегу, что явилась ей во время спарринга. Марину не страшила смерть. Гораздо больше ее пугала слабость. Разочарование и бегство. Она столько работала над собой, всегда пыталась добиться результата, но победа всегда ускользала от нее. И сейчас. О чем думал Фергюсон? Он не успел научить ее всему, а потому решил прикончить? Как бы не так.