Потом сажали в самолет,

чтоб прошибал холодный пот,

и два часа до выброски катали.

Прощай, «старик», прощай родной,

не встречусь больше я с тобой,

и писем мы друг другу не напишем.

Прощай, комбат, прощай друзья,

прощай, товарищ старшина,

в последний раз твою команду слышу…

Едва затих заключительный гитарный перебор, как слушатели дружно захлопали в ладоши. Кто-то восторженно сказал:

– Вот это – песня! А слова дадите переписать, товарищ гвардии ефрейтор?

– Конечно, салаги… – снисходительно обронил музыкант. – Хотите, еще вам чё-нибудь сбацаю?

– Конечно! Давайте! Хотим!

– Ну, тогда слушайте… – он нарочито откашлялся и запел:

Вот когда я вернусь на «гражданку»,

отдохну пару дней, отосплюсь,

соберу дружбано'в на гулянку,

до потери сознанья напьюсь.

Жизнь продолжу потом боевую,

дисциплину начну поднимать,

всю семью свою, часть строевую,

по двору буду маршем гонять.

Парашютную вышку поставлю,

может метров на сто пятьдесят,

первой прыгнуть жену я заставлю,

тесть и теща ей вслед полетят.

Дом большой превращу я в казарму,

огород в полигон боевой,

брата Ваську назначу начкаром,

а сноху медицинской сестрой.

Поставив ногу на выступ фундамента, Гусаров навис над подоконником, заполнив своей массивной фигурой весь оконный проем. Игорь встал сбоку от старшины, всмотрелся. Посредине казармы сидел на табурете гитарист – плечистый чернявый парень с красной повязкой дневального на рукаве. На погонах его гимнастерки желтели узенькие ефрейторские лычки, голубой берет был лихо сбит на затылок, из-под него на лоб падали крутые кольца густых черных волос. Вокруг, опершись на швабры, тесно столпился весь суточный наряд – солдаты-первогодки. Гимнастерки они сбросили, оставшись в летних бело-голубых тельняшках-безрукавках. Певец явно завладел душами слушателей и с большим чувством исполнял свой сольный номер:

Фому-деда отправлю в разведку,

бабку Фросю пошлю…

– Кхе-кхе… – громко покашлял Гусаров. Гитарный аккорд резко оборвался и для всех осталось загадкой, какое назначение получила бы в домашнем гарнизоне бабка Фрося. Увидев Гусарова, но еще не заметив за углом проема нового командира взвода, дневальный вскочил, сунул гитару кому-то из слушателей, ловко подбросил ладонь к берету, четко и громко выпалил:

– Товарищ гвардии старшина! Суточный наряд занимается уборкой помещения, докладывает дневальный свободной смены гвардии ефрейтор Дудкин!

– Вижу, какой уборкой вы тут занимаетесь… Значит, прощай, старик, прощай, родной, не встречусь больше я с тобой… – Гусаров усмехнулся. – Эх, ефрейтор Дудкин, ефрейтор Дудкин! Ну с этими-то понятно: служат всего-ничего, – он кивнул на стриженых под ноль пацанов. – А вы-то уже больше года в армии, и должны понимать, когда можно развлекаться, а когда нет.

– Так точно, товарищ гвардии старшина! – Дудкин молодцевато прищелкнул каблуками, его большие, немного навыкате глаза смеялись.

– Вот и добро, – нестрого произнес Гусаров. – А поскольку вы еще далеко не «старик» и эта моя команда для вас отнюдь не последняя, то возьмите-ка у Семенова швабру и прогуляйтесь с ней по всей площади казармы. Ясно?!

– Так точно! – ефрейтор браво козырнул.

Гусаров присел на лавку у стены здания, Игорь опустился рядом. Было слышно, как в помещении дружно шаркают швабры и полотеры.

– Вот она, служба, товарищ лейтенант, привыкайте и к такому… А с этим певцом кудрявым вам еще придется познакомиться поближе, – старшина усмехнулся, и офицер не понял, чего в этой усмешке было больше: одобрения или осуждения.

– И чем же он знаменит?

– Прежде всего – прозвищем… Солдаты называют его – Петька в кубе.

– Это почему же? – неожиданная веселость Гусарова стала передаваться Игорю.

– Да здесь целая история, товарищ лейтенант… Не так давно, если слышали, наша армия участвовала в учениях армий стран Варшавского Договора…

– Ну-ну, – заинтересовался Игорь. – Это ведь, помню писали, было на территории Болгарии?

– Точно, – подтвердил Гусаров. – Ну и мы там тоже там побывали, правда не всей дивизией, а только одним полком. Надо сказать, неплохо сработали одно дело, а разведрота даже отдельную благодарность получили от самого командующего учениями.

– А при чем здесь этот Дудкин?

– Сейчас поймете, – Гусаров все не мог согнать с лица усмешку. – После учений был парад, митинг и все такое прочее… А потом организовали встречу с болгарской молодежью в одном большом селе. Мы там больше месяца простояли, отрабатывали взаимодействие и боевое слаживание с болгарскими десантниками. Днем служба, а вечером танцы, музыка и все прочее… Не жизнь, а малина! Ну и вот, сидим как-то раз с в палатке со взводным Макаровым, и заходит этот самый Дудкин, он тогда еще рядовым был: «Товарищ гвардии лейтенант, разрешите по личному вопросу?» На меня смотрит косо, стесняется. Ну я и вышел на улицу, мало ли что, думаю, у солдата могло случиться, стою, жду… Слышу, поговорили они о чем-то минут десять, и как захохочет лейтенант, аж палатка затряслась. Он вообще смешливый, наш прежний взводный, уж такая у него натура… Зовет меня. Захожу. Дудкин сидит на топчане, тоже вроде посмеивается. Макаров говорит: «Ну что, воин, расскажем заместителю командира взвода?» Тот кивает: рассказывайте. Оказывается, жениться наш гвардеец задумал на болгарской девушке, я ее, кстати, потом часто видел, красавица, тут уж ничего не скажешь… И фигура, и лицо, и глаза, и волосы длиннющие – все при ней! – при этих словах Гусаров восторженно и как-то даже завистливо покачал головой. Немного помолчал, как видно вспоминая.

– Ну и ну! – Игорь недоверчиво усмехнулся, еще более заинтересованно спросил. – И что же дальше?

– А что дальше? Сами понимаете: блажь на парня нашла, прицепился к взводному: «Прошу вашего ходатайства перед вышестоящим командованием…» Ну, был бы кто-то другой, тогда и разговор короткий: отставить, кру-у-гом, шагом марш, и – точка! Но этот парнишка взводному очень уж люб: даром что только начал служить, иному «старику» запросто нос утрет, главное – отличный мастер взрывного дела, на «гражданке» поднаторел, на угольном разрезе по этой специальности работал… Упросил он таки лейтенанта, вместе пошли к капитану Никитину. Замполит отнесся к этому серьезно, девушку пригласил. Долго беседовал с обоими, убеждал, что не время сейчас для такого ответственного дела, как женитьба. Дудкину, мол, отслужить надо, как раз за эти годы чувства свои проверите, обдумаете все. На том и порешили. Ох и плакала же она, когда мы из того села походным порядком двинулись. Ну прямо «Прощание славянки», по-другому и не скажешь…

– И чем же все закончилось? – тепло улыбаясь, спросил Игорь.

– Известно, чем. Любовь у них еще больше разгорелась. Иная девчонка из соседнего города солдату реже письма пишет, чем эта из-за границы. Что ни неделя, то письмо с иностранными марками на конверте. Считай, уже почти полгода переписываются.

– Да, интересный случай… – Игорь задумался. – Как думаете, получится из всего этого что-нибудь?

– Абсолютно уверен в этом! – убежденно сказал старшина. – Это он только с виду такой бесшабашный, а на самом деле – серьезного ума парень. Добьется своего и женится на той болгарке… – Гусаров взял паузу, потом добавил. – Да-а-а, редкой красоты девушка… Только и наш Дудкин тоже не из последних будет, сами видели… Вот такая история, товарищ лейтенант.

– Интересная и трогательная история, старшина. Спасибо за рассказ. Только я не услышал, почему его Петькой в кубе прозвали?