Мужчина протянул мне руку.

– Я Дамир Ольхов, – представился он спокойно.

– Степан, – кивнула я. – Извините, не по чину мне с вами ручкаться. Вы большой человек, а я простой горожанин. И вообще… не стоит благодарностей. Эти пташки у меня вчера все деньги и вещи отобрали. Подорожную мою порвали… гады.

– Отчего же ты считаешь, что не по чину? – остро взглянул на меня Дамир.

– Одеты вы как кнес, – пожала я плечами. – И кольцо у вас… богатое.

Мужчина растерянно поглядел на свою руку и быстро повернул перстень камнем внутрь.

– И бриться привыкли, – добила его я. – А нынче только столичные кнесы да чиновники бреются.

– Наблюдательный, – покачал головой Дамир. – Шустрый. Драться умеешь. А не засланец ли ты, Стёпа? Не в сговоре ли с этими?

Он небрежно пнул одного из бандитов носком сапога.

– Ну извиняйте, мои документы эти господа в клочья изорвали, – развела руками я. – Либо верьте, либо я дальше пойду ножками.

Дамир повел плечами, будто сбрасывал напряжение и вдруг зашипел, схватившись за левое плечо. Рубашка у него была в крови. Я перевела взгляд на его спутника: выглядел он неважно, был очень бледен и держался за живот.

– Что с ним? Ранен?

– Сожрал что-то не то… надеюсь. Я не целитель, я не разбираюсь.

– До ближайшей деревни верст шесть, – намекнула я. – Не доехал?

– Не смог. Падал.

– Ясно. А с рукой что?

– А ты точно горожанин, Стёпа? Ведешь себя слишком нагло для своих лет.

– Нет, я переодетый Кирьян Браенг, – ухмыльнулась я. – Не похож разве? Вы у них оружие видели? Там ржавчины больше, чем металла. Рану надо промыть.

Отчего-то блондин напрягся еще больше – шутка явно вышла не смешная. Плевать, мне точно было весело. Кажется, у меня истерика. Главное, не разреветься. Или не заржать в голос. Кажется, Дамир что-то разглядел в моих безумных глазах, потому что вдруг улыбнулся.

– Первый бой, малыш? Накрыло?

– Я вам не малыш, а Степан Кириллович, – хмуро ответила я. – Да, первый. Руки трясутся…

– Иди посиди на травке, а я с этими молодцами разберусь.

– Убьёте? – я надеялась, что мой голос не дрожал.

– Вот ещё, пачкаться об них. Обыщу и свяжу. Потом решим, что дальше делать.

Я на подгибающихся ногах добрела до мирно потрескивающего костерка и плюхнулась на брёвнышко, пряча лицо в ладони. Четверо. Я уложила четверых. Сестра Мария мною бы гордилась.

– Выпей, – мне в руки ткнулась кожаная фляга. – Поможет.

– Я еще не дорос до крепких напитков, – буркнула я. – А хотя…

Я вырвала у Дамира, понюхала – в нос резко шибануло алкоголем.

– Соблагоизвольте показать мне рану на плече, – попросила я. – Кровищи натекло – хоть рукав выжимай. Вы же сами понимаете…

Скомандовала бы – но это роль Стефы. Степан вежливо просит. Будь я сейчас женщиной – вела бы себя куда более дерзко.

Дамир тяжело вздохнул и попытался стянуть через голову рубаху, но левая рука отказалась слушаться. Похоже, рана куда серьезнее, чем мне показалось. Поняв, что рука не поднимается, он просто оторвал рукав. Я щедро плеснула на его плечо вином – или что там у него было в фляге – и присвистнула. Порез чистый, но очень глубокий. Такие сами собой не зарастают.

– Надо зашивать, – сглотнув, сообщила я.

– У Талли в мешке есть иголка и нитки, – мотнул головой Дамир. – Вперед, мальчик.

– Я… не умею.

– А я не достану, – спокойно ответил мужчина. – От Талли тем более толку нет.

Я закрыла глаза, вознесла про себя молитву Пресветлой Матери – монастырские привычки не желали исчезать – и, покопавшись в мешке, извлекла большую иглу и катушку суровых ниток.

"Мне этот мужчина никто, – повторяла я про себя, отгрызая зубами кусок нитки и засовывая его в фляжку. – Его боль – не моя боль."

Пропитав нить вином, я вдела её в иголку и примерилась. Не выдержав, хлебнула из фляги, закашлялась, и, пока в груди разливался огонь, воткнула иголку в живую плоть. Разумеется, я умела шить, штопать и вышивать. Наложить ровный шов оказалось не так уж и сложно, особенно если учесть, что мой пациент сидел ровно и не издавал никаких звуков, только еле слышно задерживал дыхание. Завязав узел на нитке, я аккуратно убрала иголку, щедро полила рану из фляги и нагло выпила остатки браги. После этого я позволила себе застучать зубами и утереть злые слёзы.

– Степан, ты молодец, – похвалил меня Дамир. – Для твоего возраста справился великолепно.

– Какого моего возраста? – обхватила себя руками я, сжавшись в комочек. – Мне шестнадцать. Я взрослый.

– Я думал, что меньше, – удивился блондин. – Все равно… молодец. Мужик.

Добрые слова меня приободрили, я действительно почувствовала себя героиней. Вот так всегда – не выношу, когда меня ругают, а от похвал просто расцветаю. Монахини это быстро поняли и вили из меня веревки.

– Стёп, – вкрадчиво начал Дамир. – А ведь в деревню тебе придется ехать.

– С чего бы это?

– Талли не ездок, и бросить тебя с ним и разбойниками – слишком жестоко. А помощь привести нужно.

– А что я с этого буду иметь? – на всякий случай уточнила я.

– Чистую совесть, – не задумываясь, ответил мужчина.

– Ловко придумали, – обрадовалась я. – А если я просто свалю с вашей лошадью?

– А я тебя из-под земли достану, – пообещал Дамир. – Правду говорю. Да и ты не такой.

– Больно вы знаете, какой я, – ворчала я, седлая лошадь.

Найдёт он. Если уж я от отца удрать смогла, от тебя и подавно уйду. Как в детской сказке про пряник: и от рыси ушёл, и от волка ушёл, да… Выпитый алкоголь будил во мне совершенно безумную Стефу. Я уже испытывала это состояние однажды. Жаль, что покрасоваться было не перед кем. И борделя в деревушке, к которой я приближалась, тоже не было. А то я б заглянула.

– Эй, человек, – окликнула я бородатого мужика. – Кто у вас тут главный? Там на дороге на кнеса разбойники напали, ранили. Помощь нужна. Лекарь и повозка.

– Лекаря у нас нет, – развел руками мужик. – Надо в город посылать. А повозка будет, уважаемый. Сей момент, старосту кликну.

– За лекарем пусть кто-то немедленно выедет, – скомандовала я. – А пока… хоть кто-нибудь есть? Знахарка? Коновал? Да хотя бы повитуха?

– Знахарка имеется, – кивнул человек, не двигаясь, впрочем, с места.

– Живо! – громким голосом крикнула я. – Кнес за всё платит золотом! Вот за телегу и лекаря задаток.

Показала ему двойной империал. Очевидно, тут хорошо знали его ценность: ещё бы, за такую монету менялы двадцать златых дадут. На эти деньги можно целый трактир купить. Ну хотя бы половину… Сразу и забегали: телегу с сеном пригнали, мальчишку за лекарем отправили, знахарка прибежала. С мужиками я не поехала – что мне там делать? Помощи от меня немного. Отправилась на постоялый двор (всё же деревня вдоль дороги, как без него), сняла две лучших комнаты и заказала себе еды. Никакой империал я, разумеется, отдавать не собиралась. Не хватало ещё за господина Ольхова расплачиваться. И вообще ни за что платить не стала: Дамир Всеславович мне теперь по гроб жизни должен.

Светловолосый кнес со своим помощником прибыли, когда уже стемнело. Я успела и наесться до отвала, и помыться, и по деревне пройтись. На ногах у меня, между прочим, новые ботинки, на плечах потертая кожаная куртка. Пояс тоже новый, широкий, с металлическими клепками. А меч мне не продали: сказали "не дорос". То есть путешествовать в одиночку – это пожалуйста. А защищаться – еще зачем? Глупости выдумал, господин Градов!

Усталый, бледный, с отросшей щетиной, Дамир всё равно остался самым красивым из всех мужчин, что я видела. Он тяжело прошёл в столовый зал постоялого двора, упал рядом со мной на лавку и нагло утащил у меня огромную деревянную чашку. Отхлебнул и принялся плеваться: в кружке-то было молоко!

– Стёпа, ты болван, – заявил Дамир. – Эй, человек! Пива мне и юноше!

– Юноше не надо! – махнула рукой я. – Юноша еще не дорос. Что с вашим другом?