Разговаривать с колдуном перед тем как его убить - очень глупая затея.
Идти убивать колдуна в одиночку, да еще разговаривать с ним перед тем как нанести финальный удар - идиотизм чистой воды. Впрочем, Серджио был бы последним, кто обвинит двоюродного внука в желании отдать тело деду.
"Самоуверенный сопляк: решил избавиться от порочащего семью пятна на репутации? Ну и где теперь твоя гордость и благочестие, любитель мужских задниц?", - обрывки воспоминаний, доставшиеся вместе с телом, порой подкидывали неприятные, а временами и отвратительные подробности жизни жертвы.
Ритуал перерождения был сложен тем, что начинать его следовало в момент гибели старого тела, в присутствии жертвы не дальше чем в пятидесяти метрах и при наличии у владельца желаемой оболочки здравого разума со свободой воли. Иными словами - нужен человек, желающий жить и бороться за свою жизнь (сломленные куклы не годились).
У кого же жажда жить сильнее: у более чем столетнего колдуна, вся сущность которого сформирована вокруг стремления выжить любой ценой, либо у мальчишки, едва начавшего третий десяток лет своей жизни и искренне желающего уйти вслед за Ушедшим Богом? Внук конечно боролся, особенно когда понял, какую ошибку допустил, но Бледный Змей сломил эти вялые трепыхания, после чего занял молодое, сильное, здоровое и тренированное в энергетическом плане вместилище.
"Возможно это тело протянет полгода, а то и год. За это время я должен найти портал, который строят храмовники и... Да к Сбежавшему все это! Если я найду путь хотя бы куда-то, где можно жить, без сожалений брошу эту гибнущую помойку".
Конечно же, рыцари-жрецы скоро узнают о том, что один из них погиб и стал жертвой Десятого Бедствия... Но по сути, это меняло не так уж и много: в конце концов, за головой Бледного Змея охотятся все, кому не лень и у кого нет инстинкта самосохранения.
Было ли Серджио жаль внука? Скорее "нет" нежели "да". Все же мальчик сделал свой выбор еще тогда, когда поднял руку на деда, пусть тот и считается страшным чудовищем. За одно только это, его уже можно было вычеркнуть из списка родственников, а следовательно и из числа тех, о ком колдуну стоило бы горевать. Да и душа предыдущего владельца тела ушла именно туда, куда стремилась при жизни...
"При следующей встрече с храмовниками, нужно будет посоветовать им совершить акт ритуального суицида: думается мне, Планетос сразу станет спокойнее".
***
Только под утро Бледный Змей дошел до грязной и покосившейся халупы, стоящей в почти заброшенном районе города, где обитали разве что бродяги да монстры. Подцепив пальцами нить заклинания, которая удерживала в готовности защитное плетение, он вошел в дверь и на секунду прикрыл глаза от яркого света, ударившего в лицо из масляной лампы. Стоило же сделать еще шаг вперед, как в живот врезался живой снаряд, талию обхватили тонкие, но сильные руки, а в низ груди уперся лоб рыжеволосой девочки, из спутавшейся гривы которой торчали два беличьих уха.
- Прекрати разводить сырость, мелкая, я задержался только на сутки, - проворчал Бледный Змей, осторожно взлохмачивая волосы на макушке девочки-полумонстра.
- Я... испугалась, - совершенно спокойным голосом, никак не вяжущимся с эмоциональным поведением, произнесла молодая колдунья, неохотно отстраняясь от учителя.
Венера (как назвал ее Серджио, когда нашел убегающей от парочки пьяных мужиков, решивших поразвлечься с малолеткой) была довольно высокой для своих лет, худощавой и угловатой. Ее ноги напоминали скорее звериные лапы, а все пальцы оканчивались коготками, в то время как пониже спины рос хвост, а на макушке - два беличьих уха. В остальном, если бы не золотистая (что выяснилось, когда она отмылась) шерстка, покрывающая все тело, малышку можно было бы назвать обычным человеком.
Венера была колдуньей, пусть и крайне слабой, что компенсировалось старательностью. Бледный Змей держал ее при себе... просто потому, что даже ему нужно было какое-то общение не из разряда "наниматель - исполнитель" и "раб - хозяин". Теоретически, с той же ролью могло бы справиться домашнее животное, но обычные звери в обществе колдуна буквально сходили с ума.
- Собирай вещи, мы уходим, - без предисловий приказал мужчина.
Полумонстр кивнула и без слов побежала в свою комнату переодеваться и за заплечным мешком. Она не задавала вопросов, не навязывалась лишний раз, мало говорила, пыталась поддерживать в доме ощущение уюта... а еще, за что Бледный Змей ценил ее больше, чем за остальные достоинства, искренне ненавидела как людей, так и монстров.
Ненависть к монстрам было несложно объяснить, ведь мать девочки подверглась насилию со стороны одного из них, а когда родила полукровку, родная семья едва не сожгла обоих, слушая мудрые увещевания храмовника. От людей же она за всю свою недолгую жизнь видела не сильно много добра. Так и получилось, что на фоне почти безмозглых чудовищ, моральных уродов и фанатиков, эгоистичный колдун, относящийся к ребенку как к питомцу, которого нужно кормить, одевать, обучать, умудрился выглядеть едва ли не рыцарем на белом конеящере.
"Если слова крыса - правда, заберу ее с собой. Ну а на прощание этому миру, выпущу какую-нибудь зверушку из тех, кого не успел освободить Розарио. Даже жаль, что у меня не было такой же как у него практики по созданию живых и неживых машин разрушения".
Встряхнувшись и сняв с лица ненавистную золотую маску, Бледный Змей направился в мастерскую, чтобы начать собирать собственный багаж. Возможно следовало связаться с представителями криминального мира и сообщить, что на некоторое время исчезнет, но... возвращаться он не собирался. А если все же сведения Клуни окажутся пустышкой, то временно можно будет осесть и в новом городе, а там все равно придется создавать связи с боссами с самого начала.
"И тело... Нужно найти новое тело, пока это не начало растворяться. Все же вряд ли мне еще раз так повезет с рыцарем-жрецом".
В какой-то степени это было даже иронично: те, кого учили сражаться с колдунами и воспитывали как воинов света, стали едва ли не идеальными сосудами для перерождения Бледного Змея. Все же философия самопожертвования "во имя общего блага" имела в себе что-то такое... неуловимое и притягательное.
