- Как говорят на Руси: седина в голову, бес в ребро, - подмигнув блондину, перед уходом произнес тогда "Альбус".

   В девяносто девятом году, в свет вышел Том Дамблдор и его воспитанники: научившиеся принимать человеческий облик единороги, ментальный возраст которых составляет девять-десять лет. Уже скоро они поступят на учебу в Хогвартс, где кроме людей уже обучаются фестралы, оборотни, кентавры и иные магики.

   Последняя страница альбома оставалась пуста. Немного подумав, "Альбус" призвал волшебное перо и размашистым почерком оставил короткую запись, поставив вместо точки многоточие. Перечитав написанное, он хмыкнул и откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза и отпустил чары трансфигурации.

   Если бы в комнате находился кто-либо еще, он бы мог увидеть, как великий светлый волшебник стремительно стареет: черты его лица заострились, кожа покрылась морщинками и словно бы выцвела, усы и борода отросли до середины груди.

   Бывший директор Хогвартса слишком часто использовал хроноворот, из-за чего за год проживал два, а то и все три года. Благодаря чарам превращения, внешне это оставалось совершенно незаметно, но стоило их отменить, как возраст поспешил взять свое.

   Ровно в двенадцать часов ночи тридцать первого декабря девяносто девятого года, "Дамблдор" в последний раз совершил вдох, а в начале первого часа, первого января двухтысячного года, его грудь в последний раз опустилась. Светлый дух принцессы магических существ, пришедший из иного мира, вновь ушел за грань, знаменуя тем самым завершение земного пути великого человека. Однако же, узнают об этом только следующим утром, так как в этот самый момент, "Альбус" веселился с друзьями и родственниками на приеме в Марсианском министерстве, лишь планируя тот момент, когда в последний раз воспользуется хроноворотом.

   В конце концов, великому светлому волшебнику была свойственна театральность и любовь к символизму.

   ***

   Зимнее небо заволакивали серые тучи, из которых попеременно то сыпал мокрый снег, то лил холодный дождь. Превратившаяся в жидкую грязь земля хлюпала под ногами у разумных, собравшихся перед памятником великому человеку, показавшему магическому сообществу то, что нет ничего невозможного, а есть только трудноосуществимое. И пусть зимняя погода Великобритании не радовала солнцем и сухостью, но Гилдерою Локхарту казалось, что проститься с его наставником прибыл весь мир.

   Памятник из белого мрамора, изображающий пожилого мужчину возвышающегося на гранитном постаменте, одетого в длинную мантию, неизменные очки-половинки и удерживающего в вытянутой вперед и вверх руке миниатюрную копию Земли, стояла на холме, на опушке бывшего Запретного, а ныне - Вечнодикого Леса. Мраморный Альбус словно бы удерживал весь мир на своей ладони, при этом ехидно прищурив глаза, тепло и добро улыбался (во мраке ночи, по задумке ОТ, глобус должен светиться ярким золотым сиянием, служа маяком во тьме, указывающим путь к знаниям из пучин невежества).

   Волшебники и магики подходили к статуе целыми семьями, а представители своих стран - полными делегациями. Никто не произносил громких речей, никто никого не агитировал, и даже политические противники временно забыли о своих разногласиях.

   ...

   "Ты можешь..." - гласила надпись на постаменте, выведенная золотом.

   "Я могу", - кивнул своим мыслям голубоглазый блондин, на краткий миг ощутив, как его по плечу похлопала чья-то сильная рука. Внутренний взор нарисовал картину того, как обернувшись, он увидит своего наставника, который весело усмехнется и заговорщически подмигнет... Но это было лишь наваждение, которое развеялось уже через мгновения.

   "Я вас не подведу, учитель", - пообещал голубоглазый блондин, отходя от статуи Дамблдора.

   - Ты в порядке, Гил? - спросила Афина, ради мероприятия принявшая оборотное зелье и теперь находящаяся в облике человеческой женщины.

   Курока и Аша, также сопровождающие своего избранника в человеческих личинах, молча встали справа и слева, всем видом излучая готовность поддержать. Это было даже забавно и мило, а еще... просто приятно.

   "Пора уже с этим всем заканчивать. В конце концов, я не мальчишка, чтобы вечно бегать от трудных решений, да и они - не малолетние девчонки, чтобы тратить время впустую".

   - В общем так: дамы, вы все милы моему сердцу, а потому, выбирать одну я не собираюсь, - подняв руку в останавливающем жесте, Гилдерой продолжил: - Сейчас я уйду по делам министерства, а когда вернусь вечером, будем готовиться к свадьбе. У вас есть время до вечера, чтобы решить то, готовы ли вы жить вместе и нужен ли вам я, со всеми своими плюсами и минусами. Никаких больше сожительств и недосказанностей: если живем вместе, то живем как семья. Я - глава семьи и с этим придется считаться. Вроде все... До вечера.

   Поочередно обняв удивленных и слегка сбитых с толку девушек, Локхарт отошел за пределы антиаппарационного барьера и исчез с глухим хлопком. Спустя несколько секунд нэкомата отмерла и заявила:

   - Няконец-то. Ня уже думала, что он ня решится.

   - Полагаю, против условий Гилдероя возражений нет? - уточнила ламия.

   - У меня все давно готово, - пожала плечами кентаврица.

   - Тогда, чего же мы ждем? - растянула губы в хищной улыбке кошка-девушка.

   Правые руки невест взметнулись вверх и вперед, замерли в центре импровизированного треугольника сжатыми кулаками, затем кисти трижды поднялись вверх и опустились вниз, прежде чем вновь замереть, но уже изображая разные фигуры.

   - Камень бьет ножнецы, - заметила Аша.

   - Бумага накрывает камень, - в свою очередь произнесла Афина.

   - Ножницы режут бумагу, - констатировала Курока. - Еще раз? Ня думала, что выбрать старшую жену будет так сложно.