6. Стоит также, на мой взгляд, признать, что современное искусство (употребим этот расплывчатый термин) в западном обществе непосредственным образом связано с жизнью этих людей. Это у нас данное искусство почти что всегда репрезентативно, т. е. репрезентирует какую-то несуществующую в социологическом смысле область российской жизни, а на Западе современное искусство почти всегда встроено в непосредственный быт граждан тем или иным образом. От потребления эксклюзивного продукта до разработки программ социальной помощи. У нас в России подобная связь была как раз во времена андеграунда. Именно поэтому мне нравится искусство Монастырского. Перформансы коллективных действий – это нормальное, естественное функционирование современного искусства. То же самое, наверное, можно сказать о радикальном акционизме 90-х где-то до года 1996-го. Тогда акционизм и его куцая философия была тканью реальной жизни. А вот после 1996 года началась чистая репрезентация. Я, правда, пытался работать на политическом поле и таким образом избежать репрезентации, но это не удалось из-за того, что искусство и политика – это на самом деле два разных типа действия. В целом этот период давно закончился. И пока все, что существует сейчас в российском искусстве, – это галимая репрезентация. Как вы понимаете, нонспектакулярное искусство15 – это тоже была попытка избежать репрезентации. Так вот, проект неореализма по Лифшицу, такой своеобразный «неосоц» – это тоже (как и современная абстракция) все проекты репрезентативные. Однако их нужно осуществить, чтобы понять меру их репрезентативности и попытаться от нее избавиться. Это, на мой взгляд, одна из центральных задач любого современного проекта.
7. Относительно Сталина. Считаю это важной темой, но ее стоит немного попридержать. Она чисто философская и уведет нас немного в сторону. Ты кстати, Дима, неправ, когда подразумеваешь, что мои рассуждения о Сталине стали бы носить эпатажный, богемный характер, как у Сальникова. Я к проблеме Сталина отношусь достаточно серьезно и думаю, уже невозможно ограничиваться заявлениями, что он могильщик революции или политик-прагматик. Эта проблема философская, а не политологическая (типа разные периоды революции: подъем, потом «термидор»). И конечно, моя цитация Черчилля, наверное, была слишком простой (этот, блядь, Черчилль со своими «крылатыми» фразами). Я думаю, со Сталиным стоит разобраться отдельно.
А почему бы к дискуссии не привлечь Влада Софронова?
Толя
Письмо 7
Д. Гутов
09.12.2003
Спасибо, Толик.
Очень дельно. Когда Сальников пишет: «следует объяснить, что СССР не был «империей зла», а самой прогрессивной страной в истории человечества», то ставит задачу бессмысленную и невыполнимую. По той простой причине, что СССР не был такой страной. В СССР много всего было понамешано. Наше дело уметь отличать, а не менять знак с минуса на плюс. Впрочем, я это Володе много раз писал, но не был услышан. Даже стилистически такие фразы недопустимы. Тут я целиком на стороне Осмоловского. Человек, прошедший мало-мальскую выучку у Гегеля или Маркса, никогда так не напишет и не подумает. Диалектика – это и есть искусство отличать. Видеть в явлении разные стороны. Я устраивал у Володи и Нины16 чтение статьи Гегеля «Кто мыслит абстрактно»17, но, видно, без толку. И я согласен с Толиком, что такой стиль выглядит как модернистская поза. Лимонов здесь преуспел. Володя, подумай об этом. Никакой пользы, кроме вреда, этим не добьешься. Твои сильные стороны не общие места, а конкретные наблюдения над жизнью. Типа описания фан-клуба Кабакова.
Пару слов по поводу термина «реализм», который у нас все время всплывает. Он имеет разный смысл у разных авторов, но нам важно, как им пользовался Лифшиц. Так вот, Толик, для него не только Босх был реалист, но сюда попадала и иконопись, и искусство черной Африки и австралийских аборигенов и готические химеры. Реализм в духе передвижников Лифшиц как раз считал очень ограниченным. Можно на эту тему спорить сколь угодно много, но понимать, что хотел сказать Лифшиц, необходимо.
В этом смысле все модернистское искусство (вместе с тончайшей дифференциацией, которую ты, Толик, проводишь) обладает своим единством. Здесь, кстати, Лифшиц – редкий искусствовед, который разделяет представление о радикализме создателей авангарда. Вспомним Малевича, который говорил, что было искусство от дикаря до академии, а с него началось другое. И Лифшиц в этом с Малевичем согласен. В отличие от всех болтунов, которые плавно встраивают Малевича в историю искусства и думают, что он им за это спасибо скажет.
Всякий, кто понимает Малевича, поймет и Лифшица. Здесь началось качественно другое. Суть этого другого в невидимой рамке, которой теперь обведено любое произведение. Эта рамка и превращает консервную банку или три полоски желтого, красного и фиолетового в произведение искусства. И тот, кто не посвящен в эту мистерию, не видит эту рамку, тот просто не имеет к современному искусству отношения. Именно в этом суть концепция «первого» и «второго» художника, смутившая Осмоловского. Так что дело не в том, кто изображает мужиков на улице.
Сегодня надо обсуждать именно эту рамку. Мы вынуждены работать с ней, или есть способ работать иначе? Это главный вопрос. А уже отсюда следует и судьба авангарда, и вопрос о репрезентации и все остальное.
И еще, Толик, ты пишешь: «Ну и следует, конечно, прямо-таки возопить. Если Пикассо или Сезанн критикуются с точки зрения некачественности живописи, то о чем тогда идет речь?! Как может человек, действительно разбирающийся в изобразительном искусстве, не понимать значения этих авторов!»
Вопрос. Где ты такое у Лифшица прочитал?!
Обнимаю.
Гутов
Письмо 8
Д. Гутов
09.12.2003
Мизин!
Все твои проекты – критика модернизма, но в МОДЕРНИСТСКИХ ФОРМАХ!!!
А наш институт старается от таких форм уходить.
Здесь как раз можно безответственно оторваться и сделать что-то на самого себя совсем непохожее. Ко всем предыдущим (и даже будущим) работам никакого отношения не имеющее. Не связанное ни с твоей узнаваемостью, ни с карьерой. Что-то совсем для себя, для души. Может, что-то, что ты и показать в нашем арт-мире стесняешься?
Может, ты и рисовать умеешь? (Это не обязательно.)
Думай туго, но мощно и в срок.
Обнимаю.
Гутов
Письмо 9
А. Осмоловский
09.12.2003
Я думаю, что Дима в последнем письме выделил главную художественную проблему «невидимой рамки». Эта проблема на самом деле имеет непосредственное отношение и к проблеме преодоления репрезентации. Репрезентация – это другая сторона той же самой проблемы. Даже если более точно говорить, то здесь есть целый пучок проблем: «рамка», «репрезентация», «отстранение», «аура» и мн. др. Конечно, каждый из этих терминов тянет за собой сложнейшую цепочку размышлений, но для начала стоит назвать через запятую близкие темы.
Вот что можно сказать предварительно относительно «невидимой рамки». Во-первых, надо доказать, что эта рамка в современном искусстве есть везде. На мой взгляд, если в «Фонтане» Дюшана она несомненно присутствует, то в «полосках» Ньюмена как раз нет. Как можно по-простому эксплицировать эту «рамку»? Необходимо обладать дополнительной информацией для того, чтобы идентифицировать тот или иной предмет как художественный. Каким образом предмет становится художественным? Дюшан – это лишь один из методов достижения (и удерживания) художественности, его можно назвать институциональным. Существование художественных институций делает этот объект художественным произведением. В этом смысле объекты Дюшана (но не все, у Дюшана есть очень интересная и качественная живопись) ангажированы, интегрированы в современную цивилизацию самым непосредственным образом. С уходом этой цивилизации, скорее всего, уйдут и эти объекты как художественно значимые. И в этой констатации нет ничего скандального или обескураживающего. Такова суть и идея этих объектов.