Сейчас в нем сложно было узнать того полноватого, странного и закомплексованного фрика в инвалидной коляске, которого я впервые встретил в 78-ом. Он сильно похудел, начал модно стричься, отрастил себе щегольскую козлиную бородку и бакенбарды. Всем своим видом он демонстрировал принадлежность к сообществу молодых хай-тек миллионеров, которое начало формироваться в конце XX — начале XXI века и достигло расцвета в конце века. Это были люди, не потерявшиеся в век технологической сингулярности. Их мозг, в отличие от мозга окружающих, был все еще в состоянии угнаться за несущимся прогрессом, вовремя постигать и коммерциализировать все новые и новые технологические новшества. Олицетворением этих людей был Хариш Сурадж, президент «Дрим Тек», заработавший первый миллиард к 30 годам, а к 50 годам отдавший больше половины из своих 183,5 миллиарда на финансирование амбициозных долгосрочных проектов из области научной фантастики, призванных изменить человечество. Эти люди зарабатывали состояние на вещах, которые среднестатистический обыватель был не в состоянии даже понять. А к тому времени, как их ноу-хау начинали запоздало копировать дураки и осваивать обыватели — они уже зарабатывали на чем-то новом, о чем обыватели прознают еще через пару лет. По их внешности, как правило, было сложно сказать, что они богаты — чаще всего подобных персонажей можно было встретить передвигающихся по городу на гиробордах, в каких-то простеньких на вид шмотках, по которым и не скажешь, что они куплены в дорогих магазинах — ведь их чувство интеллектуального превосходства над окружающим миром было так велико, что не нуждалось в подтверждении внешними атрибутами.
— Хорошо смотришься, приятель, — признал я, пожимая ему руку.
— Да уж. Вот ирония судьбы — похоже, наступил момент, когда я стал смазливее тебя!
Его комментарий вызвал тоненькие смешки. Каждой рукой он обнимал по девице, которые, судя по их виду, едва-едва достигли совершеннолетия. Они носили на себе лишь необходимый минимум одежды, состоящий из мини-юбок и топиков, и были похожи на оживших героинь порно-аниме. Левая имела степную азиатскую внешность, не то монголка, не то казашка, с татуировкой в виде лотоса около пупка. Ее глаза были прикрыты даже уже, чем полагалось от природы, что наводило на мысль о том, не обладает ли наркотическими свойствами жвачка, которую она перекатывает меж челюстями, временами надувая и громко лопая. Правая была смуглой азиаткой, должно быть тайкой или камбоджийкой, с волосами неимоверного розового цвета. Её невысокий рост, которой компенсировали туфли на высокой платформе. Какие-то неуловимые детали в ее внешности натолкнули меня на мысль, что передо мной на самом деле трансгендер, но в наше время в этом уже невозможно было быть на 100 % уверенным.
— Это Айша. А это — Ченнери. Девчонки, поздоровайтесь с Димитрисом.
— Привет, Димитрис! — тоненько пропищали те, хихикая и махая ручками.
— Привет, — кивнул я.
Я не пытался выведать у Тима всех нюансов его взаимоотношений с этими нимфами. Догадывался, что их едва ли связывали какие-либо отношения, кроме группового секса. Что ж, вряд ли можно было винить парня, проведшего свою юность и молодость прикованным к инвалидному креслу, в том, что он слегка слетел с катушек, когда стал на ноги в прямом и переносном смыслах этого слова.
— Как твой бизнес?
— О, отлично, — лучезарно и самоуверенно улыбнулся тот. — К счастью, я вовремя смекнул, что VR — вчерашний день. И переключился на архитектуру смоделированных сновидений. Мы как раз дискутировали на эту тему с твоим юристом.
— Привет, Владислав, — поздоровался я с Кацом, который стоял неподалеку, завистливо косясь глазами в сторону спутниц Тима.
— Рад видеть тебя, Димитрис. Интересные вещи мне рассказал Тим. Ты о таком, небось, и не слыхал никогда.
— Хотел бы я никогда об этом не слышать, — буркнул я.
Шесть лет назад, когда я угодил на Грей-Айленд, система «Самсон» еще была засекреченной военной технологией. Но в современном мире достижения науки и техники невозможно долго сохранять скрытыми от общественности. Еще в годы войны технология нашла свой путь в массы и получила более широкое применение — настолько активное, что ряд консервативных сенаторов уже выступали с инициативой ограничить его законодательно, опасаясь, что молодежь массово перейдет из реальности в мир смоделированных сновидений.
— Ах, ну да, — кивнул Владислав понимающе, и опустил взгляд, смекнув, где я сталкивался с этой технологией.
— Я всегда ненавидел это. После каждого погружения чувствовал себя как дерьмо, — вспомнил я.
— Это потому что ты погружался в дерьмо, — охотно объяснил Тим, ответив на вопросительный взгляд Айши, искренне удивленной, что кому-то может не нравится штука, от которой сама она, вероятно, фанатела. — Твой мозг всего лишь реагирует на обстановку, в которую его окунают. Долгие нудные брифинги, изнурительные тренировки, симуляция боевых операций — вряд ли это те вещи, которые способны вызвать у человека позитивные эмоции… Хотя за тебя расписываться не берусь. Может тебя от всего этого и прет. Ты же реально ловил кайф от того, что проводил по три часа каждый день перед боксерской грушей!
— Не стану спорить об интересах с человеком, который однажды провел перед компом двое суток напролет, едва не откинув копыта от обезвоживания, — не остался в долгу я.
Ченнери и Айша хихикнули.
— В общем, что я пытаюсь тебе втолковать — так это то, что твои мрачные воспоминания связаны не с самой этой чудесной системой, а с теми извращенными целями, для которых тебя ее принуждали использовать плохие дяди. А теперь попробуй на секундочку представить себе (знаю, это может быть сложно) что ты не нудный и угрюмый легавый на пенсии с кучей травм, болячек и предубеждений, а веселый, беззаботный, свободно мыслящий фрик, который больше всего на свете любит как следует оторваться и испытать нечто новое. Поверь мне, ты пришел бы в дикий восторг от игрушки, которая позволяет окунуться в сладкие грезы с заранее прописанным сценарием. А самое прикольное то, что минута в спроектированном сне отнюдь не равняется минуте в реальном мире. Сечёшь? Твоё тело может физически проспать всего лишь пару часов. А твой мозг за это время проживет несколько дней на каком-нибудь живописном необитаемом острове, раскинувшемся в альтернативном мире, где нет опасностей, болезней и проблем, каких-либо физических, моральных и финансовых ограничений…
— … при этом испытав серьезную перегрузку, чреватую в будущем не только мигренями, но и серьезными расстройствами психики, — закончил я угрюмо.
— В наше время и так 90 % народу в городах — латентные психопаты. Почитай результаты любых исследований. Наш мир слишком сильно и быстро меняется, чтобы можно было сохранить психику в том состоянии, которое считалось нормой во времена первобытно-общинного строя. Можно, конечно, убежать от всех этих странных дьявольских штук и жить в какой-нибудь пещере, как наши «мудрые» предки, которые, правда, почему-то редко доживали даже до тридцати. А можно попытаться не быть твердолобым и принять новую реальность. От того, что ты будешь отвергать ее, она не исчезнет, приятель.
Я с сомнением пожал плечами. А Тим, наслаждаясь тем, как его спутницы слушают его, открыв рты, продолжил:
— Технологии продолжают развиваться семимильными шагами. Пройдет лет десять — пятнадцать, прежде чем какие-либо технологические ограничения во временном соотношении реальности и сна вообще исчезнут! Ну хорошо, останутся, может, какие-то природные границы, связанные с ресурсом головного мозга. Но пока еще к ним никто даже не приблизился. Вы представляете себе, что это значит? За секунду, прошедшую в реальном мире, человек сможет прожить во сне целый год. Или десятилетие. А может, сотню лет? За это время его тело не постареет, не заболеет, не умрет. А мозг даже не будет подозревать, что окружающий его мир — нереален. Путь к бессмертию все-таки найден. Хотя он оказался более витиеватым, чем предполагали древние алхимики.