Я прекрасно понимал, что стоит за этим приказом. Это была инициатива Чхона. И дело было даже не в том, чтобы дать людям «оторваться» перед отправкой в последний путь. За этим приказом, как и за всеми его приказами, стоял лишь прагматизм. Двойная доза концентрата, впрыснутая в вены перед боем, превратит их в неистовых берсеркеров. Они не будут чувствовать боли, страха, сожаления, и будут убивать все, что видят. А ничего иного от них и не требуется. В отличие от большинства прошлых спецопераций, за которыми стоял тонкий замысел, здесь у нас была лишь одна настоящая цель — продать свою жизнь как можно дороже.

— Я приказываю лейтенантам и сержантам воздержаться от двойной дозы, — тем не менее, продолжил я, не убоявшись неминуемо последовавшего за этим ропота. — Максимум — полная одинарная. Я также разрешаю и очень советую всем, кто желает, ограничиться своей стандартной боевой дозой. Я буду требовать от каждого из вас самоконтроля и подчинения. В любой ситуации.

Я прошелся по шеренге грозным взглядом, желая убедиться, что мои слова все усвоили. «Какое подчинение, кэп? Меня убьют через секунду после высадки, а тебя через три», — прочитал я отчаянную иронию в глазах некоторых легионеров. Я понимал, что многие бойцы в бою начхают на мои советы, не рассчитывая дожить до наказания за свой проступок. Но я оставался твёрд.

— План операции вам уже известен. Все вы ознакомились с ним с помощью «Самсона», пока спали. Сейчас мы пройдемся по плану устно, чтобы убедиться, что каждый знает, что делать.

Я спроецировал бойцам на нанокоммуникаторы интерактивную карту операции и начал методично излагать пошаговый план, уже досконально всем известный.

Наша первая задача — нейтрализовать тяжелую электромагнитную рельсовую пушку «Лон», в переводе с китайского — «Дракон». Батарея из шести таких пушек на протяжении всей кампании превращала жизнь миротворцев в настоящий кошмар. Радиус поражения «Драконов» достигал трехсот миль. Это было самое дальнобойное орудие, состоящее на вооружении евразов. Каждые тридцать секунд пушка, находясь в боевом положении, способна была сделать выстрел, который испепелял площадь радиусом шестьсот квадратных футов. Огонь этой батареи сулил чудовищный урон силам миротворцев, когда они выйдут из подземных укрытий и выдвинутся на наступательные позиции. Каждый залп может отнять жизни у десятков людей. Ракеты и авиабомбы неспособны были пробить мощные магнитные щиты, толстый слой горной породы и укрепленную стену железобетонного бункера, где была укрыта пушка. Единственный выход — молниеносная высадка десанта прямо на вражеские позиции в тот момент, когда орудие будет поднято в боевое положение.

После выполнения первой задачи нам предстояло выдвинуться к точке входа в подземные помещения Новой Москвы, которую к тому времени должны будут взять под контроль другие отряды. Ранцевые двигатели позволят нам преодолеть крутые склоны и ущелья. Планировалось, что мы будем в числе первых отрядов, которые проникнут через верхние вентиляционные шахты в южные секции Новой Москвы.

Брифинг занял около часа. Легионеры сосредоточенно выслушивали повторение наших задач. Никто и словом не обмолвился о том, что их миссия — самоубийство. Даже попасть внутрь подземной крепости, казалось, нереальным. Куда вероятнее было погибнуть еще в воздухе или, если повезет высадиться, быть перебитыми на хорошо охраняемых подступах к «Дракону». Если же мы окажемся везучими, внутри нас все равно будут ждать на хорошо подготовленных и укрепленных позициях огромные силы голодных и отощавших, но озлобленных, закаленных в боях защитников, настроенных, вопреки заверениям наших пропагандистов, обороняться до последней капли крови.

Наша истинная функция, говоря начистоту, состояла лишь в том, чтобы простелить своими трупами дорогу подкреплениям. И многие стоящие сейчас в строю понимали это не хуже меня. На некоторых лицах было написано сдержанное отчаяние, в том числе на лице рядового Орфена. Но жаловаться и скулить — не в характере легионеров.

Бойцы лишь с нетерпением ждали момента, когда им представится возможность воспользоваться последним подарком Чхона — увеличенной дозой боевых стимуляторов. Это был улучшенный аналог «наркомовских ста грамм», которые еще во время Второй мировой войны давали плохо вооруженным и необученным советским солдатам, перед тем как посылать их на убой. После приема такой дозы легионеров перестанет волновать все. Даже собственная смерть.

— Выдвигаемся по команде. Приготовьтесь как следует, — закончил я.

§ 11

На часах было 16:00.

Орфен тихо подошел ко мне, когда я задумчиво топтал ногой плотную кромку снега и дышал воздухом у выхода из пещеры, где размещался наш бункер. До расчетного времени начала операции оставалось тридцать минут. Я мог все время видеть панель обратного отсчета в уголке дисплея своего нанокоммуникатора.

Впрочем, на самом деле операция уже началась. Воздушно-космические силы применяли всю свою мощь для того, чтобы расчистить плацдарм для грядущей высадки. Окружающий ландшафт не походил на мир, в котором привыкли жить нормальные люди. Небо было скрыто за непроницаемой завесой пепла, которая наполнялась багровым отливом, отражая свет взрывов. На горизонте поднимался в небо черный гриб от гигантского взрыва. Заледеневшая земля дрожала, как при землетрясении. Где-то вдали с отрогов гор сходили лавины. Вся атмосфера ревела и тяжко стонала, наполняясь энергией разгорающегося сражения.

Мы оба, как и все бойцы нашей роты, как и бойцы всех остальных подразделений, уже много часов как были облачены в боевое снаряжение. Начало операции переносили уже несколько раз, и я не удивился бы, если бы его перенесли снова. Во время таких масштабных операций ничто и никогда не идет по плану.

«Сколько же можно тянуть?!» — раздраженно думал я. Ожидание боя выматывало нервы во много раз сильнее самого боя. Этой порой бывало совершенно невыносимым даже для самого опытного ветерана. В нашем же случае длительное ожидание было еще и крайне опасным. Перерыв между началом бомбардировки и десантированием не должен быть слишком большим — иначе враг успеет подготовиться ко встрече десанта, и тогда наши и без того неопределенные шансы пережить высадку снизятся до совсем крохотных.

С пригорка, где мы стояли, я мог, как на ладони, видеть полевую базу «Треногов», размещенную на укромном плато на несколько сот футов ниже нас. Расстояние было слишком большим, чтобы метель могла донести до нас звуки и вибрацию от их тяжелых шагов. Тем не менее не менее дюжины «Треногов», которые многочисленные наземные техники активно готовили к погрузке в десантные контейнеры, производили неизгладимое впечатление.

Среди отрогов Гималаев невозможно было использовать тяжелую боевую технику стандартных образцов вроде танков и самоходных артиллерийских установок. «Треноги» же вполне подходили для высокогорных условий.

Боевая машина нового поколения, принятая на вооружение в 2091-ом, идеально подошла бы для съемок нового фильма по книге Герберта Уэллса о вторжении марсиан. Сложно было поверить, что ее построили земляне. Пожалуй, она и на машину-то не слишком походила — скорее была похожа на чужеродную титаническую форму жизни, от которой так и веяло грозной мощью.

В высоту каждый исполин достигал пятидесяти футов, будучи самой высокой единицей наземной техники изо всех когда-либо построенных. Сравнительно небольшой овальный корпусом размером с автобус покоился на трех длинных тонких ногах из эластичного неметаллического сплава. Из лобовой части корпуса торчало длинное орудие, напоминая носик огромного комара.

Когда громадины стояли на месте, они казались неустойчивыми и хрупкими. Но мне доводилось видеть их в бою, и я знал, что при необходимости «Треног» может двигаться с удивительной проворностью, а свалить его с ног — задача архисложная.

— Приятно чувствовать за собой такую поддержку, сэр! — сквозь грохот проорал мне на ухо Орфен.