Я киваю и исполняю команду.

– Хорошо, умничка, – одобрительно шепчет на ухо.

От его голоса и тона волоски на теле встают дыбом. Впервые за месяц общения я различаю что-то похожее на похвалу из его уст. Морально готовлюсь к тому, что он начнет лапать, гладить, трогать, задирать платье, как действовал Леонидас в туалете перед обручением, но он этого не делает. Лишь дышит чуть глубже, чем раньше.

Одна его рука сжимает мою ладонь, вторую он подносит к моему лицу и проводит пальцами по подбородку, затем касается рта. Я чувствую запах табака и закрываю глаза, концентрируясь на ощущениях.

Он не спешит. Указательным пальцем задерживается на моей нижней губе, чуть сминает её, смачивая подушечку в моей слюне. Промедление и скупая ласка действуют на меня совершенно странным образом. Он словно ждёт знака, а я застыла и не могу пошевелиться. Такого со мной ещё не было.

Его пальцы почти нежно гладят мои, переплетаются с ними, дразнят. Эрекция же становится твёрже, я чуть подаюсь ему навстречу, и он усиливает напор бёдрами. В этот момент что-то меняется, и я… я послушно приоткрываю рот и сама обхватываю его указательный палец. Сначала прикусываю, потом губами. Провожу по нему языком, втягиваю в себя.

Инстинктивно я чувствую, что ему хочется именно этого, и начинаю играть по его правилам. Разумеется, чтобы спастись… или вновь заслужить одобрение?

Моё сердце сейчас выскочит из груди.

Он меня почему-то не лапает! А ещё не пытается стянуть бельё, принудить к поцелую… ничего подобного, и я не чувствую себя униженной. Хотя должна. По всем параметрам должна!

Он даёт мне немного времени поласкать его добровольно, после чего проникает в мой рот еще одним пальцем. Я принимаю оба и начинаю сосать. Пошло, влажно. Он пихает их глубже.

– Расслабь горло, – говорит мне почти ласково, и я слушаюсь, как самая настоящая шлюха. Пытаюсь максимально успокоиться. Он трахает пальцами мой рот, а потом пихает их так глубоко, что у меня едва не срабатывает рвотный рефлекс. Я отшатываюсь, и он отпускает меня. Я складываюсь пополам и начинаю кашлять.

– Боже! – шепчу, хватаясь за горло. – Какой же ты мудак!

Теперь его взгляд опускается на мою грудь, и я понимаю, что вырез сдвинулся и открылся вид на чёрное кружево. Поспешно прячу бельё, пытаюсь натянуть ткань и максимально уменьшить вырез. Вытираю глаза от подступивших слёз.

– Так кто ты? – повторяет он вопрос. Подносит те же два пальца к лицу и касается их костяшек языком, глядя мне в глаза. Это так… странно и извращённо. Я пытаюсь сплюнуть, но получается не слишком красиво: никогда не умела этого делать. Быстро вытираю руками губы. Всё это время он наблюдает за мной, не двигаясь с места. И прекрасно понимая, как выгляжу со стороны, я бросаю ему:

– Юрист, – стискиваю зубы.

– Хорошо. Как скажешь, Лада, – его голос неожиданно смягчается. – Судя по ошибкам, которые я замечаю в твоей работе, ты пока весьма посредственный юрист, но всё же юрист. Если же ты придёшь ко мне ещё раз для личной, – выделяет последнее слово голосом, – беседы, то имей смелость признать свой истинный статус. – Пару мгновений он мешкает, потом добавляет: – Ко мне или к кому-то другому.

Я вскидываю на него глаза.

– Все решения были вынесены так, как я посчитал нужным. Пора бы поумерить своё самомнение. Вы**ываться будешь перед греком.

Последние слова заставляют вспыхнуть. Мат из его уст кажется чужеродным, но в то же время будто очеловечивает этого мужчину. Я поднимаю ладонь, словно в жалкой попытке остановить катящуюся на меня опасную лавину, но он больше не нападает. Ни словами, ни действиями. Стоит, смотрит. Решив не провоцировать его больше, я ухожу в сторону огней, людей и безопасности так быстро, насколько только позволяют шпильки.

Подальше от тёмной парковки. Этого закоулка. Подальше от Богданова, который мне явно не по зубам. Всё ещё чувствуя вкус его пальцев во рту. Запах табака и туалетной воды на языке. И странный, пугающий сумбур в душе.

Лада

В состоянии некоторого ступора я добираюсь до дома. В прихожей скидываю неудобные, выпачканные в земле босоножки и на цыпочках спешу в ванную. Стягиваю платье и заталкиваю его в корзину с грязным бельём.

Смываю прохладной водой остатки косметики, несколько раз провожу растопыренными пальцами по спутанным волосам и смотрю на своё отражение. Сердце всё ещё ускоренно колотится, щёки пылают. Подношу сначала левую руку к губам, затем правую – ту, которую он сжимал. Касаюсь нижней губы и замираю. Я думала, на запястье останутся синяки от его хватки, – но нет даже покраснения. Никаких следов нет.

Он был просто в бешенстве. На мгновение мне показалось, что он сделает это. Принудит меня к интиму. Хожу по квартире, заламываю руки. Никак не могу найти себе места. Надо с кем-то поговорить о случившемся. Несколько раз снимаю блокировку с телефона и выбираю в контактах Леонидаса. Один раз даже делаю дозвон, но он не берёт трубку. А когда перезванивает через минуту, я извиняюсь и лгу, что нажала случайно.

Что он мне скажет? Я и так знаю. Работать – это не твоё, лучше сиди дома и не рискуй понапрасну. Что сделает? Поедет ругаться с Богдановым? Меньшее, чего мне хочется, это рассорить двоих мужчин.

Но выговориться кому-то надо, и я пишу подруге: «Маш, спишь?»

«Нет, что-то случилось?» – отвечает тут же.

«Можно я позвоню?»

Через две секунды вижу входящий и поспешно принимаю вызов с видео.

– Что стряслось, Ладка? – Маша выглядит не на шутку взволнованной. Её короткие светлые волосы зачёсаны назад чёрным тонким ободком, на лице лоснящаяся питательная маска. – Блин, видео включила. Прости за видок, готовлюсь к завтрашнему процессу, не забывая при этом о красоте кожи. – Она начинает придирчиво рассматривать себя во фронтальную камеру и поправлять волосы.

Я невольно улыбаюсь – обожаю эту девчонку!

– Забей, у меня внешний вид не лучше. Как у тебя вообще дела? Осадчий стращает, как обычно?

– Ага, не то слово. Но потом сразу обещает, что скоро получу статус адвоката. Метод кнута и пряника в действии.

– Скоро – это через пять лет? – шучу, припоминая манеру общения Андрея Евгеньевича.

– Нет, в следующем году.

– О. Ну круто, конечно, – киваю я, чувствуя небольшой укол зависти.

Мы начинали вместе и были примерно равны по способностям. А если уж совсем честно – я училась лучше. Если Маша брала упорством – неделями зубрила наизусть, —мне хватало двух-трёх дней, чтобы подготовиться и получить на экзамене пять, у неё же в дипломе сплошные четвёрки.

Маша отмахивается:

– Скоро раскладушку поставлю в офисе, и будет совсем круто, – она зевает. – Но после того, как босс женился, стало полегче. С работы уходит не позже восьми, представляешь? И мы следом за ним крадёмся. Здоровья и всяческих благ его милейшей жене! Так что у тебя случилось?

– Хотела спросить. Ты помнишь Богданова?

Она морщит лоб, копаясь в памяти. И я напоминаю:

– Помощника Дубовой. Он работал, когда мы начинали.

– А, гоблина, что ли? Помню, конечно. Ты уволилась, а я частенько к нему таскалась. Умный чувак, жаль, ушёл. С ним всегда было быстро и приятно работать. Но я в принципе удивлена, что он так долго продержался. Толковых мужиков в суде мало.

– Ты ведь помнишь, что я вышла на работу? Лучше присядь.

Дальше я рассказываю Маше о встрече в суде, нашем с Кириллом противостоянии, его реакции на мою неудачную попытку извиниться. Она думает, качает головой:

– Ты, надеюсь, не обвинила его в пристрастности и желании отомстить?

– Ну-у, я свела всё к шутке.

– Пипец. Что с тобой происходит, Лада? Ты его оклеветала бездоказательно! Как вообще могло прийти в голову ляпнуть такое судье?!

– Я к тебе обратилась за советом, – начинаю злиться. – Сама поняла, что перегнула, делать-то теперь что?

– Ладка, меняй направление. Если так получается, что ты всё время попадаешь к нему – попросись на… я не знаю, да хоть на те же банкротства. Я тебе помогу на первых порах. Буду подсказывать. С места он уже не сдвинется. Мужик основательный, упёртый. Либо переспи с ним.