Третьим уроком у десятиклассников была физика. Здесь тоже испытывался «напряг», не меньший, чем на математике.

Данный предмет вела Снежана Арсеновна – также чрезвычайно строгий преподаватель, на занятии у которой, порой, можно было расслышать даже муху, жужжащую у окна.

При этом, особенно большую порцию адреналина в крови школьники получали в тот момент, когда Снежана Арсеновна, желая кого-то из них вызвать к доске, начинала медленно, сверху вниз, проводить своей авторучкой по списку фамилий учеников в классном журнале. Поразительно, но острота ситуации, по мере опускания ее авторучки вниз, нисколько не снижалась, поскольку у данной учительницы была неприятная для школьников привычка неоднократно повторять такую процедуру заново, прежде чем, наконец-то, назначенный ею «ответчик» вызывался к доске.

Для Алексея этот предмет являлся самым дискомфортным, так как Снежана Арсеновна, почему-то, сразу невзлюбила его и придиралась к его ответам, почем зря.

При равном качестве ответов отдельным ученикам она ставила пятерки, а ему – обязательно, на бал ниже. Это давно заметили не только он и его друзья, но и многие другие одноклассники, которые стали частенько подшучивать над ним по этому поводу.

Однако, начиная с девятого класса, отношение строгой «физички» к нему постепенно нормализовалось; по крайней мере, ушла явная предвзятость с ее стороны в оценке уровня его знаний данной учебной дисциплины, и Родионову стало немного полегче.

Четвертый урок – биологию – у десятого «А» вела Людмила Рубеновна, добрейший человек и полнейшая противоположность, по характеру, Снежане Арсеновне – ее ближайшей подруге.

Людмила Рубеновна, наоборот, максимально хорошо относилась к Алексею, и он, не без основания, предполагал, что именно ее мнение, в конце концов, и растопило «лед недоверия» к нему со стороны Снежаны Арсеновны.

Последние же два урока, в этот день, были отданы «на откуп» их школьному физруку, которого все ученики за глаза называли странным прозвищем «Тли-Тли», придуманное ему кем-то из предшествующих поколений старшеклассников за невыговаривание им буквы «р» и соответствующую спортивно-военную считалку, звучащую в его исполнении следующим образом: «Лаз, два, тли! Лаз, два, тли!».

«Тли-Тли», как и всегда, не стал слишком долго размышлять над тем, какое же занятие им придумать, и, выдав девушкам волейбольный мяч, оставил их одних играть в школьном спортзале, а парней, чтобы они не мешали последним, предусмотрительно вывел на открытую спортивную площадку за школой, после чего торопливо бросил им футбольный мяч и спешно удалился в свою маленькую «физруковую» каморку.

Давние клубные пристрастия позволили парням из десятого «А» почти мгновенно разделиться на две футбольные команды болельщиков «Спартака» и «ЦСКА», моментально разошедшихся в разные стороны.

Костяк «армейцев», при этом, составили Горшенков, Розов, Пятницкий, Ахундов и Аркисов, традиционно болевшие за хоккейный «ЦСКА» и футбольное киевское «Динамо».

Основу же их извечных соперников, фанатично «топивших» за хоккейный и футбольный «Спартак» представляли Родионов, Атабекян, Сличенко, Андропов и Караев.

Остальные их одноклассники, не имевшие столь явных клубных пристрастий, разделились с помощью проведенной, на скорую руку, жеребьевки и примкнули к той или иной команде лишь в соответствии с результатом выпавшего им жребия.

Сама же игра, как и всегда, при таких составах, получилась жесткой и принципиальной. Старшеклассники не щадили ни себя, ни ног соперника, что в условиях, когда спортивная площадка представляет собой сплошную каменистую почву, огражденную металлической решеткой, прогнозируемо приводило к многочисленным ссадинам и синякам периодически падавших футболистов.

После очередного падения кого-то из «спартаковцев» Караев, не на шутку, сцепился с Розовым, но их, хотя и с большим трудом, все-таки, удалось разнять. Потом разругались между собой Горшенков с Ахундовым из-за неудачного паса последнего. Затем захромал и ушел с поля «подкованный» противником Андропов…

Казалось бы, еще немного, и игра, грозящая перейти из разряда жесткой в разряд жестокой, вот-вот прекратится, но она лишь набирала свои спортивные обороты.

Параллельно с ней из школьного спортзала доносились не менее страстные крики и визги родионовских одноклассниц. Было полное впечатление, что хрупкие девушки, там, играли не в обычный «девчачий» волейбол, а, как минимум, в крутое «мужское» регби, причем, без всяких спортивных правил…

Наконец, к концу второго «физкультурного» урока на футбольное поле вышел бесстрастный «Тли-Тли» и резким свистком объявил об окончании матча. Свисток констатировал факт того, что в данной игре со счетом 5:3 победили «спартаковцы», которые тут же довольно побрели в раздевалку. И лишь спустя минуту, вслед за ними, потянулись раздосадованные проигрышем «армейцы», возбужденно обсуждающие причины своего поражения.

Однако, в раздевалке, когда футбольные страсти, наконец-то, улеглись, «спартаковцы» с «армейцами» очень быстро успокоились и дружно принялись дурачиться.

«Доцент», как пушинку, высоко поднял обеими руками маленького Мирзоева и, перевернув последнего ногами вверх, поднес его к потолочному перекрытию. И Элик, предварительно напяливший на свои ноги тридцать седьмого размера огромные туфли Пятницкого, весело зашагал по недавно побеленному потолку, оставляя на нем грязные следы сорок шестого размера.

Данный процесс тут же вызвал громкий хохот у переодевающихся старшеклассников, убежденных в том, что эта петляющая цепочка следов, протянувшаяся по всему потолочному перекрытию от одного края раздевалки до другого, несомненно станет настоящей загадкой как для физруков, так и для всего руководства их школы.

После этого дурачества в руках у Пятницкого и Мирзоева незамедлительно появилась неизвестно кем сюда принесенная настоящая пара боксерских перчаток, и в мальчишечьей раздевалке, естественно, тут же начался импровизированный бокс.

Одну перчатку – на правую руку себе надел Марк, другую – на левую – себе надел Элик, и боксерский поединок начался…

Это комичное состязание было похоже на драку «Моськи» со «Слоном», если бы такая случилась на самом деле.

Мирзоев налетал на Пятницкого, как жужжащий шмель, но, поскольку его голова была на уровне живота «Доцента», то все его удары попадали тому только в корпус.

Сам Марк лишь отмахивался от Элика, как от назойливой мухи. Наконец, ему это надоело, и он слегка ткнул своей правой рукой в перчатке в лицо наседавшему Мирзоеву.

Однако, эффект от этого тычка оказался просто потрясающим.

Элик отлетел на пять метров в сторону дальнего угла раздевалки (причем, последние три метра он уже, собственно говоря, не летел, а ехал на пузе) и уткнулся там, в завершении этого столь короткого путешествия, своим носом в длинную деревянную скамейку.

Не на шутку перепугавшийся за него Марк, в два прыжка, подскочил к товарищу и, как ребенка, поднял его на руки. Их тут же обступила взволнованная толпа одноклассников.

– Элик, как ты? Элик, как ты? – несколько раз подряд встревожено спросил Пятницкий у Мирзоева.

– Нормально, – с трудом вымолвил еле пришедший в себя Элик. – Хорошо, хоть, не убил, «Кинг-Конг» доморощенный!

К счастью для них обоих, все обошлось без последствий: у Мирзоева не было ни синяка, ни царапины, ни выбитых зубов.

На этом их поединок и закончился.

Продолжать боксировать после данного инцидента тоже больше никто не захотел, и десятиклассники мирно разошлись по домам.

Горшенков, вышедший из школы вместе с Родионовым, почему-то выбрал новый маршрут и повел Алексея мимо маленького тупичка, образованного двумя гаражами и котельной, около которой он неожиданно остановился и, загадочно подмигнув приятелю, вошел в этот крошечный закуток.

Тот, заинтригованный столь необычным поведением друга, естественно тут же последовал за ним, но… ничего интересного там не обнаружил.

Просто, в этот день Виталик умудрился «схватить» двойку за поведение на уроке физики и решил от нее избавиться довольно оригинальным способом.