Одни их рассказы о посещаемых ими городах и, само собой, обычные спортивные байки всегда собирали вокруг них целые группы благодарных слушателей.

Что же касается Родионова, то его стали увлекать игра на гитаре с сочинением собственных песен и занятия в школьном оперативном отряде или, как его еще иногда называли – отряде содействия милиции.

В этом отряде, руководителем которого был завуч их школы по воспитательной работе Юрий Вячеславович или «Винни Пух», как его звали школьники за его круглое лицо и кругловатую фигуру, Алексей вместе с другими заинтересовавшимися данными занятиями старшеклассниками обучался основам рукопашного боя, криминалистики и правоведения.

Помимо этих увлечений Родионову, поскольку он хорошо учился и был одним из самых заметных школьных активистов, приходилось весьма часто принимать участие в самых различных олимпиадах по всем основным школьным предметам, шахматных соревнованиях, смотрах художественной самодеятельности и, конечно, собраниях комитета комсомола их школы, в состав которого он входил вместе с еще одним своим приятелем по классу – Сергеем Розовым или просто «Серым», как его звали близкие друзья.

Сергей относился к тому типу людей, про которых обычно говорят: «свой в доску». Это был, на редкость, открытый, спокойный, порой даже в чем-то медлительный, но способный мгновенно «взорваться», если его затронуть за живое, юноша.

Он всегда производил впечатление надежного человека, и поэтому с ним Алексею всегда было также легко, как и с Виталиком. Единственное, что мешало тогда их более частому общению, было то, что Сергей жил в диаметрально противоположной (по отношению к школе) от него стороне.

Впрочем, начиная с девятого класса, Родионов после школьных занятий проводил с ним время, пожалуй, уже не меньшее, чем с Горшенковым, так как, помимо комитета комсомола, Розов также входил в состав оперативного отряда и кружка школьной художественной самодеятельности, которые посещал и Алексей.

Что же касается шахмат и футбола, то на них были, буквально, «помешаны» не только Родионов и два его самых близких друга, но и добрая половина остальных их одноклассников.

На констатации данного факта приятные размышления Алексея прервал громкий голос его бабушки, упорно звавшей его завтракать.

«Да, пожалуй, действительно, пора вставать», – решил Родионов и, встав с дивана, натянул на ноги свои спортивные штаны.

Сделав после этого пару разминочных движений корпусом, он поспешно покинул свою спальню и бодро прошел в ванную комнату.

Наскоро умывшись и тщательно вытершись полотенцем, Алексей внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале и, увидев у себя на подбородке несколько небольших выросших волосинок, осторожно сбрил их дедовским станком.

«А ведь совсем скоро, видимо, придется уже перейти на ежедневное бритье, – подумал Родионов. – Вот, где будет морока».

Прыснув, напоследок, на себя одеколоном, он, наконец-то, вышел из ванной комнаты и без промедления направился в кухню, где на кухонном столе его ждали готовые к употреблению бутерброды и стоял традиционный бокал с горячим чаем.

Бабушка, приготовившая ему завтрак, уже занималась чем-то своим на балконе, а дед, встававший раньше всех в их семье, видимо, как всегда, ушел на работу еще час назад.

Дед Алексея, фронтовик, человек с большим жизненным опытом, не привыкший сидеть без дела, и на пенсии нашел себе работу по силам – устроился дежурным лифтером в своей же девятиэтажке.

Мать Родионова тоже, скорее всего, была уже на работе. Она работала экономистом на каком-то военном заводе и всю жизнь разрывалась на два дома: квартиру, где жил Алексей с бабушкой и дедушкой, и квартиру в полутора часах езды от них, где жил его больной отчим, периодически ложившийся в больницу, но так и не излечившийся до конца от своего недуга.

Плотно позавтракав, Алексей встал из-за стола и, подойдя к телефонному аппарату, находившемуся в прихожей на прикрепленной к стене подставке, поспешно набрал телефонный номер Виталика.

– Да, – послышался в трубке знакомый голос. – Это ты, Лех?

– Я, – рассмеялся Родионов. – Ты что… ясновидящий?

– Ага… Давай ко мне! Я – один здесь, – сказал Горшенков. – Жду!

– Уже иду, – ответил Алексей и, громко крикнув бабушке, что уходит к Виталику, вышел из квартиры.

Зайдя в подъезд соседней девятиэтажки и поднявшись на третий этаж, Родионов позвонил в дверь квартиры номер девять.

Дверь открылась почти сразу, и на пороге показался Горшенков.

– Привет, Виталь! – радостно произнес Алексей.

– Привет, Лех! – с широкой улыбкой на лице ответил Виталик.

Друзья обменялись крепким рукопожатием.

– Проходи, – Горшенков отодвинулся в сторону, пропуская в квартиру Родионова.

Тот осторожно вошел в прихожую и сразу же стал снимать там свои легкие летние туфли. Аккуратно поставив их в уголок рядом с входной дверью и медленно направившись в зал – самую большую комнату квартиры, он случайно сдвинул лежащий посреди прихожей бежевый половик, под которым на паркетном полу предательски обнажилось большое темное пятно, и друзья, одновременно взглянув на него, разом заулыбались.

Дело в том, что несколько лет назад, когда они оба ходили в секцию настольного тенниса и играли в эту игру везде, где только им заблагорассудится, им, однажды, пришла в голову мысль «сгонять партейку» в теннис не где-нибудь, а… прямо дома у Виталика.

Недолго думая, Горшенков разложил, тогда, в зале их семейный прямоугольный стол и положил в его центральной части, вместо разграничивающей сетки, несколько плоских деревянных линеек. И игра началась…

Наигравшись вдоволь и придя, в конечном счете, к ничейному результату, они договорились, как принято в таких случаях, сыграть последнюю партию. Однако, после нескольких минут решающей игры неожиданно помялся их теннисный шарик.

Вмятина была небольшой, размером с копейку, и Виталик решил ее выправить, подержав шарик над огнем конфорки газовой плиты в кухне.

Алексей и сказать ничего не успел, как его друг уже занес руку с шариком над огнем.

Шарик вспыхнул почти мгновенно, и растерявшийся Горшенков рефлексивно отбросил его на паркетный пол в прихожей.

Теперь уже полыхнуло огнем и паркетное место под шариком.

Все происходило настолько стремительно, что от ужаса на Виталика нашло какое-то странное оцепенение. Он стоял и безмолвно смотрел на все более разгорающийся под объятым пламенем шариком паркетный пол.

Алексей тоже испугался, но, видя, что его друг, буквально, замер от ужаса, инстинктивно схватил валявшийся в стороне бежевый половик (почему тот оказался сдвинутым с его обычного места, они и сами потом не вспомнили) и, накрыв им очаг возгорания, принялся обеими ладонями нещадно бить по этому месту, стараясь как можно быстрее погасить огонь.

И, в конце концов, ему это удалось.

Подняв половик, он увидел, что огня под ним уже нет, как нет и полностью сгоревшего шарика. Зато есть большое темное пятно в самом центре паркетного пола в прихожей и квартира, полная едкого горелого запаха.

Лишь увидев, что огонь потушен, и опасность пожара миновала, понемногу вышел из своего ступора и Виталик.

Придя в себя, он сначала оперативно открыл балконную дверь и все форточки в квартире, затем обильно смочил водой и протер, после этого, насухо появившееся горелое пятно на полу, и лишь потом, в заключение своих «восстановительных» работ, вновь прикрыл его сверху спасительным половиком.

Затем он грустно попрощался с Родионовым и остался один дожидаться прихода своих «родаков» с работы. Кстати, чем тогда закончилась эта история для Горшенкова, Алексей уже и не помнил. Видимо, Виталик, все-таки, ухитрился как-то выкрутиться из этого положения, рассказав родителям свою очередную «правдоподобную» байку, на которые он, поистине, был большой мастак…

Обменявшись улыбками по поводу пятна на паркете, друзья прошли в комнату Горшенкова.

– Ну, как съездил в Москву? – спросил Родионов у своего друга.