Глядя на запечатанную бутылочку бесплатной питьевой воды, входящей в стоимость билета, я вспоминал свой сегодняшний визит в гости к Клаудии. Оказаться в салоне этого лайнера после трущоб Нового Бомбея — примерно так же странно, как очутиться в пустыне графства Мак-Доннелл после белых простыней пятизвездочного отеля «Антарктида». Или под искусственным дождем в рекреационном комплексе «Зеленый горизонт» после долгой очереди за бутылочкой питьевой воды в Генераторном. В такие моменты понимаешь истинное значение слов «социальная пропасть».

— Желаете чего-нибудь, сэр? — вежливо спросила у меня стюардесса, проходя мимо.

— Нет-нет, благодарю.

Просмотрев уведомления на своем коммуникаторе в последний момент, перед тем как отключить его на время полета, я увидел в мессенджере краткое сообщение от Джен: «Ты в порядке?» Сердце на секунду екнуло при виде фотографии еще вовсе не чужого мне человека, от которого я больше не чаял получить никаких сообщений. Однако я знал, что это вовсе не попытка примирения. Дженет наверняка услышала в новостях о погибших курсантах полицейской академии и просто не могла не написать мне, ведь именно так поступают хорошие, сочувствующие люди. Вопрос «Как ты?» рассчитан на начало разговора, вопрос «Ты в порядке?» — на краткий ответ «Да».

А даже если в сердце девушки в минуту одиночества и закралась на миг ностальгия — я не стану этим пользоваться. Инстинктивное желание «вернуть все как было» — это проявление страха перед переменами, а вовсе не любви. Минутный порыв не изменит ситуации, из-за которых я сейчас здесь, а она — там, не со мной. Сев на этот борт, я сжег за собой очередной мост, и не намерен больше цепляться за прошлое.

«Порядок», — сухо написал я и вырубил аппарат, не дожидаясь новых сообщений.

Большинство пассажиров настроились скоротать время полета в своем виртуальном мире. Я не спешил к ним присоединиться. Вместо этого я пялился в иллюминатор, на мокрый асфальт взлетно-посадочной полосы, освещенный яркими прожекторами. Асфальт начинал медленно двигаться.

Меня одолевали скептические мысли. Куда я бегу? От кого? Я не был в Европе семь лет. Какой бы она не была сейчас, вряд ли она похожа на то, что я когда-то считал домом. Этот полет был чем угодно, но только не возвращением домой — несмотря на пафосные слова, сказанные Роберту.

Реальный Гигаполис оказался иным, нежели сказочный утопический Сидней, который я представлял себе, будучи ребенком. Он оказался беспощаден, грандиозен, необъятен, чудовищен. Порой я ненавидел его. Порой совсем не понимал. Одинокий провинциал, я часто чувствовал себя здесь потерянным, не успевал угнаться за его ритмом. Казалось, этот невообразимый город никогда не станет мне родным. Тем не менее он незаметно поглотил меня, сделал своей частицей. Озираясь на светящиеся огни крупнейшего в мире транспортного хаба, я не представлял себе, что никогда больше их не увижу.

Когда ты живешь здесь, ты находишься в центре мира. Судьба вершится прямо здесь, рядом с тобой — стоит лишь выглянуть в окно, чтобы увидеть, как творится история. Здесь преждевременно наступил XXII век, в то время как остальная часть планеты скатилась назад в Средневековье. Люди неспроста бегут сюда со всего Земного шара. И неспроста они не желают возвращаться туда, откуда пришли.

«Посмотрим, что будет», — подумал я, заставив себя, пока еще, абстрагироваться от этих мыслей. Мой отлет не был напрасным, так или иначе. Мне требовалось разобраться в себе на протяжении этого уик-энда. Расставить все по полочкам. Если даже все закончится так, как думает Роберт, и я вернусь назад, поджав хвост — что ж, пусть так и будет. Но это будет моим сознательным решением. Родителей, пожелавших отправить меня сюда, больше нет. Пора мне наконец принять самостоятельное решение по поводу своей жизни, и взять за нее ответственность.

***

Меня разбудил мелодичный звук, оповещающий пассажиров о необходимости пристегнуть ремни безопасности. Реактивный лайнер, преодолев десять тысяч миль за семь часов, большую часть которых я благополучно проспал, заходил на посадку. Разлепив веки, я достал из футляра и надел свой сетчаточник. Время на часах ввело меня в некоторое недоумение, хотя я и знал, чего ожидать — из-за разницы в часовых поясах (минус девять часов) в месте прибытия было на два часа раньше, нежели показывали часы в аэропорту Сиднея, когда лайнер поднимался в небо. Самолет летел быстрее, чем вращалась Земля. К такому тяжело привыкнуть.

Через пять минут я уже попивал предложенный стюардессой зеленый чай без сахара, просматривая одним глазом сводки новостей. «Режим ЧП в Сиднее отменен Парламентом», «Протектор раскритиковал действия сиднейских властей», «Свифту грозит отставка?!» — гласили заголовки, подтверждая в очередной раз правоту Роберта Ленца и его знание жизни.

Я задумчиво просмотрел запись выступления сэра Уоллеса Патриджа, сделанного в его резиденции в Канберре около полуночи. Сэр Уоллес, как всегда, излучал непоколебимую уверенность и энергию, однако это был один из редких случаев, когда на протяжении всего выступления он ни разу не улыбнулся.

«… Устав Содружества дает общинам право самостоятельно определять уклад своей жизни, не выходя за рамки наших общих ценностей, целей и приоритетов. И это право заслуживает уважения. Однако нельзя забывать, что наша сила — прежде всего, в единстве. Все мы, в первую очередь — представители человеческого рода и граждане Содружества, олицетворяющего нашу цивилизацию. И лишь во вторую очередь — члены территориальных общин, в которых живем. Когда мы видим, как на улицах Сиднея члены одной общины убивают членов другой — это не может считаться их «внутренними делами». Я глубоко разочарован недальновидными действиями политиков, которые довели социальный конфликт до такой степени эскалации. Применение силы и принуждения уместно для целей борьбы с преступностью и поддержания правопорядка. Но совершенно неуместно, глупо и даже преступно — для решения экономических и социальных проблем. Широкий инклюзивный диалог и продуманная общая стратегия — вот что требуется Сиднею и окружающим его общинам, чтобы навсегда перевернуть эту постыдную страницу их истории. Мне очень жаль, что я, Протектор Содружества, вынужден вмешиваться в дела общин. Но я убежден, что мое вмешательство необходимо, чтобы по улицам одного из наших прекраснейших городов перестала литься кровь. Кровопролитие прекратится сегодня же. А уже завтра все, в чьи полномочия это входит, сядут за круглый стол и разработают эффективный план решения кризиса. На утверждение этого плана у них есть неделя — иначе я сделаю это сам…».

Дослушав до конца, я, под впечатлением, покачал головой. Хоть Патридж выглядел спокойным, не стоило обманываться — только что я видел бога, метнувшего молнию, и эта молния изжарит задницу несчастного Уоррена Свифта дотла. Когда Протектор говорит, что «разочарован недальновидными действиями политиков» — даже идиоту становится понятно, что политической карьере мэра Сиднея пришел конец, и его заявление об отставке ляжет на стол сегодня же.

Итак, козел отпущения найден. Осталось только кучке умников выдать за неделю гениальную идею, что делать с Новым Бомбеем и подобными ему клоаками на окраинах Сиднея и других «зеленых зон». Хотел бы я посмотреть, как они решат эту задачку. Создадут очередной ничего не делающий комитет и выпустят ничего не значащую декларацию? Это не умиротворит разбушевавшуюся чернь. Перераспределят финансы в пользу бедных общин и смягчат внутреннюю миграционную политику? Надутые индюки вроде папаши-Мэтьюза этого не переживут…

Шасси коснулось взлетно-посадочной полосы аэропорта Ганновер-Лангенхаген в 22:00 по местному времени. Перелет через половину Земного шара не миновал бесследно для организма, и сложно было поверить, что спустя столько времени все еще пятница. Но крепкое здоровье и спасительный сон на борту помог мне чувствовать себя куда менее дерьмово, чем многие из окружающих пассажиров.