и оно всегда одно – одно, одно.

Скрип и гудение

А дерева

касаются до неба прежде крыш,

и обступают, как трава,

и окунают в свет тела,

в их кронах застревают облака,

а по весне вокруг себя кружок

дыханием оттают, —

и вот,

до самой темноты гудение и

скрип, скрип и гудение.

Сны не приводят к желаемому

Сны не приводят к желаемому. С ними, как с иными злодеями наперёд ясно, что заведут, и так же, как со злодеями, – всё же идёшь. Всё решаешь – затворить ли за собою дверь? – между тем, от неё прошёл далеко, – не выйти, ежели и решишься повернуть назад.

***

Потирающие друг дружку колени в непомерной траве, – ведёт но забывает привести, – даст подержать в руках, и – дело за тобою, – но так и не откроешь, как старенький журнал с историею, – взойти на холм, не окликая сесть рядом, – но

***

Нет никакого холма. Кто бы лёг спать, когда уверится, что не с кем сговориться? – кошмаров нет иных, чем пережитых въяви, в сон не вложить чего бы сам не знал, – всё глубже, всё тесней, оскудевает воздух и не раскинуть рук, и вечные зимы, и что-то непрестанно и кропотливо ждёт попасться на глаза, – едва последыш проклятой семьи в права наследства вступит.

***

Смешок,

взгляд неузнающий,

на краю стола – непозволительное —

я имел неосторожность к вам написать,

ты же имел неосторожность – ответить

в первый раз, после которого

не отложить пера, —

в комнате – никого, забрать и уйти, —

будто не был разоблачён,

трепет, тёплый рот, женское платье —

такие лишние, напрасные —

теперь.

Вечные зимы

И вечные зимы́, как жабы в молоке, оставившие ход следить часов, – равно им – что завтра, что теперь, что никогда, но им и не сходить с ума при ветреной погоде. Следы <…> самая пора, пыльца, и пение, и тайная печаль, туман, – окно глядит в невидимый предел, – взойти на воздух, – соскользнуть, – в отчаяньи, но – цел, и словно что-то – было, дотронулась

***

Не нужно розыскивать, – всё тонко, считай, за давностью не помнишь, позабыл. Затянуты узлом за словом слово туго, – кусать и пить до дна <…> и после – как не бывало. На шаг предвидеть любые признаки зари, – быть изворотливу, сражаться до конца, – пускай темно в глазах и звуки глуше, – всё к пробуждению, – оставить за собою хотя бы что-то

***

Как глупо – и верить, и мысли не допускать, по кругу мчать, верчась вокруг себя

***

Тропинка уведёт в далёкие холмы,

как рычажок уводит куклу

в театре за кулиски гор

картонных, и разбегающихся

на две стороны, чтобы раскрыть, —

как раскрывают ладони говоря «увы», —

что руки слабы́ и слáбы попытки выйти

на берег, где уже в песок

носами вогнаны спасательные шлюпки.

***

Десятком тысяч лапок пробегать

ландшафта всякий перепад,

и обнаружить

пустоты, и мостки,

и блоки, нити,

и тот обман,

когда наклонятся,

как будто против ветра,

и выдадут за атмосферы

дыхание. Да мало ли чего

не выдумают, коли обещать

кроме себя и – нечего.

***

Неловкость сопряжённая с дождём,

который требует,

чтобы нас впустили в дом.

Узы слабеют

Ветви сбрасывают перезимовавшие ягоды

и ими усыпано вокруг стволов,

как красными бусами,

которых нитка разорвалась.

***

Узы слабеют,

притяжение земли сильней,

чем крепи сопряжений

плоти.

Ей и принимать дары ветвей,

уставших ждать

крылатых едоков.

***

Одно в другом

что сверху – тоже – внизу.

Плоды равны пернатым —

и для них

даль с близью

поменяются местами

единожды они увидят дом,

как бы далёко отойдя

и обернувшись.

Прибой

На горке сесть, смотреть как набегает

прибой – трав остролистых

и древесных крон

и своешумное, и мерное качанье, —

здесь все и каждый —

поклон и вспять, поклон и вспять,

на волнах далеко не убежать —

всё вверх да вниз и всё на том же месте.

***

Здесь сходство с возвращением домой

и переодеванием в домашнее —

всё то же, ничего не решено.

И гул и скрып

И гул и скрып как будто задевают

за небо в супротивных вращениях,

и те, что пали – не выдюжили.

Лечь на спину в опавшую хвою и наблюдать,

врастая в бессловесность волн грядущего.

***

Полынь при дороге, незаметная потому что всегдашняя.

Кто мимо проходит – обрывает листок или соцветие

и растирает в пальцах и пальцы нюхает.

***

Над цветущим репейником,

над раскаленной мякотью цветка,

как над разцветшим сердцем,

в панцирь покуда не обёрнутым —

белянка-бабочка.

Шорохи и гулы

Шорохи и гулы запустения, —

Где-то – невидимо – обрушается,

растрескивается, сходит на нет.

Что ни делай – всё нестойко,

не выстоит и года, ежели не поновлять.

***

Зиянье тишины и воздух пустоты —

крик вод и земли,

который вызывает боли в сердце.

Ввалившиеся куполы,

искания напрасные —

всё суеты и всё пустые хлопоты,

а всё же утра всё приходят вновь.

***

Незыблем только след

злодейства.

Без дождевика под ливень

Так к спящим приближаются – отнюдь не всякий шум из сна выносит – не слышней, чем переступит лошадь по прошлогодней прели, копыта погружая в труху, избавленную от соков, как в бездну вод – остуживая и смиряя жар крови и забывая, забываясь, мстя неузнаваньем.

***

Без дождевика под ливень выходить и отдаваться дробной тишине, какая отмывает от разговоров о постороннем испод рассудка в котором ею вплавь пущены невнятные мечты – быть может так воображают закрытый дом, который где-то есть, которого крышу осыпают сосны, которого в окна надобна решимость чтобы заглянуть, – даёт уединенье без одиночества, молчание и оборачивает на улице, на столе, возле того дома, оставленной на год тарелкою – в неё и иглы, и коры накопятся, укроют белизну, год повернётся, лопнет антипод забвения – она и выступит, пусть трещины впитали сор времени, осадок, который из сита вымыт, забивается в углы – он одевает собою злато, в нём ли оно росло? Пустая шкурка или долгий сон и пробужденье?

***

И задыхаться, словно бы пытаясь петь под толщею воды в такт набежавшей сумбурной фразе, вдыхая губительный бентальному покой поверхности, завёртку сумеречной меркнущей души разрывая в клочья.

Зима открыла

Перезимовали листья под крыльцом, закрученные стружкою, сухими листками завёрнутые листья, хрупкость уз сулящие цветами ржавчины – распознают металл по ржавым очёсам коры, как и растение, посредством микроскопа и реактивов.

***

Безлистною порой не до малюток, – птиц и зверьков, – убежище пусто, перевёрнутой шапочкой свитое из травы и синтетической веревочки, гамачком прикреплённое к побегам кустарника невысоко над землёй, и он нескоро вознесёт его вверх, как воронье гнездо на мачте в эмалевую синь.

***

Лист, забредший за балконное стекло, оставшийся близ рамы, дальше не заходя.

***

О ветрах судить по кронам, об окончании дождей – по повисшим на веточках и травинках каплям.

Птицы I

Сопротивляясь ветру неподвижны птицы.

Задёрнут шторы, ощупью нашарят на стене

и щёлкнут —

всё по-другому, чем зажечь свечу, —

на спички огонёк не дунут,

и не оставят истекать дымком,

отворотив лицо, ладонью заградя

свечение, которое снесут к себе.

Но тёмная купель безвестности близка —

подвески дребезжат хрусталь поддельный

робок, и голос у него совсем не звонок, —

кружочек света в шторма

зрачке.

Птицы II

Птицы – всё кажется, что они поводят плечами заложенных за спину рук и, наклонясь, подымут в пальцах предмет, чтобы поднести к глазам и рассмотреть.