Тогда я ещё не до конца понимала, что происходит. После Гриша мне всё наглядно показал. Очень наглядно. Мы на неделю уехали за город, где от творил просто невообразимые вещи. Я сама почувствовала себя вещью. Куском мяса. Хотелось убиться. Просто закончить это всё.

Но он хитрее. Всегда хитрее. Охрана, камеры, никаких опасных предметов. Я живу почти в ватной комнате, с поролоновыми стенами. Всё идеально. Для него идеально.

Самой большой ошибкой стал тест, который я не успела выкинуть за пределы квартиры. Чего-чего, но что прислуга проверяет мой мусор, я бы не подумала никогда.

Девять месяцев иллюзии нормальной жизни. Девять месяцев без этих сумасшествий. И слава Богу, что УЗИ показало девочку, если бы это был мальчик, он убил бы его в утробе. Впрочем, тогда я была бы не против.

Это теперь я готова разорвать любого за свою дочь. Мне плевать, кто её отец. Она моя. Только моя. Конечно, мне хочется так думать. А ещё мне хочется думать, что это ребёнок Шелеста и он просто уехал. Да. Уехал на очередные соревнования. Но это ложь. Это моя больная фантазия, моя защитная реакция.

Я ничего не забыла. И никогда не забуду. Я помню всё. Его голос, глаза, запах, прикосновения. Иногда смотрю его инстаграм, и как дура радуюсь тому, чего он добился. Это уже не обычный мальчик с амбициями и стремлениями. Это любимец публики, начинающая и перспективная спортивная звезда.

Даже смешно, но, возможно, чтобы чего-то достичь, ему было необходимо лишь одно – избавиться от меня? Иногда я полностью уверена в том, что моё присутствие тянуло его назад. Я всегда подрезала ему крылья. Меняла ориентиры. А на деле, как только не стало меня, он быстрее чем со скоростью света стал тем, кем давно желал.

Я смотрю на его фотки, а в сознании диким эхом раздаётся наш последний телефонный разговор. Он сменяется его полными ненависти и боли глазами. Не знаю, чем меня накачали, но я почти не помню свою свадьбу. Совсем. И, наверное, это даже к лучшему.

Оборачиваюсь в сторону гостиной и, сверкнув безжизненным взглядом, иду туда.

– Доченька, с днём рождения! – папа с довольной улыбкой вручает мне букет цветов.

– Спасибо. Думаю, пора в ресторан, там уже ждут, – заключаю и, положив букет на диван, замираю на месте.

По болтающему телевизору очередная реклама. Но эта… эта вызывает в моей душе бурю. Бой за пояс чемпиона. Лас-Вегас. Шелест. Его фото в половину экрана, как и его соперника. Цифры… даты… а у меня ступор. Дашка толкает в бок, и я невольно ловлю Гришин взгляд. Он обещает мне очередное испытание.

– Герда, нужно посмотреть, как там Тея, идём, – протягивает руку.

С подрагивающей усмешкой следую за ним. Мы проходим в детскую. Тея мирно посапывает в своей кроватке. Ей всего год. Но мне кажется, что она была со мной всегда.

– До сих пор течёшь по своему калеке? – Гриша стоит позади, он с силой сжимает мои плечи.

Выдыхаю с шумом. Поджимаю губы, а после, широко улыбнувшись, поворачиваюсь к нему. Медленно, но отрицательно качаю головой.

– Тебе кажется. Гриша, ты вспоминаешь о нём гораздо чаще, чем кто-либо…

– А ты? Я видел твои глаза… видел, – злобно.

– Ты видишь то, что хочешь сам. Но это не так. Нас ждут, пойдём.

Назаров убирает руку в карман брюк, прищуривается, но больше ничего не говорит. Идёт за мной следом.

Я знаю, что это ещё не всё. Знаю. Он просто усыпляет мою бдительность. Этот ролик он спокойно припомнит мне через пару месяцев, когда я совсем забуду о нем..

В ресторане играет живая музыка, меня осыпают поздравлениями и лживыми улыбками. Я делаю то же самое. Это всего лишь очередной обмен «любезностями».

– Ты как?

– Нормально, Даш, сейчас ещё пару бокалов, и будет совсем замечательно.

– У тебя же ребёнок.

– Я слышу осуждение в твоём голосе? – приподымаю бровь, а сама не стираю с лица лживой улыбки.

– Нет… просто.

– Вот на этом и закончим. Всё совсем не просто, Дашуль, совсем, – касаюсь её плеча и иду в туалет.

Миную первый этаж и выхожу на балкон. Холодно. Плечи моментально покрываются мурашками. Моё платье совсем ничего не скрывает. Его словно и нет. Подхожу к перилам, упираясь в гранитную поверхность ладонями. Смотрю на мерзкую погоду и чувствую дующий в лицо ветер. Он холодный. Продувающий насквозь.

Обнимаю себя руками, и так хочется вернуться в прошлое. Так хочется побыть там хотя бы пару минут. Хотя бы пару минут побыть счастливой. Побыть человеком, а не бесправной вещью.

Я много раз думала о том, а если бы…

Если бы я всё рассказала. Если бы обратилась за помощью… но снова и снова сталкиваюсь с одним и тем же ответом. Я бы пожертвовала всем и всеми ради себя. Ради своего эго и благополучия я могла искалечить множество жизней. Разве это цена счастья? Разве она? Нет.

Я не хороший человек. Вовсе нет. Но я верю, что поступила правильно. Так, как могла, как умела. У меня не было выбора. Либо согласиться, либо проверить, блефует ли Гриша. Проверять не хотелось. Слишком дорого. Очень.

– Девушка, может быть, плед?

Официантка смотрит на меня как на больную. Ну да, нужно немного ума, чтобы выйти на мороз в одном платье.

– Спасибо, не стоит, я уже возвращаюсь в зал.

Почти в дверях сталкиваюсь с Гришей. Он явно недоволен. Я чувствую это ментально. Воздух накаляется, а его гнев заставляет сжаться в комочек. Мне не по себе, и я опускаю голову, устремляя взгляд в пол.

– Где ты была?

– Проветривалась. Душно.

– Хорошо, – он ухмыляется и, развернувшись на каблуках, идет в глубь зала к пирамиде из бокалов мартини.

***

Как только мы возвращаемся домой и дверь в спальне захлопывается, Гриша не церемонясь бьёт по по моему лицу наотмашь. Он никогда не заморачивается. Не пытается что-либо скрыть. Я хожу в синяках при отце, а Назаров ехидно говорит, что я слишком неловкая и постоянно падаю. Это похоже на сумасшедший зверинец, где никто не желает протянуть руку помощи.

Но по большей части я стараюсь не выходить из дома и на люди. Жду, когда вся эта красота пройдёт. А потом вновь замазываю синяки тоналкой.

– Соскучилась, любимая? – сжимает моё горло.

Хриплю, из последних сил вставая на носочки. Голова раскалывается. Губу саднит, и я чувствую вкус крови. Он уже стал родным. Сколько я живу в этом аду? Третий год… боже… третий год беспробудного страха, а иногда безразличия.

– Я знаю, – отпускает, прижимая к стене, – что соскучилась, – его руки задирают подол моего платья.

Хочется выть. Но я молчу. За стеной спит ребёнок. Я молча терплю всё это, считая про себя. В прошлый раз я дошла до трёх тысяч семисот.

Лас Вегас.

Богдан.

Знатная веселуха. Какой-то из клубов Вегаса. Музыка закладывает уши. Крутящиеся неподалёку девки. Охрана. Литры бухла. В сотый раз прокручиваемое на экранах видео моего выноса противника в позавчерашнем бое. Жизнь удалась. Тёмная ночь, освещаемая тысячами неоновых вспышек, огней вечно неспящего города. И ни одной звезды на таком, казалось бы, ярком от салютов небе. Жрущая внутренности боль. И она вовсе не физическая.

Душевная, и от неё не спрячешься за фальшивой улыбкой, заработанными миллионами, славой, уважением. От неё совсем не спрячешься.

Перед глазами все ещё её хрупкая фигура. Она мне снится. Она мучает меня кошмарами, в которых вечно исчезает. И это отвратительно. Мерзко чувствовать себя так даже во снах.

Гул толпы. Очередная порция поздравлений, моя улыбка. Обожание в их глазах…

А ведь совсем недавно всё было по-другому.

Но это уже почти не имеет значения. Есть здесь и сейчас.

Победа. Триумф. То, к чему я шёл столько лет. То, во что вложил всю силу воли.

Откидываюсь на спинку дивана, разводя руки, теперь пара предшествующих дней кажутся обыденностью. Но это сейчас.

А ещё несколько дней назад, в адскую ночь перед взвешиванием, я смотрел на весы и обессиленно сжимал кулаки. Семьдесят три. Еще три килограмма. Три килограмма, от которых мне необходимо избавиться. Чёртов весогон, от которого не уйдёшь.