– Ты чего улыбаешься, Скалкина? Так рада в универ вернуться? В субботу днем, как в себя пришла, тоже в облаках была. Где ты напилась-то? В поезде?
Рассказать или не рассказывать? Дятлова, конечно, не поверит, что мне кто-то мог понравиться, да еще так сильно, что до сих пор под впечатлением от встречи. Я хоть и обожаю любовные романы, но в реальной жизни совсем не романтик. Я отлично чувствую себя в мужских компаниях, но не верю в любовь с первого взгляда, в страсть до дрожи в коленках. А вообще я так же, как мама и бабушка, в парнях ценю веселый характер, доброту, верность и честность. Правда, вот в отношении Валерки мы с мамой пока не можем договориться.
– Как думаешь, я могу понравиться парню, который… старше меня?
– Старше? – переспрашивает Ленка, не очень-то понимая. – В смысле? Ты папика себе решила завести? Скалкина?!
Вот у кого-кого, а у Дятловой иногда воображение зашкаливает.
– Нет, конечно! Я про… ну… не наш ровесник, точно не студент. Лет на семь, может, старше.
– Конечно, можешь! Тамар, ты очень симпатичная, просто тебе парни особо не нужны, вот они и проходят мимо. – Ленка допивает чай и посматривает на меня с интересом. – Тебе понравился кто-то, кто старше тебя?
– Может быть.
Дятлова ждет продолжения, но тут мы слышим стук в дверь. Особый стук, который извещает нас о приходе Кольки с пацанами. Так что разговор откладывается, да и говорить особо нечего. Я точно не признаюсь, что из меня снова все мои комплексы повылезали, да еще и перед таким красивым парнем, пусть он и не понял ничего. Я никогда прежде таких не встречала.
Глава 6
Семинар по социологической теории. Я, конечно, не готова. Просто не успела вчера, и все. Но Ленка пообещала прикрыть, если что. Эти недели придется поднапрячься, все конспекты есть, Пашка поможет с проектом для маркетолога. Прокручиваю в голове все дела. Как со всем этим справиться?!
Все-таки третий курс, уже надо определяться с будущей специализацией, многие даже к диплому начинают готовиться. Я не представляю, как и где я буду работать, вряд ли по специальности. Ни одной идеи, что делать дальше, но мама говорит, что волноваться не надо, что работу мне найдут, от меня требуется только диплом о высшем образовании.
– Может, заболеть? Не ходить завтра? Что-то он совсем оторвался, – паникует Дятлова.
Ленку трясет с третьей пары, после того как по нашим группам ураганом пронеслась новость: англичанин «выкосил» две трети журналистов, которые с утра сдавали ему тест. Одних просто не допустил, потому что посмели пропустить больше одной его пары, треть – из-за списывания. Народ в ужасе. У нас реально очень жестко бывает, любой студент знает, с кем что можно, а с кем нельзя. То, что Холодов не подарок, мне еще на второй неделе сентября написали, но чтобы так…
– Он четырех аспирантов привел, – с дрожью в голосе пересказывает Дятлова последние сплетни. – Полинку Сорокину выгнал сразу, а она никогда не попадалась. Еще двоих «зарубили», едва они листы с тестами взяли. Народ сначала обрадовался, что в туалет спокойно отпускал, так там засада была.
– Чего? – переспрашиваю. Я еще не до конца втянулась в разговор, чай всем приносила, но до него и дела, кажется, нет. Сидим все, слушаем Дятлову. – Какая засада?
– Ты как маленькая, Том, – Ленка раздраженно отмахивается, но все-таки объясняет: – Они шмон устроили в сортирах на этаже. Короче, все шпоры из кабинок выпотрошили. Что у нас, что у парней. У многих просто нервы не выдержали, даже у тех, кто вроде и знал все. Там такая тишина мертвая в аудитории стояла… и эти аспиранты…
– Суки! Как будто сами не учились, – не выдерживает Голубев. Ему хоть и не сдавать завтра тест с нами, но он явно сочувствует.
– А как же Безрукова? – с надеждой спрашиваю. Если и Соньку завалил, значит, Холодов нелюдь и ничего человеческого у него нет.
– Соню выгнал через полчаса, – замогильным голосом произносит Катя Суворова. – С треском выгнал, еще и поиздевался напоследок.
Капец! Соня – билингва, у нее мама американка, она в детстве в Штатах жила, училась тоже там, но потом ее отца сюда на работу направили. В общем, школу здесь уже оканчивала и поступать почему-то сюда решила. Сонька говорила, что после бакалавриата продолжит обучение за границей. Но важно не это. Безрукова – божий одуванчик, выглядит лет на четырнадцать, маленькая, худенькая, глаза такие жалостливые. Короче, ее никто никогда не валил. Вот серьезно, ей трояки ставили всегда, хотя тех, кто знал больше, отправляли на пересдачу.
– За что?!
– Начал ее гонять по теме влияния британских СМИ на референдум по «Брекзиту». А Сонька ни бум-бум. У нее хороший разговорный, но об этом ничего не знает. Сказал, что с таким английским ей только собирать хлопок на плантациях в Арканзасе. И что если она не избавится от американизмов, то на его парах может не появляться.
Сидим в буфете, а есть никто не может. Состояние такое, как будто похоронили кого.
– Я думала, тест будет письменным. – Маринка Иваненко внимательно рассматривает свой маникюр, даже глаз не поднимает. – Он же сам говорил на прошлой неделе.
– А он и был письменным. Для всех парней. А для девочек – и устный. А потом менялись. Ну кто сумел выжить после первой части.
– Кто-то смог списать? – уточняю, а сама думаю: может, и правда не ходить завтра?
– Сдали только десять человек. Из тридцати, – говорит Суворова и начинает перечислять счастливчиков. И с каждой фамилией лица у всех вытягиваются. Никакой логики: несколько ботанов, три оторвы, которые в универе по праздникам появляются, один бюджетник-середнячок.
– Что делать-то? Может, не пойдем? – Маринка выжидающе смотрит на Дятлову.
Ленка никогда не проваливалась, но, вижу, и она на измене.
– Он обещал не допустить к экзамену без промежуточного теста…
На пару по информатике опоздали почти всей группой. Только Туева одна была в аудитории, когда мы туда все ввалились. Сидит, уткнувшись в тетрадку, ни на кого не смотрит… Она-то точно сдаст английский завтра.
Вечером в общаге шухер, времени на готовку нет особо, за меня мои шпоры никто не напишет.
Английский гад, как назвала Холодова та высокая второкурсница (Маша, кажется), ничего точно не сказал. Вроде будет задание на понимание текста, еще что-то на грамматику, ну и на лексику, которую проходили. Журналистам сегодня пришлось еще вести беседу на свободную тему. То есть о том, о чем сам Ярослав Денисович Холодов соблаговолит поговорить. А это может быть все что угодно!
– Молитесь на меня, дети мои!
Все как по команде оборачиваемся на Козлова, который стоит в дверях нашей комнаты и трясет какой-то папкой.
– Вы все мне обязаны по гроб жизни, а ты, – он тычет в меня пальцем, – сделаешь мне в субботу мусаку.
С победным видом Колька входит в комнату и бросает папку на стол:
– Не спрашивайте, как я это достал и чего мне это стоило…
Колька с удовольствием смотрит на Дятлову, которая уже жадно перебирает в руках листы бумаги.
– Ты уверен? – спрашивает Ленка осевшим от волнения голосом.
– Как и в том, что отныне вы все в моем пожизненном рабстве.
– Что там? – тянусь к листкам.
– Ваш завтрашний тест по английскому. Только для вас, девочки. И чтобы никто не знал!
Спасение утопающих…
К шести утра все шпоры были готовы. «Бомбы» делать не стали, с этого года все листы на экзаменах, зачетах, проверочных только с QR-кодом. У нас всего одна пара, полтора часа и тридцать человек. Колька сказал, что у нас будет только письменная часть, а устную Холодов проведет на следующей неделе. А может, и не проведет. Как с этим бороться, пока еще не сообразили, но Козлов говорит, что тут лишь вопрос времени. Откуда приятель все это узнал, уму непостижимо. Ну ничего, Дятлова обязательно его расколет. Потом.
Спать я так и не ложилась: какой смысл? Туевой, понятное дело, мы ничего не сказали, засели на кухне, когда она поздно вечером вернулась в общагу, так там и просидели. Дятлова зубрила, сказала, что шпоры – это ниже ее достоинства, ну а мы с Иваненко и Люськой Зайцевой не такие гордые. Решили действовать по моей любимой схеме: ламинированные шпоры. Письменный тест на восемь вариантов, в каждом по восемь заданий разного типа. По четыре варианта в каждом рукаве, три карточки на каждый вариант. Главное, не запутаться. Уверенный и спокойный вид…