– Бондарёв вряд ли читает мой блог, – справедливости ради заметила первая девушка.

– А ты скинь ему ссылку, – хмыкает вторая, и они обе, тихо посмеиваясь, выходят из дамской комнаты.

Выбираюсь из кабинки, смотрю на себя в зеркало. Чувствую себя не просто оплёванной… мне физически неприятно находиться в этом месте. Ещё и перед глазами слегка двоится… Поправляю укладку волос, припудриваю лоб, нос и щёки, скрывая бледность кожи, подкрашиваю губы почти наугад, закрываю сумку и выхожу в коридор. Никому здесь меня не сломить. Никому. Они просто не могут меня обидеть – потому что мне вообще неважно их мнение! И на их проклятый блог мне наплевать, да! Я работаю у Бондарёва ещё шесть дней и сваливаю из этого мира – обратно к нормальным людям! И плевать на них всех!!!

Боже, почему же так плохо-то?..

Резко останавливаюсь, отчего голова отзывается болью: Бесов стоит перед дверями, перекрывая вход в зал, и смотрит мне в глаза. Его руки убраны в карманы дорогих брюк; поза, скорее, расслабленная, чем напряженная, но взгляд тёмных глаз…

Кто-то серьёзно нацелен на разговор.

– Не сейчас, Бесов, – глухо говорю, хочу пройти мимо.

– Нет, сейчас, – поймав меня за талию своей рукой, спокойно парирует мужчина, а затем уверенно ведёт меня в другую сторону от двери, не давая возможности сбросить его ладонь со своей спины.

– В подсобку ведёшь? – не удерживаюсь я, как мы вдруг неожиданно останавливаемся, а меня резко прижимают к сильному телу.

– Мы можем поговорить и здесь – посреди коридора, но, думаю, Глеб бы этого не одобрил. Как и все гости мэра, – произносит Бесов мне в самые губы.

– С чего ты взял, что я…

– Хватит, – обрывает меня мужчина и заводит в первую попавшуюся дверь… Да вы издеваетесь!

– Я не буду здесь разговаривать! – заявляю с ходу, с ужасом замечая, что хмель начал влиять на речь.

– Что, постель пугает? – усмехается Бесов, по глазам которого четко видно – ему ни разу не весело.

– Чей это номер? – спрашиваю его напряженно.

– Неважно. Этаж снят мэром, так что все номера доступны для… пользования.

Мне стало противно. Я взглянула на Бесова и с удивлением обнаружила, что не мне одной. Он тоже не испытывал симпатии к такого рода… свободе.

– Глеб потеряет меня, – произношу негромко, глядя в пол.

Находиться рядом с Бесовым в закрытом помещении физически тяжело.

Молчание не добавляет мне уверенности.

– А тебя потеряют все светские львицы, – говорю, сама, не зная – зачем.

– Мне плевать на них. Мне плевать на всех, – спокойно произносит Бесов, – ты знаешь, подобные «развлечения» не для меня.

– Но ваша группа будет выступать сегодня на этом мероприятии, – замечаю.

– Это полезно для раскрутки, – говорит Бесов равнодушно, – Мила.

Я поднимаю голову и смотрю на него.

– Прости меня.

Нет… нет-нет-нет! Начинаю качать головой и отходить к выходу, буквально пятясь от него. Я не хочу этого слышать! Я только примирилась с тем, что эта дверь для меня закрыта, как он снова хочет смутить мой ум, давая надежду на то, чего никогда не будет.

– Выслушай меня, – требовательно просит мужчина, когда видит, что я не намерена оставаться с ним в одной комнате.

– Это незачем, Бесов, – продолжаю качать голой, не поднимая глаз; разворачиваюсь, чтобы выйти в коридор.

– Если я это говорю, значит, это имеет значение для меня, – произносит Бесов; я невольно останавливаюсь, – я виноват перед тобой. Я не следил за своим языком, когда говорил тебе тогда все те слова. Я вообще очень часто не фильтрую свою речь. Но на тот момент я был взвинчен, я жаждал возмездия, я не думал ни о тебе, ни о себе, я думал только об одном – о том, как уничтожить Бондарёва.

– Ну, и как? Надумал? – ровно спрашиваю, не пытаясь развернуться.

– Я не стал ему мстить.

– Я очень рада за тебя… – выдавливаю из себя через несколько секунд молчания.

– Я хочу вернуть тебя, – неожиданно произносит Бесов, – хочу вернуть нас «прежних» – тех, что боролись друг с другом в подсобке; тех, что лежали на кровати и говорили ни о чём; тех, что чаще ругались, чем видели друг друга. Я хочу этого, Мила. Мне этого не хватает.

Стою, парализованная.

Боженька, ну, зачем он так со мной?.. Он что, специально? Зачем он говорит мне эти слова?! Это как удар ниже пояса, по самому чувствительному – как пинок по сердцу. Неужели он думает, что я забыла о том, что он мне сказал в Тот День?!…

– Это всё, что ты хотел донести до меня? – напряженно спрашиваю, концентрируясь на дверной ручке.

– Да, – такой же напряжённый ответ.

– Хорошо. Я это услышала, – произношу негромко и стремительно выхожу из номера.

В горле стоит ком: как мне надоело, что все надо мной издеваются! Что все, черт побери, хотят меня использовать! Бесов? Хочет вернуть «нас прежних»? Он что, всерьёз думает, что я на это куплюсь?! После его признания, что между нами двумя всегда будет присутствовать Бондарёв?..

– А этот болван говорит мне… о! Принцесса! – восклицает знакомый голос.

Поднимаю голову, отрывая взгляд от пола, смотрю на рыжего гитариста, рядом с которым застыли и остальные участники группы. Но он на меня уже не смотрит…

– О! Бес! – ровно с теми же интонациями произносит рыжий и замолкает, молча переводя взгляд с меня, на только что вышедшего из того же номера, Бесова.

– Это не то, о чём ты… – осекаюсь, чувствуя, что нахожусь уже на грани; разворачиваюсь и иду в главный зал.

– Принцесса! – кричит мне в спину рыжий, но я лишь ускоряю шаг.

Господи, какое поганое ощущение внутри: ведь я была так рада его видеть! Но даже не поздоровалась и вообще убежала только из-за того, что рядом с ним стоял Бесов!

Вхожу в зал, где проходил приём, и с ходу подхватываю бокал шампанского с подноса официанта.

Также – на лету – опрокидываю его внутрь. Голова начинает кружиться со скоростью карусельки – кажется, вечер перестаёт быть томным!

– Ты что творишь, Мила? – Глеб подхватывает меня за локоть, когда я, пританцовывая, начинаю идти к сцене, где уже вовсю услаждает слух публики известный европейский квартет.

Да, мои грабли – самые любимые! Никто не был в курсе?.. Неужели мой тиран начальник полагал, что этот приём пройдёт без сучка, без задоринки?.. Я, вот, с самого начала поняла, что всё кончится плохо!

– Что? Танцую! Ты же хотел, чтоб я музыку послушала! – заявляю ему, пытаясь вырвать свою конечность.

– Иди-ка сюда… – Бондарёв начинает тащить меня на выход.

Только почему-то тащит не к центральным дверям, а к тем, незаметным, откуда появлялись официанты. А я вдруг ощущаю резкое дежавю – вспоминается мой первый приём у губернатора, это Бондарёвское шипение на ухо, наш поспешный уход в следствии моего опьянения…

– Это всё из-за тебя! – вырываю у него руку, смотрю на него волком, – Из-за тебя!!!

– Уймись. Поговорим, когда выйдем из зала, – грубо отвечает Глеб, вновь хватая моё запястье, и идёт дальше, не сбавляя шага.

Люди в белых колпаках смазываются в единую белую полосу; запахи, ударившие в нос, заставляют вспомнить, когда я сегодня ела в последний раз. Из-за этого моё раздражение поднимается на новый уровень.

– Ты во всём виноват!!! – яростно заявляю ему, торможу ногами.

– Чёрт бы тебя побрал! – Глеб подхватывает меня, закидывает к себе на плечо и выносит в коридор, затем пинком открывает первую попавшуюся дверь и ставит меня на пол; закрывает дверь на замок, надвигается на меня с угрожающим выражением на лице, – Ты чего вытворяешь? В чём я опять виноват?!

– В том, что всё так вышло! Всё! – восклицаю, взмахивая руками.

– Что «Всё»?! – начинает злиться Глеб.

– Со своим долбанным контрактом, с этими своими требованиями совместного проживания, с этой своей тупой жаждой мести! Ты во всём виноват!!! – кричу, отталкивая его от себя.

– Ты что, с ним разговаривала? – вдруг доходит до Бондарёва; взгляд его тут же меняется: в нём появляется реальная злоба, – И меня сейчас обвиняешь в том, что у вас с ним… не сложилось? – он буквально выплевывает эти слова, вновь оказываясь рядом и нависая надо мной, как холодная скала.