Дряхлое лицо медленно выплыло из темноты:

– Посмотри сюда. Только внимательно смотри, взгляда не отводи. – Старик придвинулся вперед на скрипучем стуле и начал раскачивать золоченые карманные часы перед глазами девочки. – Смотри. И прислушайся. Ты слышишь тиканье?

Боязно всхлипнув, она кивнула. Пыталась сопротивляться, но взгляд ее то и дело возвращался к часам.

– Хорошо, – прохрипел старик. – Не бойся. Ты слышишь, как тиканье бьется в такт твоему сердцу?

Снова кивок. На этот раз более спокойный. Глаза стали внимательно следить за ритмичным покачиванием часов на длинной цепочке.

– Замечательно. А теперь сосредоточься на том, что случилось. И замри.

С небывалой ловкостью старик подбросил часы и сжал их в кулаке. Взгляд девочки, пустой и безжизненный, замер прямо перед собой. Рот чуть приоткрылся. Несомненно, она вновь вернулась туда, где быть не хотела.

– Я заберу это из твоей памяти, – произнес старик и потянулся к лицу девочки.

Большие пальцы коснулись лба, указательные легли на виски. Секунда, и недвижимая, точно кукла, она обмякла на диване. Локоны темные, густые, кожа бледная, точно фарфор. Старик оценивающе посмотрел на девочку, как художник на свое произведение искусства, проверяя, закончено ли оно, и повернулся к темной прихожей.

– Можете входить! – прохрипел он и закашлялся.

В комнату с занавешенными окнами, освещенную настольной лампой, зашли двое мужчин. Один – плотно сбитый, недовольный, с усами под крючкообразным носом, другой – чуть потоньше, в мешковатой одежде и с потекшим от несчастья лицом.

– Все кончено? Она ничего не вспомнит? – Спросил тот, что потоньше.

– Ничего. – Седовласый старик спрятал часы во внутренний карман пиджака. – Я поставил глухую заслонку. Или стену. Называйте, как хотите. С возрастом, конечно, она может ослабнуть и рухнуть, но это случится не скоро.

– Отлично, – отреагировал усач с явным недовольством, сложа руки на груди. Каждым своим жестом, дернувшимся на лице мускулом и тоном он выдавал свою нервозность, давая понять, что отдал бы все, лишь бы находиться сейчас в другом месте.

– Она станет… прежней? – обеспокоенно спросил второй мужчина. Его подбородок зарос трехнедельной щетиной, лицо опухшее, как у заядлого пьяницы.

– Последние два месяца она только и делала, что молчала, плакала, ссала под себя и пускала слюни, – с отвращением резюмировал усач. – Как ты думаешь, Моррис?

Но не успел старик ответить, как девочка зашевелилась и вновь открыла большие темные глаза. Зрачков почти не видно. Непонятно, что творится внутри этой пропасти.

– Дедушка, вы кто? – пугливо поинтересовалась она, взглянув на незнакомца. Ее взгляд изменился, и старик довольно улыбнулся, убежденный, что все сделал правильно.

– Лучше про меня скажи. – Усач вышел на свет и нетерпеливо развел руками. Синяя рубашка, блестящая бляшка на поясе. Острый взгляд. – Помнишь меня?

Девочка насупилась:

– А вы кто?

– Так-то лучше.

Колеблясь, Моррис тоже подошел поближе.

– А меня узнаешь?

Её лицо вмиг озарила наивная детская улыбка, невольно заставляющая взрослых улыбаться в ответ:

– Папа.

– О, господи! – Мужчина тут же сел на диван и бережно обнял девочку. На его лице заблестели слезы. – Доченька, вернулась! Она впервые улыбается. После всего…

– Хорошо. – Старик удовлетворенно кивнул. – Берегите эту улыбку, Моррис.

Усач сплюнул на пол:

– Соплячка к тебе вернулась. – Его явно не радовал подобный исход. – Ты доволен?

– Да.

– Отлично. А теперь, Моррис, слушай сюда, – усач подошел к дивану и нагнулся к отцу девочки. Он заговорил тихо, но от острого слуха старика ничего не утаишь, если ты хоть раз об этом где-то заикнешься, откроешь свой поганый рот и попытаешься мне навредить, то я мигом шкуру спущу не только с тебя, но и с твоей соплячки. Ты понял меня?

Затем, пробормотав что-то неоднозначное, усач достал из кармана сложенную пачку купюр, перетянутую резинкой, и небрежно кинул ее на стол.

Старик нахмурился, глядя на нее:

– Я не нуждаюсь в деньгах. Особенно в грязных, которыми вы пытаетесь отмыть свое имя.

– Тогда чего же вы хотите?

– Вы сказали, что девочке нужна помощь, и я ей помог. Считайте, это ради нее. – Дав понять, что разговор закончен, старик с трудом поднялся со стула. Одной рукой, сморщенной и иссушенной, он вцепился в трость, другой – держался за больные ребра.

Старик сжал челюсти и сипло прошептал:

– За платой я приду позже.

– Боже, Салли, ну и зачем ты меня сюда притащила? Я же говорила, что не люблю эти ваши ярмарки и карнавалы.

– Не выкручивайся. Я обошла с тобой сегодня все скучные книжные магазины. Теперь и ты со мной прогуляйся.

Яркий свет софитов, подсвечивающих фестивальную площадь, резанул в глаза. Кругом и всюду теснились цветные лотки и палатки, слышались разговоры, музыка и звонкий смех, а в воздухе остро ощущались пряные ароматы праздника, от которых обычно зудят ладони и чаще бьется сердце.

– Ты что, боишься раскрашенных людей? – спросила Салли, когда мимо нас проплыла важного вида дама в старинном пышном платье и с набеленным лицом.

– Нет, просто не люблю подобные сборища.

Несмотря на мой снобизм и дурное расположение духа, глаза подруги все равно горели от восторга. Я не сомневалась, что здесь, среди людей, спрятавшихся за костюмами и масками, среди скрипящих аттракционов и автоматов со сладкой ватой, она ощущала себя как дома.

– Да брось! Тебе понравится! Эти ребята из «Берг и Кейр» к нам каждый год приезжают.

– Как давно?

– Уже лет пять примерно.

– Ага… – Я замолчала, когда мимо нас весело проскользнула странного вида компания в кружевных полумасках. Кажется, среди них я узнала свою коллегу из «Вестника» – унылую тихоню, вечно засиживающуюся допоздна. – Готова поспорить, что ты ни разу этот карнавал не пропускала. Как и многое другое.

Подруга деловито поправила очки и убрала прядь светлых волос за ухо:

– Конечно. Мне нравится смотреть, как люди самых строгих правил позволяют себе всякие безумства. Знаешь, тебе бы тоже расслабиться не помешало.

– Неужели ты хочешь меня в кого-то нарядить? – Идея показалась мне нелепой. Равно как и то, что я вообще пришла на дурацкий фестиваль.

– Нет, я хочу тебя кое с кем познакомить. Он тут главный. Ох, – Салли вдруг улыбнулась одной из своих самых мечтательных улыбок, и в стеклах ее очков отразились карнавальные огни, – тебе понравится. Он гений! Очень необычный человек.

Начитанный. Коварный. Настоящий провидец, маг и знаток темных искусств.

– То есть – обманщик.

– Да нет же!

Я прыснула от смеха и толкнула ее плечом:

– Спорим?

– У него вся семья сплошь ясновидящие. Его бабка в сороковых предсказала войну, мама – падение башен-близнецов, а он сам…

– Да-да, – перебила я ее, едва удерживаясь, чтобы не расхохотаться. – Он тоже обязательно что-то громко предсказал после того, как это уже произошло.

– Я говорю тебе, он маг!

– Салли, – я ободряюще похлопала ее по руке, – магии не существует. Люди верят во всю эту брехню, потому что хотят быть обманутыми. А я не верю. И быть обманутой не хочу.

– Что ж, вот и проверим! – Она огляделась по сторонам и ткнула пальцем в нелепую лиловую палатку, украшенную золотыми узорами – самую непримечательную из всех. – Тебе туда. Поговори с ним и поймешь, что я права.

– А ты что, уходишь?

– Да! – фыркнула она. Затем прошла дальше и, обернувшись, подмигнула. Водопад светлых волос заструился по ее плечам. – Буду тебя ждать возле колеса обозрения. Там был стенд с плюшевыми медведями, постараюсь выиграть одного.

– Погоди, а как зовут твоего мага?

Подруга вдруг присела в глубоком и мрачном реверансе, придерживая подол воображаемой юбки: