Я пыталась увидеть в нем не просто лучшего друга, но и завидного жениха. Сегодня он был одет в великолепную тунику и брюки, а его волосы искусно уложены и зафиксированы – ну или были зафиксированы, прежде чем он их взлохматил. Но когда я взглянула в его глаза, то увидела того же вредного мальчишку из моего детства, того, который сбросил якорь, не закрепив трос, и сказал отцу, что это была моя вина. Того, который однажды украл мою тунику, и поэтому мне пришлось возвращаться домой после погружения, натянув свои юбки, как платье. Когда его глаза, обрамленные длинными темными ресницами, которым завидовали многие девушки, встречались с моими, я не чувствовала ничего, кроме той любви, которую я испытываю к своей семье.

– Я зайду завтра днем, – сказал он. – Когда уйдут ваши родители. Скажи Зейди… Скажи ей, что старейшины не ошиблись.

Мне удалось слегка улыбнуться.

– Ты должен ей сам рассказать. Спокойной ночи, Сэми.

Я потянулась к лестнице, ведущей на причал, когда ощутила его ладонь на моей.

– Я ведь тоже об этом не просил, ты же знаешь.

Холод в его голосе изумил меня, и я осознала, что уязвила его гордость своей реакцией на рассказанные им новости. Сэми был добрым и красивым, и однажды он мог бы стать отличным руководителем. Любая девушка мечтала бы выйти за него замуж. Но мне было необходимо, чтобы он понял, что почувствовала я.

– Я не моя сестра, Сэми, – сказала я ему как можно мягче.

– Я никогда этого и не говорил.

Наши глаза встретились еще на мгновение, прежде чем я выбралась из лодки, оставляя Сэми одного в темноте.

Я все еще пыталась переварить новости Сэми, когда отправилась на поиски Зейди. Я обнаружила ее окруженной другими девушками с церемонии отбора и была счастлива видеть сестру улыбающейся. Золотисто-карие глаза Зейди начали затуманиваться, когда она сделала еще один глоток вина. Обычно нам не разрешалось употреблять алкоголь, но сегодня, казалось, никакие правила не действовали.

– Ты, должно быть, завидуешь своей сестре, – сказала мне женщина маминого возраста. – Она уедет из Варинии. Она выйдет замуж за принца.

Как будто я была не в курсе.

– Да, мэм, ей очень повезло.

– Подумать только, если бы ты не высвободила ее много лет назад из той рыболовной сети и не порезала свою щеку, то, вероятно, ты могла бы стать избранной сегодня. Должно быть, сложно не винить сестру в своем несчастье?

Я снова взглянула на эту женщину и почувствовала то же странное ощущение в своем животе, подобное извивающемуся морскому угрю. Это была мама Элис.

Вопреки тому, что думали многие варинийцы, я никогда не винила Зейди за шрам на своей щеке. Это была небольшая цена за жизнь моей сестры. Это не значит, что я никогда не завидовала своей близняшке или что я никогда не представляла, как бы все сложилось, если бы того несчастного случая не произошло. Но я часто утешала себя тем фактом, что, если бы у меня не было шрама, мы с Зейди провели бы всю жизнь соревнуясь друг с другом. Идея о том, чтобы видеть в своей сестре препятствие, а не лучшую подругу, была невообразимой.

Мама Элис была похожа на камбалу, которая ворошит давно осевший песок, пытаясь поднять на поверхность тяжелые воспоминания. Я закопала их там, где им и надлежало находиться. Жить прошлым было так же бессмысленно, как пытаться найти ту же самую волну во второй раз, как всегда повторял отец.

– Я счастлива за свою сестру, – сказала я, а затем вышла, чтобы присоединиться к Зейди.

Мы вернулись домой поздней ночью, после того, как все поселение отметило праздник достаточным количеством домашнего вина, чтобы скрыть тот факт, что никакого праздника не было там, где ему следовало бы быть.

Мама уже почти засыпала к тому времени, когда отец привел Зейди домой, но торжествующая улыбка так и не сошла с ее лица. Она смаковала каждое без исключения поздравление, упивалась завистливыми взглядами других матерей, многие из которых, похоже, знали, что у мамы теперь среди дочерей будут принцесса и жена губернатора. В Варинии слухи распространялись быстро, но было неясно, говорил ли уже кто-нибудь Зейди о моей помолвке, поскольку сестра была под действием вина и бури эмоций сегодняшнего дня, она все еще находилась на волне эйфории всей деревни.

Я помогла ей раздеться и уложила в постель, а затем бережно сложила наши наряды. Я попыталась представить свою сестру в корсете из китового уса и туфлях на высоком каблуке – вещах, которых никогда не видела, но была наслышана о них от Сэми, который встречался со всевозможными людьми в порту, где занимался своей незаконной торговлей.

Только иларийские мужчины приезжали на плавучий рынок, где мы делали покупки, и они никогда не говорили с нами о жизни в Иларии. Они были вежливыми, но немногословными, поддерживая разговор о бизнесе в своей отрывистой манере. (И хоть мы разговаривали на одном языке, я всегда считала, что наш варинийский говор звучит мелодичнее.) Но спустя годы я по крупицам сложила картину их жизни на земле, в том числе по их одежде – совсем не вычурной; хоть и красивой – но не лишенной некоторой манерности. И пока мама торговалась, я часто изучала изощренные гравировки на их суднах: люди и лошади, деревья и реки, и десятки существ, которым я не могла подобрать названий.

Возможно, если бы я вышла замуж за Сэми, я бы могла сбежать с ним и однажды увидеть все эти вещи своими глазами. Безусловно, жена губернатора намного свободнее, чем дочь селянина.

Я укрыла свою сестру одеялом, и при мысли, что у нас с ней осталось так мало времени, у меня на глазах выступили слезы. Это было более жестоким поворотом судьбы, чем осознавала мама Элис, что Зейди уедет из Варинии и повидает мир, в то время как я остаюсь здесь и выйду замуж за парня, которого любит она. Я сердито вытерла свои слезы, случайно задев свой шрам на щеке. Не будь его, избранной могла бы стать я, а Зейди могла бы выйти замуж за Сэми. Я совсем не была в обиде на свою сестру, но я пробурчала такое проклятие Талосу, которое заставило бы покраснеть даже Сэми. Все это было несправедливо.

Я улеглась на наполненный соломой матрас рядом со своей сестрой и осторожно сняла ее корону из морских цветов, а затем начала расплетать ее косы. Я думала, что она уснула, но вдруг услышала, как она издала такой усталый вздох, который скорее подошел бы старейшине Немее.

– Что случилось? – прошептала я.

Мама и отец спали в своей постели в другом конце дома, но роль дверей между нашими комнатами выполняли только занавески.

– Просто все это нахлынуло на меня.

– Что?

– Что значил сегодняшний вечер. Ненадолго я позволила себе забыться. Я была просто девушкой, празднующей со своими друзьями.

Она перевернулась, чтобы я могла продолжить колдовать над ее косичками с другой стороны головы.

– Не могу поверить, что я должна буду уехать через неделю. Я никогда тебя больше не увижу. Этого не может быть.

– Тогда давай сделаем вид, что это не так, – сказала я, сдерживая вновь подступающие слезы. – Давай проведем эту неделю, делая все, что мы так любим. И не будем упоминать ни о чем, что не касается этих семи дней.

– Это ведь ничего не изменит.

– Да, но это лучше, чем провести следующие семь дней в слезах. И я сомневаюсь, что принц захочет увидеть свою невесту опухшей, как рыба фугу.

Она выдохнула через нос. Я наконец расплела ее косы, и теперь копна темных волн, похожих, как две капли воды, на мои, веером раскинулась вокруг Зейди.

– Хорошо, – сказала она. – Тогда чем бы ты хотела завтра заняться?

– Я хочу встретить с тобой рассвет.

– Это примерно через два часа. Согласишься ли ты посмотреть на закат завтра?

– Полагаю, да. Потом я хочу отправиться на риф и поплавать с черепахами. Я хочу найти самую толстую устрицу из всех, что я когда-либо находила, внутри которой будет четыре-пять жемчужин, и Сэми выменяет их на свежие фрукты. А затем я хочу…

– Я думаю, для одного дня достаточно, Нора.