– Она ведь тебе нравится, так? Пожалуйста, скажи, что нравится. Я хотел сшить тебе плащ, чтобы ты взяла его с собой в Иларию. В горах будет холодно.

– Ты пока не знаешь, поеду ли я, – сказала она, хотя ее тело расслабилось. – К тому же где же ты возьмешь ткань для плаща?

– Честный человек никогда бы не выдал источник.

– Начнем с того, что у честного человека и источника бы не было.

Я притворилась, что помешиваю рагу, – даже разбавленное водой, его едва ли хватит на четверых, – пока наблюдала за ними из-под опущенных ресниц. Я была благодарна Зейди за то, что она не стала отчитывать его за транжирство, эти деньги могли бы пойти на еду. Да, им следовало бы отдаляться друг от друга, будь они уверены, что придется расстаться. Если бы не мой шрам, я, вероятно, могла бы отправиться в Иларию. И тогда Сэми и Зейди могли бы пожениться, когда пожелают, и мне бы удалось увидеть нечто большее, чем гравировку розы на нелепой медной пуговице, предназначенной для другой девушки.

Может быть, в другой жизни, горько подумала я. Но точно не в этой.

– Что за чудесный запах? – спросил отец, войдя в дом следом за Зейди и отодвигая от нее споткнувшегося Сэми. Судя по обветренным щекам и корке морской соли на бровях, отец только что вернулся с глубоководной рыбалки.

– Все то же самое, что мы едим каждый вечер, – сказала я. – Если, конечно, ты не поймал что-нибудь сегодня.

Он печально покачал головой, а мой живот заворчал в ответ. Я постучала ложкой по краю кастрюли, чтобы заглушить предательское урчание.

– Ну и хорошо, папа. В последний раз, когда Зейди готовила рыбу, в доме воняло целую неделю.

Сэми засмеялся, а Зейди сделала вид, что обиделась, легко оттолкнув Сэми в сторону. Даже мой отец позволил себе легкую улыбку в ответ на мою попытку разрядить обстановку.

Мои родители уже заметили, как Сэми и Зейди вели себя друг с другом – это было невозможно не заметить, – но отец относился к этому терпимее, чем мама. Она не хотела, чтобы Зейди отвлекалась от достижения своей главной жизненной цели: стать королевой, чего самой маме в свое время не удалось сделать. Двадцать лет назад этой чести была удостоена другая юная особа, и наша мама не собиралась позволить истории повториться вновь. Я была ее запасным вариантом, хотя в последний год или около того, когда становилось все более очевидным, что Зейди доберется до церемонии целой и невредимой, она сосредоточила бо́льшую часть своего внимания на моей бедной сестре.

Отец откашлялся и вернулся к Сэми, который поспешно спрятал пуговицу за спиной.

– Полагаю, твой отец ищет тебя. Ты что-то хотел сказать в свое оправдание? Как насчет дров, которые твои тетушки ждут с самого утра?

Он поднял бровь, но я уловила нотку веселья в его голосе.

– Да, сэр. Я как раз собирался уходить.

Сэми повернулся, чтобы поцеловать в щеку Зейди, а потом меня.

– Увидимся завтра.

– Не завтра, – напомнил ему отец. – Девочки будут готовиться к церемонии, помнишь?

Я понимала, что шутки у отца иногда так себе, но Сэми побагровел.

– Конечно, тогда на церемонии.

Жаль, что отец не ушел и не дал Сэми возможности как следует попрощаться. В следующий раз, когда он увидит Зейди, она уже будет, считай, обрученной с принцем Иларии.

– До встречи, – в один голос сказали мы с Зейди, когда Сэми улизнул на балкон, где к воде спускалась веревочная лестница. Наш дом, как и все дома Варинии, был построен из древесины затонувшего корабля, но раз в несколько лет мы красили его в апельсиновый цвет, любимый оттенок мамы. Это позволяло легко заметить его издалека, яркий цвет служил нам хорошим ориентиром при возвращении домой в дневное время, когда от фонаря было мало пользы.

Отец присел на низкую скамейку, вырезанную из плавника[1].

– Вижу, сегодня готовит Нора. Значит ли это, что Зейди нашла устрицу?

Он указал на блестящий серый комок сырого мяса, который я положила в одну из наших потрескавшихся керамических мисок. Кое-что из наших пожитков было обменяно, а остальное было найдено на затонувшем судне. Мама никогда не спрашивала, откуда у меня взялись подобные вещи, особенно если я находила что-то, тешащее ее самолюбие, например ручное зеркальце или гребень из панциря черепахи.

Мы с Зейди обменялись взглядами. Признать, что Зейди нашла устрицу, означало признать, что она сегодня плавала вопреки указаниям мамы, которая рассчитывала на внушительный выкуп за невесту. По обычаю принц присылает его семье избранной девушки, как только они поженятся, ну а пока нам нужно было чем-то питаться. Кто знает, сколько устриц будет найдено завтра или на следующей неделе? Сэми подслушал ночной разговор своего отца со старейшинами, который проходил тихим шепотом, поэтому мы знали, что дела обстояли хуже, чем говорили наши родители.

– Нашла я, – мне пришлось объяснить. – Но мы поспорили, что там будет жемчужина, а ее не оказалось.

– Это позор, но раз уж я ем устрицу, то, полагаю, не имеет значения, кто ее поймал. – Отец подмигнул Зейди, когда она протянула ему миску. – Вы хорошие девочки, вы обе.

Когда он наклонил миску и позволил устрице проскользнуть в рот, мы с Зейди подошли и встали по обе стороны от него.

– Я буду скучать, кого бы из вас ни забрали у меня, – сказал он. – Но я всегда знал, что этот день настанет. Ведь я женился на самой красивой девушке Варинии.

Мама вошла в дом через балкон, заплетая свои только что вымытые волосы в косу. Она никогда не ныряла достаточно глубоко, чтобы барабанные перепонки не лопнули, – так делали многие опытные селяне, чтобы справиться с давлением, – и ее слух был одним из самых острых в деревне. Всего несколько тонких морщинок пролегло в уголках ее глаз и губ, что еще раз свидетельствует в пользу ношения шляпы (справедливости ради вынуждена добавить: и отсутствия привычки улыбаться).

– Наша красота является отражением благосклонности Талоса, дарованной моей семье, – сказала она, выглядывая из окна на темнеющие волны, как если бы за ними наблюдал сам бог океана. Внезапный всплеск морских брызг пробился через щели между нашими деревянными половицами, и мамины глаза вспыхнули с удовлетворением.

– Мы воздадим ему честь своим пожертвованием, – добавил отец.

Я сжала руку Зейди за его спиной и пожелала, чтобы солнце никогда не зашло. Океан никогда не делал даров, не требуя, как говорится, чего-то взамен, а Талос был голодным богом.

Следующие два дня мы провели в большом желтом молельном доме с другими девушками брачного возраста. Лично я считала глупым тратить целых два дня на подготовку к церемонии, когда мы шли к этому всю жизнь. Каждый из старейшин уже сделал свой выбор, и для многих из нас никакие прихорашивание и наведение красоты не могли ничего изменить. Вместо этого я бы лучше провела время наедине с Зейди, зная, что вскоре она меня покинет. Но это было традицией, а в Варинии традиция была такой же частью нашего мира, как и океан.

В доме царило оживленное настроение, почти эйфорическое, будто мы были детьми, готовящимися к торжеству. Комната гудела от звучания женских голосов, перемежаясь смехом каждые несколько минут. Все мы были слишком молоды, чтобы помнить последнюю церемонию, за исключением нескольких матерей, включая мою, которые присутствовали среди нас, чтобы наблюдать и рассказывать истории, пока мы постились и купались в чистой воде, которую следовало бы поберечь для питья. Мы с Зейди втирали ароматические масла друг другу в кожу и заплетали замысловатые косы, затем расплетали их и начинали заново, чтобы скоротать долгие часы.

Я посмотрела вокруг, на других девушек, большинство из которых хорошо знала. В таком маленьком и отдаленном селении, как наше, не было незнакомых лиц, хотя наша чересчур заботливая мама сделала все возможное, чтобы держать нас подальше от других девочек нашего возраста. По ночам она часто рассказывала нам истории о саботаже среди молодых женщин, достаточно взрослых, чтобы участвовать в церемонии: срезание кос среди ночи, растирание жгучей морской крапивы по здоровой коже и даже ожоги горячим маслом.