Не удерживаюсь и насмешливо улыбаюсь герою. Прекрасного тебе вечера, Хулио. То есть хамло. Сделать оскорбительный жест рукой, чтобы Вера замолчала, не возникает желания? Только со мной так можно, да?

6 глава

Второй день подряд я не могу собрать себя в кучу. Такое ощущение, что в голову с правой стороны заколачивают ржавый гвоздь. А когда он достает до мозга, то сразу же приступают к новой раздаче боли. И так по кругу. Словно попал на фабрику бракованной продукции, которую решили утилизировать, вбив все до единого гвоздя в мою черепную коробку. Эту боль при приступе мигрени нельзя описать словами. И спутать ни с чем невозможно. Эрик привез колеса из аптеки, но они не особо помогают. Не думал, что меня накроет этим кошмаром в поездке, и ничего с собой не взял. Уже почти забыл, какие это «прекрасные ощущения». Хотя про «забыл» – спорно. Такое не забудешь. Если бы под рукой был пистолет, то я бы уже застрелился, чтобы не испытывать подобные мучения.

К вечеру боль становится тише. Препараты Эрика помогают, и даже появляется намек на аппетит. Начинаю по новой прокручивать события недавних дней. Хулио, да? Мать Тереза недоделанная. И Саша Грей в придачу. Твое счастье, цветок, что мне и впрямь херово, а Вера оказалась не такой бессердечной сукаой как ты. Уже, наверное, раз пять заглянула, если не больше, чтобы узнать, не окочурился ли я. Даже представить не мог, что она такая чуткая и заботливая девушка. В отличие от некоторых. По-хорошему бы Леднёва к Алёне с баблишком подослать, чтобы нервы ей подергать, но ладно. Живи, солнышко. Я хоть и с прибабахом, но останавливаться умею. Не до тебя сейчас.

Встаю с кровати и иду в душ. Холодный. Возвращаюсь в спальню, раздвигаю плотные шторы на окнах, открываю одну створку, чтобы проветрить комнату, и звоню Вере: пусть принесет что-нибудь поесть завтра утром. Так, глядишь, и пересмотрю свои взгляды на жизнь – выберу себе в спутницы заботливую блондиночку, а не черствый черный сухарик. Грызи его потом остаток жизни. Нет, пусть это счастье кому-нибудь еще достанется.

Я ложусь в постель и снова отрубаюсь под действием колес. Когда открываю глаза, чувствую себя почти нормально. За окном дождь с мокрым снегом. Отвратительная погода. Проверяю сообщения. Вера приходила, но я не отвечал. Стучать она не стала и заботливо оставила еду под дверью. Просит позвонить, если будет нужна. Действительно, все познается в сравнении. Пишу Верусику благодарности и хочу завалиться еще поспать, но слышу громкий стук в дверь и снова морщусь от боли в виске. После травмы головы меня, бывает, посещает мигрень. Особенно когда сильно понервничаю. Вот и в этот раз, отгоняя от женщины собак, я от души понервничал.

Стук повторяется. Я натягиваю штаны и иду к двери. Открываю и на несколько секунд впадаю в ступор. Пока я отходники ловил, на базу прилетали инопланетяне, похитили Алёну и перепрошили ей мозги?

С непроницаемой маской на лице забираю пакет с едой, который Вера оставила у порога, и захлопываю дверь перед носом цветка, расплываясь в победной улыбке. Не знаю, зачем Алёна пришла, но позлить и поиздеваться после ее выходки – это теперь святое. Даже если и уйдет, то ничего страшного. Я к ней по-человечески, страстно, до умопомрачения, а она как конченая стерва себя ведет.

Прислушиваюсь к тишине за дверью. Ушла? Вот и отлично. Собираюсь лечь обратно, но стук повторяется. Неужели ей и впрямь мозг перепрошили, пока я в кровати валялся? А может, еще и сердце вживили? Ну ладно, я тоже хорошо постарался: Кате наныл в промежутках между отходняками, как мне херово, чуть ли не при смерти лежу. Сфоткал ей фрак, в котором меня хоронить. Похоже, сарафанное радио сработало и кто-то не такая бессердечная сука, какую из себя изображает? Но зря ты, цветок, пришла. Если сейчас порог переступишь, то всё. Извиняться за грубость придется долго и много. Я как раз нагулял аппетит, голову малость отпустило, и теперь я в состоянии сделать обоим приятно. Не выпущу, пока не выпью все соки.

Открываю дверь и смотрю на цветочек. Выглядит неважно. Стоит в той же позе, как минуту назад, с застывшим непониманием на лице. Вроде и тянет к ней, но с другой стороны, такие плохо контролируемые чувства, как на примитивно-первобытном уровне – не норма. По крайней мере, для меня.

– Ведешь себя как истеричная жена, Хулио. – Алёна обжигает черным взглядом.

Хулио, да?

– Я уже жалею, что рассказал тебе про родню. Ян меня зовут, Алёна. А не Хулио. Не помню настоящие имена героев, про которых бабуля сериалы смотрела, зависая целыми днями у телика. Первое попавшееся придумал. Чтобы ты суть уловила.

– Тебе оба имени подходят, Игнасас.

Меня передергивает от ее серьезного тона. Втягиваю с шумом воздух, снова начиная заводиться.

– Зачем пришла, Алёна? – Щурю глаза, рассматривая ее фигуру.

Могла бы и во что-то посимпатичнее нарядиться, а не в эту ужасную толстовку, которая на два размера больше. И штаны такие же. Может, Алёна у Аглаи стрельнула это безобразие? Типа жирный намек, что пришла не соблазнять? Жаль, цветок. Очень жаль.

Алёна смотрит в лицо и даже не пытается опустить взгляд на мой обнаженный торс, в то время как Верочка обычно глазами чуть ли не до костей обгладывает. Даже не знаю, что лучше: когда ты сам сильно хочешь или наоборот – когда тебя. В идеале – чтобы взаимно. Но здесь, похоже, без вариантов.

– Зачем пришла? – снова спрашиваю я, едва сдерживая раздражение.

– Извиниться. Я не знала, что в детстве тебя покусала собака и теперь ты их боишься. Подумала, что притворяешься, изображая недомогание, чтобы потом затащить меня в постель. Наслышана я о ваших с друзьями проделках и способах вызывать эмоции у девушек. В общем… ты молодец, Ян. Пусть голова пройдет. Пока.

Алёна разворачивается и собирается уйти. Вот же маленькая дрянь! Лучше бы не дразнила своим появлением! Я вроде как остыл. А теперь все по новой проснулось. Завожусь с пол-оборота от нее.

– Алёна, – окликаю чертовку.

Она останавливается, но не оборачивается.

– Зайдешь? На пару минут. Голова сильно болит, стоять тяжело. В таком состоянии не трону.

Вру, конечно. Меня почти отпустило, а от мысли, что скрывается под огромной толстовкой и штанами цветка, кровь приливает к паху. Я не обещал, что буду честно играть. Да и раскаяния на лице цветочка не заметил. Пришла удостовериться, что мне и впрямь плохо? Отвратительное извинение, Алёна. Хуже не бывает.

– Нет, Ян, не зайду. Поправляйся.

Даже не взглянула.

После ухода Алёны неприятный осадок и злость внутри. От этого опять начинает трещать голова. Блядь. Лучше бы она и правда не приходила. Обошелся бы без ее «сердечной» искренности. Ну какая же ты стерва, цветок! Когда щемишься от меня – бесишь, а пришла – и все равно бесишь. Никогда не применял к женщине физического насилия, но эту бы хорошенько отшлепал по заднице. А потом бы трахнул так, чтобы на ногах стоять не смогла.

На следующий день я ощущаю себя огурцом и иду на тренировку цветка. Сам не знаю зачем. Просто хочу. Но Алёны в зале нет. Зато есть Вера. И она тут же оказывается рядом. Интересуется, как себя чувствую, ласково поглаживает по плечу и не сводит с моего лица чистых голубых глаз. Не ожидал от нее столько заботы. Надо мной лишь Шаник и бабуля так кудахчут, когда приболею, а в этот раз на себя эту миссию Маркелова взяла. Тронуло. Нужно будет в Москве ее куда-нибудь пригласить.

– Вер, что с твоей знакомой? Опять пропускает тренировки? – киваю я в угол спортивного зала, где обычно уединяется цветочек.

– Угу. Вы двое калек, Янис. Ты с прокушенной рукой, а она с больной ногой. Отдыхает Алёна. Вчера опять неудачно упала. Сказала, что лодыжке нужен покой.

В голове рождается абсолютно идиотская идея пойти и проведать цветочек, но это чревато последствиями. Рядом с Алёной словно все предохранители срывает. Лучше держаться от нее подальше.

Но подальше не получается. Вечером мы договариваемся с Леднёвым пересечься в кафе, и только я успеваю войти в здание, как замечаю Алёну за дальним столиком, у панорамного окна. Сидит в одиночестве и с кем-то разговаривает по телефону. Сажусь так, чтобы можно было рассматривать чертовку, и не свожу с нее глаз. Красивая. Только почему такая дикая и упертая? Где справедливость?