– Чем могу помочь, мисс? – дверь распахнулась, и на пороге появился мужчина средних лет. Привлекательный мужчина, с тонкими азиатскими чертами лица, смотрел на меня, чуть сдвинув брови и, время от времени, поправляя свой галстук. Но тут, до нас обоих пришло просветление, – Лина?

– Мистер Хан?

– Господи, прости. Не стой на пороге, проходи, – мужчина галантно отступил в сторону, пропуская меня в дом, – Твоя мать сказала, что ты прилетаешь завтра.

– Видимо она запуталась в днях.

Услышанное заставило, его брови ещё сильнее сдвинуться на середину, превращая удивление на его лице в неподвластную ярость, – Виктория! Виктория!

Всего через пару секунд, в гостиной послышались быстрые шаги и, вскоре, появилась мама. Она уже не была той, которую я помнила. Благодаря макияжу, казалось, она стала только моложе. Приталенное длинное платье нежно розового цвета идеально подчеркивало её подтянутую фигуру, а белые локоны аккуратными волнами свисали с её плеч.

– Лина? Что тут делаешь? – удивлённо спросила мама, встав на пороге комнаты, – Ты ведь должна была приехать девятого.

– Правильно, мама. Сегодня как раз девятое, – с разочарованной улыбкой ответила я.

– Боже, нужно было уточнить у тебя дату, – прикрыв глаза одной рукой, тихо сказал мамин сожитель.

– Всё хорошо, Мистер Хан, – с благодарностью произнесла я, – Я добралась без происшествий… почти, – последнее слово я сказала достаточно тихо, чтобы никто не услышал.

– Во-первых, зови меня Хан, – начал мужчина, мама же, в ответ на его слова, громко цыкнула, но, казалось, он даже не обратил на это внимания, – Во-вторых, ты голодна? Мы как раз садились ужинать.

– Благодарю, я даже крошки сегодня не обронила. Желудок, буквально, объявил мне Третью Мировую.

– Детка, иногда голодание полезно для фигуры. Тебе бы это не помешало бы, – едко прокомментировала мою фигуру мама.

Я видела краем глаза, как Хан пронзил её взглядом, но я всё же ответила ей лёгкой улыбкой. Пусть только мне известно, что под моей мешковатой одеждой, но критику в свою сторону я воспринимаю гордо, тем более от незнакомцев.

Я с детства занималась танцами, и моя фигура была более чем подтянутой. Но, вот демонстрировать я её не любила, поэтому предпочитала бесформенные толстовки, которые с лёгкостью прятали все, практически до колена.

– Где вообще твой чемодан? – добавила мама.

– В аэропорту. Мне сказали его можно забрать позже.

– Прикажу водителю забрать его, – чуть склонив голову, сказал Хан и поспешно вышел на улицу.

Медленными шагами, походкой дикой кошки, мама направилась в мою сторону, остановившись практически вплотную. Её взгляд тяжело пробежался по мне, словно оценивая новую игрушку. Я до сих пор не понимала, как я должна была себя вести с ней, но её дальнейшая фраза расставила все по своим места, – Ты не думай, я не против, что ты поживаешь у нас, но надеюсь, что это не надолго. У нас с Ханом своя жизнь, у тебя своя, – на долю секунды, мама приложила свою ладонь к животу, но тут, же отдернула её, – Когда ты освоишься, найди себе жилье. Я помогу финансово.

– Не волнуйся, тебе нельзя, – кивнув на её живот, начала я, – Я не собиралась оставаться у вас надолго.

– А ты выросла очень умной женщиной, Лина, – с улыбкой ответила мама.

– Твоей заслуги в этом нет, – ответив взаимность на её улыбку, добавила я. Но, казалось, моя дерзость ей пришлась по вкусу, так как в её глазах промелькнула тень уважения.

На крыльце послышались тяжёлые шаги.Услышав их, мы рефлекторно сделали шаг назад, отойдя друг от друга на безопасное расстояние.

– Дамы, спасибо, что подождали, – быстрой, но уверенной походкой, Хан подошёл к нам. Его глаза отчаянно бегали по нашим лицам, пытаясь понять, что произошло за время его отсутствия, – Пойдёмте, не хочу морить Вас голодом.

Проследовав за мужчиной в конец коридора, мы оказались впотрясающей воображение комнате. Потолки этого помещения, казалось, были метров десять, а панорамные окна превращали комнату в бесконечное пространство. По бокам красовались две двухметровые статуи львов, на основание которых были надписи на корейском языке: «Жизнь – это только начало путешествия», «Твой враг несёт бремя друга твоего». Прочитанное вызвало ухмылку, и я высказала свои мысли в слух.

– Фразы из русской литературы?

– Среди писателей много гениев. Но русская литература – это особое искусство, и мне приятно осознавать, что ты читала их, – твёрдо ответила мама.

Я подняла глаза, встретившись с её взглядом. Она села во главе длинного стола, словно президент на переговорах. Её лицо не выражало эмоций, лишь пальцы левой руки нервно стучали по стеклянной поверхности стола, заполняя образовавшуюся тишину. На первый взгляд, она казалась полной сил, но в глазах читалась скрытая усталость.

– Ты удивишься, узнав, что я читала данные произведения на трех языках, включая корейский, – хмуря брови, проговорила я.

– Нет, не удивлюсь, – заправив отбившуюся прядь за ухо, начала мама, – Ты заучка. Это ни капли меня не удивляет.

Я чувствовала, как мои брови сомкнулись в середине до предела, грудь начала тяжелеть от каждого вздоха. Как много мне хотелось ей сказать, казалось, это знала только я, но, видимо, мои мысли слишком откровенно были написаны на моем лице, так как, в эту, же секунду, Хан бесцеремонно влез в наш диалог, заполонив своими широкими плечами весь обзор на комнату и маму. Деликатно, без грубости, он подхватил меня под руку и повёл к одиноко стоящему стулу, прямо напротив мамы, и, слегка отодвинув его, жестом пригласил меня присесть. Словно мешок, я плюхнулась на указанное место, не поднимая глаз. И без слов было ясно, что скандалы в этом доме не приветствуются.

– Ешь, – вилка со звоном опустилась на стол. Видимо, мама тоже решила оставить меня на более доброй ноте. Встав со своего места, она направилась в сторону двери. Я так и не решилась поднять на неё взгляд, посвящая все свое внимание подготовленный еде, но стук её каблуков ещё долго эхом разносился по стенам дома.

– Не обращай внимание, – с грустью начал Хан, – Последнее время она сама не своя. Видимо, скорбь все переносят по-разному.

Я удивлённо подняла глаза на мужчину. Знает ли он о беременности матери или нет, было не ясно.Я запихала большой кусок мяса в рот, чтобы не сболтнуть лишнего. Хан тоже старательно принялся за горячее. И до конца ужина мы, по обоюдному согласию, провели в тишине.

Один из слуг показал мою новую комнату. Не включая свет, я разглядела в темноте большую кровать и просто упала на неё. День был сумасшедший, сил не было даже, чтобы принять душ, а в голове крутились мысли о парне, который спас меня: «Кто же он? Почему не назвал имени? Встречу ли я его снова?»

Что может быть прекраснее, чем просыпаться от тёплых лучей солнца, нежно скатывающихся по твоей коже. Тело, набравшись сил за десять часов сна, вытянулось в струну, заполняя энергией каждый сантиметр. Растирая руками склеенные после сна ресницы, уши уловили шорох в комнате, означающий, что я не одна. Подорвавшись с места, я села, натягивая одеяло практически с головой. Глаза в панике стали искать источник шума.

– Мама?! Какого черта ты тут делаешь?

– Это вообще-то мой дом, для справки, – чуть повернув, на долю секунды, голову в мою сторону, мама продолжила копаться в шкафу.

– Не твой, а твоего ухажера, для справки, – скрестив руки на груди, начала я, – Что ты вообще делаешь?

Пропустив первую фразу, мимо ушей, мама развернулась в мою сторону с вешалкой в руках, натянув наигранную улыбку, – Твоя форма.

– С чего такая забота?

Молча подойдя к моей кровати, она опустила вещи на кровать. Я смотрела на мать, ища подвох, но её истинные чувства были скрыты за толстой стеной недоверия. Хоть мы и считались близкими родственниками, мы были чужими друг для друга.

Своей миловидной внешностью она управляла на раз, другие части тела выдавали её нервозность. Небесно-голубые глаза излучали дружелюбие и наивность, руки же, сжимающиеся, время от времени, в кулаки, выдавали её скрытые желания прекратить игру. Я не верила матери, не верила её широкой улыбке, но вот моя ли это вина? Да, я считала её предательницей, худшей матерью на свете. Совершив поступок однажды, человек совершит его и после. Люди не меняются, даже при большом желании.