Он убивал меня своей силой и любовью ко мне. Полностью охваченная его властью я, еле стоящая на ногах, пыталась не потерять сознание раньше времени. Близость с ним, такая редкая, но такая сладкая и всегда желанная, опьяняла похлеще крепкого коньяка, что сжигающим тёплом разливалась по венам и приятно будоражила бедное сердце.

— Лука…прошу… — умоляла его я, сквозь опаляющие грудную клетку поцелуи, сама не понимая зачем. Парень, лишь тихо усмехнулся, маняще кусая меня за губы.

Сладострастное возбуждение накрыло меня с головой, и я стараясь не отставать, начала отвечать Куффену с таким же напором, умело углубляя поцелуй и сплетая горячие языки. Сердце заныло от пройденной тоски и я остро поняла, как долго не нежилась в горячих объятиях парня и как сильно нуждалась в нём сейчас. Я хотела его, здесь и сейчас и плевать на всё. Лука — моя защита и опора, единственный родной и дорогой для меня человек, чья обоюдная любовь дурманила меня и в ком хотелось спрятаться от мира сего и забыться без страха.

Запустив свои пальчики в его тёмные как уголь волосы, я чуть сжала их, прижимая любимого ближе к себе. Жар чувств опалял наши тела в нетерпеливом ожидании. С каждым движением опухших от поцелуев губ я всё сильнее прижималась к брюнету, судорожно вдыхая запах его влажного от воды тела.

Почувствовав, как неприятно заныли легкие, мы нехотя оторвались друг от друга, но точно знали, что это ненадолго. Лука благоговейно вздохнул, опаляя мою щёку горячим дыханием. Как хищный зверь он со всей страстью впился в мою чувствительную шею губами, сильно прикусывая тонкую кожу. Я вскрикнула от боли и наслаждения, сильнее сжимая мокрые волосы парня, в ответ получая недовольное рычание, что раззадорило меня.

Чувствуя как моя кожа плавилась и ярко багровела от каждого его поцелуя и укуса, я усмехнулась, но вскоре охнула и сильно задрожала, ощущая разгорячённое достоинство Луки, что требовательно упирался о моё бедро в трепетном ожидании. Я инстинктивно прогнулась в спине призывающие прижимаясь к его паху. Куффен вздрогнул судорожно втягивая воздух сквозь плотно сжатые зубы, когда моя рука дразнящими движениями прошлась вдоль его разгоряченного члена.

— Ах ты ж…— тихим баритоном прохрипел парень опасно глядя на мою наглую улыбку. Я прекрасно осознавала, что играю с сильным огнём, что при неосторожном обращении, мог сжечь меня дотла. Но от этого чувства порочного азарта, лишь всё сильнее и сильнее накалялся и просто не давал шанса на отступление.

Да и к тому же, я не хочу, чтобы Лука забывал, что я тоже могу гореть не хуже лесного пожара в летний жаркий день. Не будет вредным лишний раз напоминать ему об этом.

Но, кажется Куффен никогда об этом и не забывал. Сладостно вскрикнув и прикусив до боли губу, я крепко обняла парня за шею, когда тот чуть приподняв меня над полом, раздвинул ноги и нежным рывком вошёл в меня, изнутри обжигая своей безумной страстью. В этот момент я напрочь потерялась с реальностью, видя перед собой только это прекрасное лицо с отточенными чертами и милым ярко-алым румянцем, и этот лихорадочный блеск в опасных глубоких глазах Луки. Я громко стонала кусая парня за ключицы и царапая ноготками его спину, пока тот, с каждым толчком всё сильнее вжимал меня в стену.

Отдыхая на коленях Луки, и упиваясь от нежных прикосновений его широкой руки, что скользила по моим волосам, гладила мои щеки и шею, я задумчиво глядела на целую коллекцию разнообразных ножей, что красивой аркой висели на тёмной стене у Рихарда в комнате, над мягкой кроватью. Блеск многофигурных лезвий завораживал, а разнообразные рукоятки так и манили к ним прикоснуться. Столько ножей и каждый из них по своему уникальный, от размера длины лезвия до необычной формы рукоятки.

Смотря на них, в памяти невольно всплывали воспоминания о тех длинных историях из жизни парня, что невзначай рассказывал Лука, когда мы оставаясь наедине, наслаждались тишиной, спокойствием и компанией друг друга. Таких желанных моментов, к сожалению, было слишком мало, меньше чем хотелось, но все они сохранялись в моей памяти ярче всего и занимали отдельное место в моем сердце, вызывая, лишь приятный трепет и согревающее душу тепло.

Но сами истории были не всегда хорошим поводом, чтобы о них вспоминать. Скорее в край да наоборот. Куффен не любил говорить про свою жизнь, а тем более про свою семью, но в какой-то момент всё же решился, посчитав, что я более чем имею право знать о нём намного больше. Да и к тому же, он верил, что так сможет, если не помочь себе морально, то хотя бы точно облегчит ту ношу, что он так ответственно и непоколебимо носит на своих плечах.

Конечно, не трудно догадаться, что всех тех, кто являются участниками банды «Sonne», их связывают убийства, психические расстройства, и годы пройденные через психиатрические больницы, поэтому, узнав о том, что Лука в свои шестнадцать лет попал в дом умалишенных, по причине хладнокровного убийства Теодора Питресона путём нанесения тому двадцати восьми ударов, кухонным ножом, я сильно не удивилась.

Теодор Питерсон, или же как его любит называть сам парень, а именно: «мразь, недостойная жизни» — приходился Куффену отчимом, которому, после смерти его матери Анарки Куффен, досталась развалюха в виде корабля, сломанная гитара и опека над её отпрысками. Мать четырнадцатилетнего Луки и двенадцатилетней Джулеки от постоянных унижений и откровенного абьюза со стороны Теодора, не выдержала морального и физического насилия, наложила на себя руки и скончалась от сильной передозировки снотворного. Увидев бездыханное тело любимой матери, в сознании парня тогда, что-то безвозвратно щелкнуло.

Ему всегда нравились ножи. Их холодная и опасная красота и мгновенная алая струйка крови при неаккуратном использовании хорошо заточенного лезвия. Парень часто точил кухонные ножи, и всегда проверял их остроту не жалея своих пальцев. Они всегда вызывали в нём необъяснимые чувства, и именно они всегда помогали ему справиться с моральной болью, причиняя физическую.

Бывает, когда ты не можешь кричать, но боль со всей силы бьёт по легким, сдавливая их и гортань, сложно хоть что-либо понимать и думать, кроме всего плохого. Разум помутняется. Ты перестаёшь контролировать ситуацию и непонятно как, в твоих руках появляется нож, такой блестящий и острый, а руки ноют и дрожат от большого множества порезов. На душе всё так же тошно и противно, но то давление ушло, вместе с кровью и смехом…

В те годы Лука всей душой ненавидел своего отчима. Он никогда ему не забудет того, что он сделал с матерью, до чего довёл эту сильную и всегда неунывающую женщину, которая всегда, на холодную голову, могла найти выход из любой ситуации. Но, ничто не вечно. Этот урок, Куффен так же хорошо усвоил, как и остальные, что подарила ему жизнь.

Он много терпел, до тех пор, пока не стал замечать странное поведение Джулеки. Сердце его наполнилось ненавистью, отвращением и жаждой убивать, когда, после большого количества разговоров, парень узнал, что этот сукин сын домогался до Джул, лапал и шантажировал. Девочка умоляла своего брата, чтобы тот не лез, не смел подходить и разговаривать с этим отвратительным человеком. Меньше всего ей хотелось вновь слушать ругань, и видеть избиение близких ей людей.

Но все уговоры были четны. Лука не думая, уверенно направился в гостиную, где пьяным восседала на диване эта грязная крыса, что вытирая рот засаленной футболкой, лениво переключала каналы телевизора. Он также не забыл по пути зайти на кухню и взять оттуда, хоть и грязны, но идеально наточенный нож. Он знал это, ведь собственными руками его наточил пару дней назад.

Парень прекрасно помнил тот момент. Те эмоции и действия, слова и запахи. Он помнил всё до мелочей, и даже затуманенный разум не помешал ему получить большое удовольствие от процесса. Тогда, то, что он делает, как поступает, для него, это всё, казалось правильным. Лука думает так и по сей день. Конечно, он бы мог поступить по совести и засудить эту мразь, все доказательства у него были. Но вспоминая то, с каким безразличием и презрением отнеслись к его матери, когда та, отчаянно ища спасение, заявила на Теодора, и как равнодушно закрыли глаза на её самоубийство, даже не притрагиваясь к этому делу. Им было всё равно, и искать у них спасение было бессмысленным, а может даже и губительным…