Девушка в непонимании склонила голову набок.

«Магистр Бальтазар так увлечён литературой…словно живёт в ней…хотя я не понимаю, почему ему радостна жизни в этих ужасных мирах.» – удивлённо подумала Серена. – «Ах, но как же я рада, что он правдив со мной!»

– Вы правы, магистр…Но я не знаю, готова ли я к этому…Когда я поступала сюда я ожидала иного….

– Чего именно ты ожидала? – чувства восхищения и вдохновения исчезли из глаз магистра, и он вернулся к более нейтральной манере.

– Я ожидала…– смущение опять начало нагорать на лице Серены, – что книги будут гораздо р-романтичней. В особенности поэзия – я думала, что р-романтическая поэзия точно будет о л-любви…

– С-Серена! – сам магистр уже начал заикаться, но явно не от смущения как Серена, а от учёного возмущения. – Я же не раз объяснял, что романтизм представляет собой вовсе не любовные истории! Не в узком смысле слова романтику, в котором его чаще все всего употребляют современные демоны! – магистр не повысил голоса, но говорил уже слегка раздражённо.

– П-простите…я не хотела обидеть вас. – грустно промямлила Серена.

– Всё в порядке, я вовсе не обижаюсь, а всего лишь пытаюсь указать тебе на твои ошибки. – мужчина доброжелательно улыбнулся, желая немного подбодрить юную демонессу.

Восприняв, это как хороший знак, она наконец-то решилась. Выйдя из-за парты, девушка стеснительно приблизилась к возлюбленному. Он, похоже, подумал, что его ученица готова снова взяться за задание и поспешно потянулся к стопке чистых листов.

– М-Магистр…я… давно поняла, что … пришла сюда, не потому что хоть сколько-то интересовалась литературой… – дрожащей рукой Серена слегка коснулась руки тенебрумца. – Я…здесь…ради…л-любви!! – с огромным трудом она произнесла это. Серена боялась, что упадёт в обморок от стыда. Но всё же она почувствовала, что готова сказать главные слова. —Я…– юная демонесса посмотрела в глаза магистру Бальтазару, и слова её невольно оборвались…

Взгляд его перестал быть мягким и добросердечным. Он стал внезапно холодным и чёрствым. Серена испугалась этого взгляда.

– …я…– вся её готовность открыться мигом испарилась. Онемев от беспокойства и поражённости, она была не в силах больше ничего сказать…

– Мне больно слышать подобное от тебя, Серена. – отдёрнув руку, сказал магистр. Его спокойствие уже не казалось таким же тёплым как раньше. – Я не пойму, зачем ты осталась здесь, если в тебе давно пропал интерес к литературе.

– …

– Что ж, полагаю, это твои личные проблемы… Сейчас, однако, ты должна закончить задание. А потом…тебе решать оставаться здесь или нет.

– …Простите меня…– только и могла вымолвить Серена. В уголках её глаз начали собираться слёзы…

– Просто закончи задание. – магистр устало вздохнул и протянул ей пустой лист.

– …Простите меня…– девушка всё ещё не осознала всей ситуации, но боль уже сильно резала сердце, и слёзы накрапывали.

Серена сама не поняла как, но каким-то образом ей всё же удалось выжать из себя какие-то фразы. И патетичные, и бездушные одновременно.

Работа была закончена.

Вряд ли она будет успешной. Однако Серене было уже всё равно.

Она так и не сказала заветных слов… Они застыли в её сердце ледяными обломками. Их уже невозможно было вытащить, впрочем, это было бы и бессмысленно.

***

Едва дойдя до своего дома, Серена громко разрыдалась. Её истошного плача не могли не услышать прохожие, и некоторые из них бросали на неё удивлённые и сочувственные, но очень отстранённые взоры. Словно все они стали свидетелем чего-то, что было, безусловно, жалостно, но при этом довольно неприлично. Непроизвольно Серена обернулась к этим совершенно незнакомым для неё лицам и пару секунд и с какой-то горькой неистовостью всматривалась в них, будто отчаянно пытаясь отыскать кого-то знакомого. Никого в итоге не найдя, она зарыдала с удвоенной силой и бросилась в свой дом как раненный зверь в своё убежище.

Девушка кляла себя, свою несдержанность и своё решение признаться в любви магистру.

До чего же глупой она была, когда думала, что он мог испытывать те же чувства к ней!

Да и с чего Серена вообще это решила?! Нет, она наверняка никогда даже не нравилась ему, магистр Бальтазар просто из вежливости был добр к ней. Ведь многие не любили Серену…потому что находили очень странными её манеры, излишнюю открытость, эмоциональность… И многих магистров возмущало отсутствие у неё большого усердия и успехов в учёбе.

Для здешних демонов был важен особый этикет, неследование которому часто порождало антипатию со стороны большинство горожан. Бесстрастность и сдержанность в общении – одно из самых значимых его правил. Именно оно никак не давалось Серене. Она никогда не могла понять, как у местных демонов всегда получалось так искусно скрывать свои чувства и быть такими хладнокровными. Порой сдерживание собственных чувств для Серены было подобно тому, чтобы утяжелять лёгкие, делая возможность дыхания более болезненной. И как если бы заставлять саму себя не издавать ни звука, буть то даже лёгкое причмокивание губами, вдох или выдох…вечно молчать…

Слишком больно для её чувственной от природы души.

Но эмоциональность значила вульгарность и слабость.

И теперь, когда Серена позволила себе излить чувства перед магистром Бальтазаром, его мнение неизбежно упало о ней. Вряд ли раньше оно было высоким, но сейчас оно, видно, стало таким низким, что мужчина больше не желал быть добрым с ней.

Истеричный рывок Серены внутрь дома неизбежно произвёл шум, нарушая обыденно-тихую атмосферу.

Как не была ошарашена Марлин при резком столкновении со своей дочерью, она сохраняла выражение невозмутимости на лице.

– …П-прости…я…н-не…– сквозь тяжёлые рыдания Серена едва могла проговаривать слова.

– Серена…что… – Марлин прервала саму себя, устыдившись всё-таки промелькнувшему в ней сентиментальному зову. – Тебе стоит отдохнуть. Можешь потом рассказать о делах в школе, и почему ты сегодня в ней задержалась …Ты не голодна?

С переполненными слезами глазками Серена молча помотала головой. На самом деле её желудок едва слышно постанывал, но душа не хотела ничего кроме мучительного лелеяния своего горя.

– Понятно…тогда можешь идти в свою комнату, если хочешь. – сказала Марлин. В этих словах была, возможно, некая нежность, но какая-то отрешённая и потерянная.

«Можно побыть с тобой?» – Серене безумно хотелось сказать эти слова. Хотелось обнять Марлин и, даже плача, порадоваться, что она была рядом. Хотелось сказать «спасибо» за всё, что она делала. И ещё нечто совсем простое и очевидное, но не менее важное: «я люблю тебя, мама» …

Но Марлин просила не говорить ничего подобного. Она уже давным-давно сказала Серене, что у той есть настоящая мать, которую она может попробовать однажды найти, если будет нужда.

Под этим скрывалось гораздо большее, чем обычное нежелание лжи. Марлин убедительно просила Серену не привязываться к ней. Потому любое проявление ласки было бы ей крайне неприятно.

Если девушка и могла как-то выразить уважение и любовь приёмной матери, то только соблюдая общие приличия. Насколько это было возможно для неё…

Быстро кивнув, Серена почти помчалась в свою комнату. Ещё немного и она бы сорвалась и, несмотря на возражения Марлин, пыталась бы приласкаться к ней. Когда чувства невозможно было больше удерживать, для Серены оставалось лишь убегать от них.

***

Серена обрушилась на кровать и глубоко зарылась в мягкое одеяло, стараясь немного приглушись свои рыдания. Здесь было тепло, это место обогревало её и давало ощущение комфорта…жаль, что только для тела, а не для души. Плачи Серены были почти как случаи пурги: если они начались, то их уже невозможно было остановить. Возможно было только переждать их в пределах своего дома, закутавшись во что-нибудь потеплее…

Зимы в Тёмных землях были весьма суровыми: как-никак, с искусственным источником света очень тёплый климат невозможно было создать. Особенно суровость зимы ощущалась в наиболее далёких от искусственного солнца городах, среди которых был и Тенебрум.