Да что же ее так швыряет из стороны в сторону?! Черт! Как же во всем разобраться? Пожалуй, стоило попробовать себя в каких-нибудь отношениях прежде, чем влюбиться по самый «небалуй». Может это всегда так сложно, а Том и знать не знал? Или же это Нина такая «особенная», и сержанту как всегда нехуйственно «повезло» — получить самую ебанутую девку на всем белом свете? Да нет, больше всех «повезло» в этом плане мистеру Уокену! Вот уж кто отхватил ебанутейшую из женщин в мире. Вряд ли Нина может тягаться с Мэрил. Уж явно она не способна на подобное дерьмо, что творила с Харди старая блядь! Ведь девушка так сочувствовала Тому, когда он рассказывал ей свою историю. Ну не может она с ним так поступить! Не может! Так ведь?
— Все в порядке… Все хорошо… — успокаивающе забормотал сержант, поглаживая Нину по волосам, хотя ему самому впору сгодилось бы чье-нибудь успокоение.
— Правда, прости… Я не хочу тебя обижать, просто не могу себя контролировать, — подняла она голову и посмотрела в глаза.
— Я, сука-бля, не обижаюсь, просто переживаю. За тебя. И за нас, — провел Харди большим пальцем ей по щеке и поцеловал в висок. — Бандитка, я правда боюсь все потерять, понимаешь?
— Ты же потеряешь не все. У тебя есть брат, есть друзья, — всхлипнула Нина.
— Сука-бля! Зачем ты так говоришь? — схватил ее за щеки Харди и нервно затряс. — Получается, я тебя могу потерять? М? Ты это мне хочешь сказать? Что как бы конец? Да ты же и есть все, что у меня есть! Да, есть брат, есть кореша… Но, сука-бля! Только теперь, с тобой, я впервые почувствовал, что мне стало легче дышать! Можешь ты это, сука-бля, понять или нет? Я всю жизнь задыхался! — вцепился он себе двумя руками в горло. — В этой ебаной маске! В этом ебаном дерьме, что творится у меня внутри, сколько я себя помню! И ты думаешь, что я нихуя не потеряю? Думаешь, для меня это все хуйня ебаная? Да мне пиздец, если все это закончится! Я хуй знаю, что со мной будет, если все между нами вот так возьмет и прекратится! Нихуя хорошего. А так, как я чувствую себя сейчас, я никогда не чувствовал. Счастливым! Я, сука-бля, никогда не был так счастлив, как в эти несколько дней, проведенные с тобой! И ты мне говоришь, что я потеряю не все? Ты серьезно не понимаешь?
Нина лишь наполнила глаза слезами и нервно кусала губы.
— А ты еще мне говоришь, что это я тебя не понимаю! Что ты нихуя не можешь рассказать свой бред, потому что я, сука-бля, не пойму тебя, видите ли! — уже перешел на крик Харди. — Я же вижу совершенно противоположное! Я всю ночь ношусь за тобой, пытаясь поговорить и убедить тебя, что готов выслушать твою, сука-бля, хуйню! Пытаюсь как-то, блять, помочь! Ты же строишь из себя несчастную пизду, проблемы которой слишком сложны для понимания! — пародируя женский горделивый тон, изобразил он над головой некое подобие короны. — На деле же, это ты нихуя не понимаешь! И, в отличие от меня, даже и не пытаешься понять меня! — выставил Том указательный палец, раздувая ноздрями и двигая челюстью. — Ты, пизда, не знаешь, каково это быть мной! И нехуй мне говорить, что я ничего не потеряю! Ничего не потеряешь, видимо, ты, раз не считаешь меня человеком, которому можно довериться! Твоя-то сестра никуда от тебя не денется, а бонусом к ней ты получишь и моего, сука-бля, брата! Ибо он при любом раскладе останется со своей шкурой, а поскольку между мной и тобой больше ничего не будет, то и с ним я общаться, считай, и не смогу! Ну а хули! У меня же есть кореша! Объебашусь с ними до пиздеца, да и отъеду, сука-бля, в какой-нибудь подворотне! Да и похуй! Терять же мне нечего! Ебал я в рот! Не хочешь — не говори! До пизды! Не был всю жизнь счастливым — нехуй и начинать! — остервенело показал он «фак», состроив фирменный еблет.
— Томми… — прошептала Нина и следом забормотала что-то невнятное.
По ее щекам текли слезы, и она сквозь рыдания пыталась что-то сказать, но выходили лишь всхлипы. Харди, тяжело дыша и слыша, как стук сердца отдает в ушах, смотрел на нее. Нина положила ладони ему на щеки и потянула к себе. Смотрела ему в глаза, но он не в силах был разобрать что-то в ее взгляде, ведь у самого внутри все закипало. Какого хуя она плачет? От обиды? От жалости? Том ненавидит жалость к себе! А может, жалеет она не тебя, а о том, что сама наговорила?
Все эти резкие перемены настроения довели уже сержанта до белого каления. Как бы он себя ни вел — ничего не менялось, и совершенно ничего не зависело ни от его слов, ни от действий. Гнев ее сменялся то милостью, то истерикой со слезами, и так по кругу. И это совсем не было похоже на смену фаз биполярного расстройства, ибо те не длятся так мало. Больше походило на то, что в эту ночь он попеременно общается совершенно с двумя разными людьми, и кто из них настоящая Нина — совершенно не ясно. Не ясно было и то, чего ждать дальше. И уже не только от нее, но и от него самого. От непонимания, бессилия и невозможности на что-либо повлиять у Тома уже срывало планку. Он отчетливо ощутил такое забытое, но так хорошо знакомое чувство — озлобленность. Озлобленность, от которой все внутри натягивается, словно тугая пружина, готовая вот-вот лопнуть.
Том продолжал смотреть на нее, сжимая челюсть до скрежета зубов. Нина приблизилась и нежно прикоснулась губами к его губам. Не находя слов и сил говорить, кажется, так она хотела сказать: «Прости меня, я дура». Этот поцелуй выбил из колеи Тома окончательно. Да что же тебе надо? О, Клубничная Эми, ты сводишь нашего мальчика с ума! Научишь его дышать или заставишь задыхаться в темноте?
Нина, едва касаясь, целовала его в губы и гладила по шее и плечам. Однако, Тома это совершенно не успокаивало, даже, кажется, злило еще больше. Разве это нормально — вести себя так? Разве это приемлемо — всю ночь кряду ебать мозги, потом обвинить в непонимании и полностью обесценить его чувства, а после, как ни в чем не бывало, полезть целоваться? Но какие бы противоречия не одолевали его в том момент, сколько бы вопросов не крутилось в голове — ничего не могло заставить не ответить ей взаимностью. Страх, волнение, раздражение, нарастающая злоба, сменившие сегодняшней ночью благостное спокойствие последних дней, мгновенно перенаправились в русло страсти и даже некой звериной похоти. Он взял ее за шею сзади, цепко впившись пальцами, и протолкнул язык ей в рот. Нина, не ожидавшая такого напора, сперва попыталась отстраниться, но затем покорно открыла рот, отдавая себя во власть Тома. Второй ладонью сержант задрал ей футболку и с силой сжал грудь. Оторвался от губ, убрал руку с шеи и пятерней взялся за щеки, смотря в глаза ебаным взглядом. От закипающей внутри злобы, в груди обжигало, и горячие волны растекались по всему телу. Стало жарко, но от сковавшего напряжения конечности охватило мелкой дрожью. Губы Тома искривились в какой-то желчной усмешке, и он вновь потянулся к ее губам. Нина, рвано дыша, увернулась от поцелуя. Харди хмыкнув, пихнул ее назад, и она упала на лопатки.
Одним рывком он перевернул ее со спины на живот и разом стянул джинсы с трусиками. Нина не сопротивлялась, безвольно лежа и кусая костяшку пальца. Волосы рассыпались так, что Том не видел ее лица. Впрочем, он и не смотрел. Расправившись с ее джинсами, он расстегнул ширинку скамов, спустил резинку боксеров и взялся за вставший член. Плюнув себе на ладонь, немного растер слюну по головке, навалился на Нину и без всяких сантиментов загнал в нее хуй на полную. Та вздрогнула, сдержав болезненный стон. Упершись одной рукой ей в макушку, Том принялся озверело ебать. Второй рукой он залез под футболку и с силой сдавил грудь, оставляя красные следы от пальцев. Нина, уткнувшись щекой в матрас, морщилась и мычала, сквозь плотно сжатые губы. Харди убрал с ее лица длинные волосы, намотал их на кулак и оттянул назад. Она покорно запрокинула голову, жалобно простонав, но Том тут же закрыл ей рот ладонью. Затем убрал руку и провел пальцами по сжатым губам. Настойчиво надавил большим пальцем на подбородок, заставляя открыть рот, и засунул указательный палец внутрь. Но Нина не спешила его облизывать и сосать, поэтому он грубо оттянул за щеку, поворачивая ее голову на себя. Девушка что-то хрипло и невнятно замычала.
