– Пять лет.

– Вы ведь сын фермера, верно? Мой отец тоже был фермером в Личфилде.

– В Личфилде, насколько мне известно, хорошие плодородные земли, – равнодушно проронил Локвуд.

Вспомнив слова Копулдейка о том, что ферма у отца Тоби слишком мала и не обеспечивает сыновей средствами к существованию, я счел за благо направить разговор в иное русло:

– Документы, которые хранятся в лондонском доме Джона Болейна, имеют отношение к поместью Бриквелл?

– Полагаю, да. Когда я был у него в тюрьме, он сказал, что привез их в Лондон, так как хотел посоветоваться с адвокатом.

– Возможно, Вайтерингтон все-таки намеревался решить вопрос о границах земельных владений через суд, – предположил я.

– Очень может быть. Полагаю, он рассчитывал затеять долгий изматывающий процесс, который будет Джону Болейну не по карману.

– Судя по тому, что я услышал, у этого Вайтерингтона имеется самая прямая корысть отправить Болейна на виселицу, – вставил Николас.

– Кто его знает, – пожал плечами Локвуд. – Одно могу сказать: Болейн жил тихо и спокойно – то в Бриквелле, то в Лондоне – и, похоже, был вполне своей жизнью доволен. А мастер Вайтерингтон, похоже, из тех, кому вечно всего мало – и земли, и денег. Скорее всего, он рассчитывает, что сумеет добиться рыцарского звания. Как говорит пословица, «В Англии много рыцарей, зато мало благородства», – печально добавил он.

– Ну, старина, пожалуй, вы преувеличиваете, – возразил Николас покровительственным тоном, которого он неизменно придерживался с теми, кто стоял ниже его на общественной лестнице. – В Англии достаточно и самых благородных рыцарей, и просто порядочных людей.

– Не сомневаюсь, сэр, что вы совершенно правы, – кивнул Локвуд, и лицо его вновь приняло непроницаемое выражение.

Пройдя через арку ворот Темпл-Бар, мы оказались на Стрэнде. В воздухе висело пыльное марево, заставившее нас разразиться кашлем. С южной стороны, где сотни рабочих трудились над строительством Сомерсет-Хауса, доносились стук молотков и визг пил. Огромный дворец, украшенный величественными колоннами, был почти завершен, однако вокруг возводилось еще несколько зданий поменьше; рабочие рыли канавы, закладывали фундаменты, пилили доски, выкладывали каменные стены.

Проходя мимо, Николас произнес:

– Помните, что за потеху устроили в прошлом году? При помощи пороха взорвали часть склепа собора Святого Павла, так что косточки почетных горожан взлетели на воздух?

– Еще бы не помнить, – усмехнулся я. – В саду дома, что расположен по соседству с моим, нашли древнюю бедренную кость, к которой прилип лоскут савана.

Николас внезапно схватил меня за руку, вынуждая остановиться.

– Посмотрите! – взволнованно прошептал он, указывая на другую сторону улицы. – По-моему, это лорд-протектор собственной персоной.

Проследив за направлением его взгляда, я увидел высокого худого человека с остроконечной бородкой, в богато расшитой мантии. Рядом с ним маячили два стражника в ливреях дома Сомерсетов. Стоя у раскладного стола, он рассматривал какой-то чертеж, в то время как архитектор в длинном плаще что-то разъяснял ему, водя по чертежу указкой. Во времена прежнего короля мне довелось несколько раз встречаться с Эдуардом Сеймуром, герцогом Сомерсетом, нынешним лордом-протектором. Ныне, глядя на него, я поразился тому, как сильно он постарел: щеки ввалились, на лице застыло выражение суровой угрюмости. Слушая архитектора, Сомерсет беспрестанно теребил кончик своей длинной бороды.

– Это и в самом деле он? – с любопытством спросил Локвуд. – Добрый Герцог?

Он употребил прозвище, которое Сомерсет стяжал, постоянно заявляя, что намерен заботиться о нуждах бедных и неимущих.

– Он самый.

– Выглядит так, словно на плечи ему взвалили все тревоги и заботы мира.

– Или, по крайней мере, нашего королевства, – поправил Николас. – Вы никогда не видали его прежде, Локвуд?

– Видел, но только издалека. Два года назад я любовался церемонией открытия парламента и наблюдал, как он гарцует рядом с королем. Я тогда, конечно, во все глаза смотрел на короля. Помню, он с ног до головы был одет в пурпур и золото, а драгоценных камней на нем было столько, что его величество переливался на солнце всеми цветами радуги. – Локвуд задумчиво покачал головой. – Тогда он казался совсем маленьким мальчиком. Говорят, сейчас он сильно вырос.

– Тем не менее от совершеннолетия Эдуарда отделяют целых шесть лет, – заметил я.

– К тому времени, глядишь, и эту громадину успеют достроить, – добавил Николас.

– Возможно, – кивнул я. – Идемте, друзья мои. Не стоит стоять здесь долго: пыль слишком ест глаза.

В южной части Стрэнда стояли особняки самых богатых и влиятельных людей в королевстве; окружавшие их сады спускались к реке, по которой было легко добраться до Вестминстера. Что касается северной части, то здания там были значительно более скромными и старыми, а переулки между ними вели в открытое поле. Дом Болейна находился в одном из таких переулков; он представлял собой довольно беспорядочное строение с внутренним двором и, вполне возможно, был переделан из бывшей фермы. Я заметил, что краска на стенах облупилась, а многие плитки отсутствовали.

Локвуд вытащил из кармана ключ и отпер тяжелую входную дверь. Вслед за ним мы вошли внутрь. Мебель в некоторых комнатах отсутствовала, повсюду лежал толстый слой пыли, долетавшей с соседней строительной площадки. В нос мне ударил запах сырости.

– Для того чтобы превратить этот дом в городской особняк джентльмена, придется приложить немало усилий, – изрек Николас.

– Судя по всему, желания мастера Болейна не соответствуют возможностям его кошелька, – сказал я и повернулся к Локвуду. – Думаю, нам стоит поискать документы.

– По словам мастера Болейна, его кабинет находится на втором этаже. После того как мы найдем бумаги и убедимся, что в доме все в порядке, мне нужно будет встретиться с местным констеблем. Мастер Копулдейк поручил передать ему полсоверена, дабы он и впредь хорошенько следил за домом. – Тоби натянуто улыбнулся. – Наверняка он внес эти деньги в бухгалтерскую книгу, чтобы потом потребовать с мастера Пэрри.

Мы поднялись на второй этаж. На лестничную площадку выходили двери нескольких комнат. Одна из них была открыта; за ней располагалось помещение, обставленное как кабинет: письменный стол, несколько стульев, большой деревянный сундук. Стены абсолютно голые, если не считать портрета темноволосого мужчины с суровым выражением лица, судя по красной мантии – лондонского олдермена[2]. Табличка на раме гласила: «Джеффри Болейн (1406–1463)».

– Прапрадед Анны Болейн, – заметил я. – Тот самый, что приехал в Лондон ни с чем и сделал тут состояние.

– Они с прапрадедом Джона Болейна были родными братьями, – пояснил Локвуд.

– Вы многое знаете об этой семье?

– Сэр, по долгу службы я хорошо знаком с норфолкским дворянством. Всякий раз, когда на горизонте появляется очередной претендент на родство с леди Елизаветой, патрон поручает мне проверить его генеалогическое древо.

Про себя я вновь отметил, что острый взгляд голубых глаз Локвуда противоречит непроницаемому выражению его лица. Подойдя к сундуку, он достал из кармана еще один ключ и вставил его в замочную скважину. Ключ, однако, не повернулся. Нахмурившись, Локвуд попытался поднять крышку. Это ему удалось; сундук был доверху полон документами и какими-то вдоль и поперек исписанными листами.

– Странно, – пробормотал Локвуд. – Мастер Болейн сказал, что сундук заперт на ключ.

Он принялся перебирать бумаги и вскоре извлек на свет божий папку, содержавшую какой-то старинный план, а также кусок пергамента: насколько я мог судить, латынь там перемежалась с норманнским французским.

– Думаю, это то, что нам надо.

Я бережно развернул план. Этому выцветшему ветхому пергаменту было несколько сот лет, однако на плане можно было различить поместья Северный Бриквелл и Южный Бриквелл. Граница между ними, как я убедился, проходила по прежнему руслу ручья.