* Издано издательством "Посев".
И не только Володя. Очень многие были чем-то примечательны. Член рабочей комиссии по психиатрии Феликс Серебров пишет стихи. Его жена Вера играет на рояле, поет. На дружеских вечеринках не только Володя Гусаров, но и эти двое вносили много своего в общее веселье. Петя Старчик и его жена Сайда, Саша Российский и другие "барды" выступали со своими песнями и музыкой. Григорий Соломонович Померанц обычно приходил, когда у меня никого не было. Это мыслитель. Беседа в тиши - это его стихия. Зинаида неоднократно говорила мне: "Как я люблю ваши беседы с Померанцем". Я их тоже любил. После бесед с ним весь мир выглядит лучше. Наступает душевное успокоение. Как значит нужны душе встречи с мудростью. Как мне здесь не хватает Григория Соломоновича и бесед с ним.
И совсем особый талант у Ирины Корсунской. Замотанная работой и заботами о большой семье, она где-то в дороге или в промежутках между приготовлениями пищи и уборкой - пока кипит вода или что-то варится - пишет наспех, обрывками фраз - открытки в лагеря, тюрьмы, психушки... Как же любил я получать и читать ее открытки в "психушке". Через них я видел ту жизнь. Она вся была в обрывках Ирининых фраз, и я прекрасно понимал все, что она хотела сказать.
Упомяну еще двух - Витю Некипелова и Андрея Твердохлебова. Я ничего о них не буду писать. Они сами себя сумели достаточно проявить. Особенно величием своих душ. Всегда о других, всегда на защиту узников. Я горжусь тем, что они наши друзья. На этом я и прерываю о друзьях. Сказал ли хоть о десятой части? Не знаю. Но и те, о ком не сказал, - в моем сердце.
Способствует развитию правозащитного движения и неразумная линия поведения властей. Власти пытаются всем управлять, все контролировать.
Талантливый художник хочет рисовать так, как подсказывает ему его талант. Так нет, бюрократ тут как тут; "Не сметь! Рисовать, как я велю!" И вот оппозиционное движение художников вливается неиссякаемым потоком в общее правозащитное движение. Именно на этой почве мы с женой познакомились и впоследствии подружились с художниками Иосифом Кеблицким, Оскаром Рабиным, Эрнстом Неизвестным.
Люди хотят сочинять стихи, перекладывать их на музыку и петь. Вместе с тем есть люди, которым хочется слушать эти песни. Но бюрократ снова тут как тут: "Не дозволю!" И вот новый приток в общий поток правозащитного движения. Петр Старчик и Саша Российский из него.
Но вот уже не притоки, а могучие потоки. Бюрократ вмешивается в дела религии. Он хочет, чтоб и Бог шагал в одном строю с дьяволом. С верующими государство ведет настоящую и все более жестокую войну. И что удивительного в том, что миллионы верующих примыкают к правозащитному движению. В него вливаются такие люди, как священник Глеб Якунин, Левитин-Краснов, Капитанчук, Регельсон, Хабибулин. А правозащитники увлекаются религиозной проповедью, особенно такого талантливого проповедника, как священник отец Дмитрий Дудко, наш с женой духовный наставник.
К настоящему большому сражению идет дело и в национальном вопросе. Продолжающиеся дискриминация и геноцид выселенных с родной земли малых народов и политика русификации в национальных республиках вызывают все возрастающий протест. И национальное движение тоже вливается в общий поток правозащиты.
Речь явно идет о нарастании могучего гнева народного.
Правозащитное движение неорганизованно и потому представляет собой скорей моральную, чем физическую силу. Но и при таком его состоянии правительству теперь вряд ли удастся воспользоваться опытом новочеркасских событий 2 июля 1962 года. В случае нового возмущения трудящихся, с ними придется объясняться словами, а не пулями. Власти знают об этом и беснуются.
Они представляют дело так: в стране имеется несколько отщепенцев, растленных типов, которые согласились за деньги банков Манхаттена и Сити поставлять клеветническую информацию западным пропагандистским центрам и, одев на себя личину борцов за права человека, поставляют эту информацию. Но это ложь. Даже советские суды никогда не устанавливали диссидентского "сотрудничества" с зарубежными антисоветскими центрами, не уличили в том, что "они получают деньги из сейфов РС и РСЕ за клеветническую информацию" ("Правда" 22.02.77 г.) Наоборот, мы неоднократно гласно доказывали, что судят диссидентов по фальсифицированным делам.
Я рассказал одну лишь правду о всех течениях диссидентского движения. Скажите, как можно предать суду участников петиционной кампании? Предавали, и в большом числе. Но... не за петицию, а"за... распространение клеветнических измышлений порочащих советский общественный и государственный строй", или "за... антисоветскую пропаганду".
Как это делается? Очень просто. Из петиции берутся наиболее неприятные факты нарушений законов властями и без какой бы то ни было проверки переносятся в обвинительное заключение как клеветнические. Что бы обвиняемый ни говорил в доказательство правильности изложения фактов, - суд не принимает это во внимание, каких бы свидетелей он ни выставлял, - их суд не вызывает. Голословные утверждения обвинительного заключения переписываются в приговор и служат основанием для назначения жестоких сроков заключения.
Вот как, например, был осужден украинец, кандидат философских наук Василий Лисовой. Он был целиком сосредоточен на научной работе и никаких симпатий к правозащитникам не высказывал. Но когда он услышал об аресте И. Дзюбы, написавшего книгу "Интернационализм или русификация" и его единомышленников И. Светличного, Е. Сверстюка, В. Стуса, А. Сергиенко и других, совесть ему сказала: молчать нельзя! Лисовой видел, что ни общечеловеческие правовые нормы, ни советские законы не давали никаких оснований для этих арестов. По сути, они были противоправными, антиконституционными. Исполненный веры в святость советской Конституции, В. Лисовой обращается с письмом к руководству партии и правительства. В письме он обосновывает незаконность арестов. В конце он написал примерно так: если эти люди преступники, то я тоже преступник, так как разделяю их взгляды. Значит меня тоже надо арестовать и судить вместе с ними. И его арестовали, и судили за это письмо, назвав его антисоветским. И дали ему семь лет заключения и 3 года ссылки, хотя даже по советским законам судить нельзя, так как письмо не распространялось, а было послано только адресату. Несмотря на это, Верховный суд утвердил приговор. Лагерный срок Лисовой уже отбыл и находится в ссылке. И все эти годы карали и его жену Веру Лисовую. Ее лишили работы по специальности и она кормила своих двоих детишек, перебиваясь временными заработками, надомной работой.