В этот момент Артем не думал ни о пути художника, ни о будущей выставке, ни о Ники, ни о паруснике. Он был весь поглощен работой. Он был не здесь. Цвета открывались Артему по-новому, он видел колыхание ветра в складках ткани и локонах волос, четкий силуэт гор – тоже словно высветленных солнцем, и темные около зеркала, очень графичные ирисы, и свое слегка размытое отражение. Исчезло все, кроме этого. И лишь только когда этюд был закончен, вернулись звуки, ощущение жары, желание пить и легкая усталость. Артем снова начал осязать окружающий мир, словно вернулся из какого-то только ему одному доступного путешествия в другое измерение. Так было всегда, когда Артем по-настоящему горел работой. Забытое чувство, сделавшее его сейчас счастливым.
– Готово! – провозгласил он. – Жива?
Анна Мальцева обернулась через плечо и ответила:
– Я в этом не уверена.
Ему снова захотелось ее нарисовать – уже вот так, с взглядом через плечо.
Он быстро сменил бумагу и скомандовал:
– Замри на минуту!
И снова пастель оставляла на бумаге следы. На этот раз всего несколько линий – только чтобы запомнить позу. Портрет он напишет позднее. Сейчас главное – не забыть.
– Можешь отмереть.
А потом они ели клубнику, и Анна рассматривала эскиз.
– Если я и получила сегодня солнечный удар, то не зря, – резюмировала она. – Очень здорово.
– На сегодня все, – Артем сложил дорожный мольберт в чехол. – Солнечный удар отменяется, идем есть, я угощаю.
Это было что-то среднее между поздним обедом и ранним ужином. Аня снова переоделась в майку, но на этот раз на ней были брюки, и с собой она взяла свитер. Ресторан находился на берегу, ветер с моря дул прохладный. Кричали чайки, через репродукторы слышалась музыка, пахло жареной рыбой. А они пили легкое белое вино и ели мидии в сливочном соусе.
Вкуснятина необыкновенная.
– Я перееду сюда жить, – заявила Аня, – и буду каждый день пить вино, есть мидии и любоваться морем.
– Когда планируешь?
– Как только решу все свои дела в Москве, так сразу. Постараюсь уложиться до пенсии.
5
В дом Артем вернулся поздно. Если честно, оставаться наедине с Евой ему не хотелось. После ресторана они гуляли с Анной и разговаривали… о живописи. Неожиданно. Дебаты велись по поводу «Черного квадрата» Малевича. Шедевр это или нет? Может, просто гениальный рекламный ход?
– Думаю, – сказал Артем, – это как с «Моной Лизой» да Винчи. Все пытаются разгадать тайну картины, но никто не может. Полотно так и остается загадкой.
– Ну, ты сравнил: квадрат и гениальный портрет!
– Квадрат тоже гениальный.
– Чем?
– Идеей. Гениальность идеи, понимаешь? Он сделал это первым, догадался. И остался в истории искусства.
– Пожалуй, – согласилась Анна Мальцева. – Но я все же предпочитаю другие идеи.
– Драматичный самовар?
Она хмыкнула.
Артем поймал такси, которое сначала довезло до гостиницы Анну, а потом до дома его. Дом стоял темный. Глеб еще не вернулся, а Ева наверняка спала.
Артем ошибся. Ева сидела на веранде, которую освещал только один фонарь.
– Хорошо провел день? – спросила она.
– Плодотворно, – кратко ответил Артем.
– Ты меня избегаешь?
– С чего ты решила?
– Ты завтра улетаешь, а мы так ни разу и не поговорили.
Артем пожал плечами:
– Прости, я приехал сюда работать.
Ева встала с дивана и подошла к Артему. Он понял, что уйти сейчас в свою комнату не удастся, поэтому снял с плеча рюкзак и чехол с мольбертом.
Ева подошла вплотную. Ее глаза внимательно разглядывали его лицо.
– Ты изменился, – медленно произнесла она.
– Ты тоже.
Ева подняла руку и дотронулась до его лица. Артем не шелохнулся. Он чувствовал запах вина и духов – тяжелый, как душная летняя ночь. Ее пальцы были горячими, они медленно скользили по скуле. А потом Ева подняла голову, чтобы коснуться его губ своими губами, но Артем сделал шаг назад.
– Не надо.
– Почему?
– Глеб мой друг.
– Глеб давно со мной не спит, так что ты его не оскорбишь, – она продолжала смотреть в упор.
– Ники ты тоже это говорила? – Артем вернул ей взгляд.
Они так и стояли до тех пор, пока она первая не отвела глаза и не отошла.
– Ники… вся жизнь полетела к чертям после этого несчастного случая.
Артем узнал о случившемся в Париже. Он был участником международного пленэра, по итогам которого устраивалась выставка в одной из частных галерей. Звонил Глеб. Говорил кратко, будто проталкивая через горло слова. Артем был оглушен. На похороны он не успевал, даже если нарушить условия подписанного договора. Он посетил могилу Ники позднее. Его тело перевезли в Москву. В Крыму с тех пор Артем ни разу не был. Глеб сам за истекшие два года периодически прилетал по своим делам. В столице они и пересекались. О Ники почти не говорили. Каждый проживал свою боль сам. И каждый из них, как видно, не простил Еву.
– Чья жизнь, Ева? – уточнил Артем.
– Что?
– Чья жизнь полетела к чертям?
– Моя! – выкрикнула она.
– Нет, дорогая. Моя. И Глеба. А у Ники ее вообще не стало.
– Иногда мне кажется, что я его ненавижу. Вы носитесь с Ники, вините меня, а это был несчастный случай. Несчастный случай! Ты знаешь, во что превратилась моя жизнь?
– Это плата. Ты столько лет играла им. Ты знала, как Ники тебя любит, но тебе льстило его обожание, не так ли? Ты развлекалась.
– Неправда.
– Правда, – Артем подошел к Еве. Так же вплотную, как несколькими минутами ранее подходила она. – Ты привыкла к своей роли femme fatale[6]. Муж любит, Ники обожает, я… я не забыл…
– Ты не забыл? – прервала она его.
Он не ответил.
– Я тоже не забыла. В твоей мастерской после сеансов, помнишь? Мне часто хочется вернуть те времена, – ее рука коснулась его плеча.
Пальцы поглаживали плечо. И снова начиналось наваждение. Запах вина и духов окутывал, душил. Ева его поцеловала. Ее губы были мягкими и сочными. Именно такими, какими он помнил. Невозможно было не ответить на это приглашение. И Артем ответил, обхватил руками, прижал к себе. Отвечал жадно, даже грубо. А потом, услышав ее тихий стон, резко разжал руки и отпустил.
– Нет, Ева. Не со мной.
Он отвернулся и отправился в угол веранды за рюкзаком и чехлом.
На следующий день утром его провожал Глеб. Они вместе завтракали, потом прощались на пороге. Глеб собирался на работу, где его ждала делегация. Перед воротами дома стоял служебный автомобиль с водителем, который должен был довезти Артема с Анной до аэропорта.
Ева проводить гостя не вышла.
Есть колорит – есть художник. Нет колорита – нет художника.
Василий Суриков, автор картины «Боярыня Морозова»
Глава 5
1
– Смотрите, у вас кувшин на переднем плане. Значит, его нужно изобразить более четким и ярким. Сделайте акценты, выдвиньте его вперед. Вот здесь и здесь нанесите фиолетовый.
Женщина лет пятидесяти за мольбертом сосредоточенно кивнула. Для нее Егор был авторитетным учителем.
Интересно, что бы она сказала, если б посетила его выставку в подвальном клубе «Неформат»? Ужаснулась бы? Осуждающе поджала губы?
На мольберте красовался слегка кривоватый голубой кувшин. За ним – тарелка с лимонами. Женщина отчаянно хотела научиться рисовать. Сейчас это модно и востребовано – находить себе занятие для души, и в одном из торгово-развлекательных центров открыли студию для взрослых «Волшебная кисть». Натюрморт за три сеанса, научись писать портрет за пять занятий, пейзаж на выходных – групповой пленэр. Каждый крутится как может. Егор крутился – преподавал рисование кувшинов домохозяйкам три раза в неделю. Они покидали «Волшебную кисть» счастливые, с шедевром собственного исполнения и обещали вернуться. Некоторые возвращались и писали букеты в вазах.