Сучка в восторге, разумеется. Но в конце концов она спасла его от толпы поклонников и увела к уединенной каменной скамеечке, укрытой вонючими кримплями, как все вокруг. Это, надо думать, женщины любят такой запах – Вауну же невольно вспоминались какие-то подмышки. Мэви и Вэлхэл в свое время запрудила этим кримплем. Все было вышвырнуто ей в спину, когда из Вэлхэла была вышвырнута она сама.

Для поздней осени ночь выдалась теплой, и можно было предположить – ведь Ангел только-только готовился к восходу, – что скоро будет еще теплее. Уже смягчал ночную мглу его туманный синий свет. Было, наверное, около полуночи.

Мэви не изменилась. Звезды по-прежнему неравнодушны к каштановым прядям в ее темных волосах. Тело все так же, не целясь, убивает юнца с расстояния в пятьдесят элуев. Обтягивающее платье – так, несколько серебряных ленточек выглядело скромно и тянуло на годовой доход честного политика. Надень такое обычная женщина – она бы легко не отделалась. А ей – хоть бы что! Если в этой галактике есть женщина, которую он способен выносить, – это она. Но этого ему вполне хватило! Сколько это тянулось? Ему не хотелось об этом думать.

Но как же не думать? Белая кожа и чувственные губы скицской аристократки, представительницы одного из трех родов, населяющих Ульт. Врожденное высокомерие, свойственное родовитым особам. У нее была примесь королевской крови, доставшейся двести лет назад от каких-то испанцев. Самодовольная шлюха!

Она всегда была такой. Избавившись от нее, он совершил самое благоразумное дело своей жизни.

От отдаленно тянувшего на пристойность оркестра, вытягивающего развеселую джигу, их до какой-то степени спасали шумопоглощающие свойства кустов. Там, уровнем ниже, танцевали парами. Смеялись. Ее рук дело. В Вэлхэле она круче развернулась, здесь, наверное, еще не успела – но почерк ее. С кем она здесь?

Видимо, кто-нибудь из правительства. Ходили слухи, что она начала баловаться политикой.

– Совпадение? – мурлыкала она. – Воля случая? Ты появился так неожиданно.

Сучка.

– Само собой разумеется, что данная акция не была спланирована заранее.

– Ты знаешь, что самое удивительное? Мы никогда не встречались на чужих вечеринках. Но ты ведь, насколько я знаю, как правило, запрашиваешь информацию о маяках? И поздно приходишь, – добавила она.

– Я так полагаю, ты в это время обычно уже лежишь в постели.

– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что заревновал? Или что тебе не с кем переспать? Кто сейчас в хозяйках в Вэлхэле? Я ее знаю?

– Нет.

Мерзопакостная, грязная дрянь. Мэви гортанно хохотнула. Знакомый звук. о многом напоминает.

– Не будешь же ты один, Ваун. Очередная тебя бросила? Это уже в который раз?

– В сотый, – процедил он. – Которые сбегают. Которых вышвыривают.

Шпионок вышвыривают. Шпионок и шлюх.

– Не ной. Столько времени прошло, уже давно пора обо всем забыть. Прикол, правда, что тебя тут никто не узнал?

Никакой другой женщине он никогда не позволял так над собой потешаться.

– Так я же и старался, чтобы не узнали! Это верно. Он держался в тени.

Сторонился компаний. Ему необходимо было сделать свой выбор до того, как толпа фанатов обступит его. Мало того – он тут заприметил пару-другую высокопоставленных спейсеров, которых мучительно ненавидел, и от них ему тоже приходилось держаться подальше. Ненависть была, разумеется, взаимной.

Мэви повернулась – не поленилась, закинула руку на спинку скамьи и принялась рассматривать его лицо. Она всегда основательно относилась к делу, когда надо было выбирать кусок для себя. Ангел у нее за спиной разгорался все ярче, и небо приобретало металлический, голубой оттенок. На ее плечах, на ленточках, что прикрывали ее грудь, на том, что было между ленточками, везде играли серебряные блики. Зря старается. У него прививка.

– А я заметила, как ты прятался, – она тряхнула головой, и длинные волосы маняще вспыхнули каштановым сладострастием. – Тяжело бремя славы? Боже мой, как все меняется! Ты ведь ожидал, что тебя узнают, когда ты выскочил, чтобы опустить этого разогнавшегося навигатора, – а ведь не узнали! Ловко ты с ним разделался, Ваун!

– Немного он перебрал с эпохальностью, кретин надутый! И поделом ему. Она вздохнула.

– Все это, конечно, было составной и неотъемлемой частью охоты. Ею станет рыженькая?

Ну, конечно же! Рыженькая! Он вспомнил тонкий локоть, бледность кожи, холодное прикосновение пальцев той девушки. Он вспомнил огромные глаза и дрожь в ее голосе. Он понял, что это значит – смиренно преклониться перед настоящим героем, когда посмотрел на нее. От одного взгляда на него она намочила штаны.

На него с неожиданной силой нахлынуло вожделение.

– Какая рыженькая?

– Фейрн, конечно. Все это геройство было способом избавить ее от ее спутника, ведь так? В средствах, как водится, не разбираемся.

– От какого спутника?

– Ой, Ваун! От прапорщика.

– А, от этого? Какой-то он ненастоящий. Чересчур хорош.

– А он именно чересчур хорош. Клинок его зовут.

– Правда, что ли?

– Я серьезно. Прапорщик Клинок. Пять раз в день зарядка, ботинки чистим каждые пятнадцать минут, в постели читаем учебники… нет, это не личное наблюдение, я просто живо представляю.

Ваун был заинтригован. Ужели Мэви могла пасть столь низко, ужели она была способна начать кадриться с жалкими долговязыми прапорщиками? Спрос упал?

– А что тебе до него? – спросил он. Мэви пожала плечами, она неожиданно чего-то испугалась.

– Ничего. Не мой тип. Ему надо сменить имя. Почему бы тебе, если он вдруг опять появится, не повысить его в звании и не приказать носить другое?

– Типа?

– Ну, не знаю. Ему надо несколько. Когда я была молодой, мне больше всего хотелось быть Эфианой.

– Пока ты не познакомилась со мной.

– Естественно! – быстро проговорила она. – А почему ты думал, что никто тебя не узнал, когда ты прятался там, у костра?

Ваун оставил этот выпад без ответа и изготовился вставать. Мэви вздохнула.

– Ну ладно. Давай о деле. Что там с этим Q-кораблем?

– Не более чем составная и неотъемлемая часть охоты.

– Ну уж нет! – Она сделалась жестче. – В кабинете ничего не слышно о беглом Q-корабле.

– Ну как же, будет Патруль сеять панику, уведомляя всякое наимизернейшее государство на Планете о том, что происходит. Но об этом-то уже всем известно.

Всякий, кто способен подключиться к сети, может спокойно узнать все то, что я тут нес.

– Но никому, кроме спейсера, это не придет в голову? Это на самом деле так опасно?

– Триста милли? Если, пересекая систему, он во что-нибудь врежется, то мы будем поджарены тяжелым гамма-излучением. Не обязательно быть специалистом, чтобы это понять – Ты говоришь об орбитальных станциях или обо всей планете?

– Если такое случится достаточно близко, атмосфера нас не спасет.

– А если он врежется в планету? – Космос не так уж тесен, Мэви.

– Не уклоняйся, Ваун. Может он врезаться в планету или нет?

Он пожал плечами.

– Может. Он движется в плоскости эклиптики, по касательной к орбите Ульта.

А значит, теоретически такое возможно.

– Но это очень напоминает траекторию движения ракеты!

Мэви – не спейсер, но у нее есть головной мозг, и она не боится его использовать.

– И такое может быть.

Так оно на самом деле и есть. Скорость – примерно треть световой. Что еще нужно? Еще нужно регулировать скорость зажигания. Регулировать скорость зажигания очень несложно, если у тебя есть Q-двигатель.

– Ваун! Что случится, если в Ульт врежется космический корабль?

– Это зависит от того, какого размера будет корабль. Корабли бывают разные, я не знаю, что собой представляет этот.

Но он знает, что корабль этот покинул Скиц двадцать один год назад. В медных тазах в такие длительные путешествия не пускаются. Это что-то большое.

– Ваун, душка, не играй со мной. От «душки» его затошнило.

– Я играю? Ну, хорошо. Он движется с нормальной скоростью, грубо говоря, его скорость в девять тысяч раз превышает скорость убеганий Ульта. В четыре тысячи где-то, скажем, раз быстрее среднего метеорита.