– Чего тебе нужно, человек? Наверняка хочешь найти знаменитое золото лепреконов. Или может быть, тебе захотелось научиться играть на моей волшебной флейте?

– Не обижайся, дружище, – поспешно сказал Кейси, намереваясь привести лепрекона в доброе расположение духа,– но я всего-навсего поспорил, что сегодня вечером приведу в бар «Кобыла и Трилистник» самого настоящего лепрекона. Тебе всего-то и нужно, что составить мне компанию, а уж потом будь волен идти на все четыре стороны.

Лепрекон задумался, и вскоре на его маленьком хитром личике расцвела улыбка:

– Я согласен пойти с тобой, Кейси Доннелли, но в обмен я кое-что у тебя попрошу.

– Все, что угодно! – закричал Кейси, слишком обрадованный согласием лепрекона.

– Отдай мне свою старую шляпу, и мы будем в расчете, – сказал лепрекон и гнусно захихикал.

Кейси до того обрадовался, что, не задумываясь, сорвал шляпу с головы. Он-то уж думал, что мерзкий лепрекон потребует у него дом, скотину или, не приведи Господи, его подвал с пивом! А ему всего-то и нужна была старая отцовская шляпа!

– Э нет, Кейси Доннелли! – сказал лепрекон, – Шляпу ты мне отдашь в пабе, после того, как я предстану перед всем честным людом!

– Дело твое, – пожал плечами Кейси, – однако нам пора в путь. Скоро стемнеет, и в пабе меня все заждались.

И, посадив лепрекона на плечо, Кейси отправился в «Кобылу и Трилистник», а лепрекон болтал ногами, раскуривал свою трубку и мерзко улыбался.

А в пабе яблоку негде было упасть! Весть о том, что Кейси Доннелли, самый пьяный ирландец деревни, приведет в паб живого лепрекона, разнеслась по округе со скоростью пожара. И стар, и млад пришли в паб, чтобы своими глазами поглядеть на чудо, и хозяин заведения, крепкий и огненно-рыжий Финн Макдоналд, не успевал считать выручку.

– Вот бы каждый раз этот пьянчуга Доннелли бахвалился притащить к нам в паб лесную нечисть, так нам можно было бы и работать раз в неделю, столько он выручки приносит! – обратился он к своей дочери Этне. Этна только собиралась рассмеяться, как вдруг глаза ее округлились, и звонким девичьим голоском она закричала на весь паб:

– А вот и Доннелли!

Все разом смолкли и уставились на Кейси, который важной походкой подошел к стойке. Он сел на любимый стул, ударил по стойке шляпой, а с его головы соскочил самый настоящий лепрекон в зеленом костюме и деревянных башмаках с бубенцами!

Тут в пабе поднялся такой гвалт и шум, которого не слыхать было даже на свадьбе Патрика и Мэри, а уж они устроили знатный праздник! Все, кто стоял рядом, хлопали Доннелли по плечам, трясли его за руку и угощали выпивкой. А лепрекон невозмутимо сидел на перевернутой пустой кружке и покачивал ногой в деревянном башмачке, наблюдая за происходящей суматохой. Наконец, к Кейси подошел тот самый путешественник и, качая головой, пожал ему руку.

– Вот уж не думал, что господин лепрекон свяжется с таким пьяницей как ты, – сказал он и слегка поклонился лепрекону. – Однако свое обещание я сдержу. Господин управляющий, я покупаю у вас бочонок вашего лучшего эля для Кейси Доннелли.

Но не успел он договорить, как лепрекон вдруг вскочил на ноги и прокричал:

– А за этим пьяницей должок! –и свистнул он так громко, что у старика в самом углу паба очки треснули.

– Кейси Доннелли! – продолжал лепрекон, наставляя палец прямиком тому на нос, – не забыл ли ты о нашем уговоре?

– Не забыл, господин лепрекон! – отвечал ему Кейси, опьяненный элем и всеобщим вниманием,– отдаю тебе в качестве оплаты и благодарности старую шляпу моего отца!

И он подкинул шляпу в воздух, а лепрекон тотчас подхватил ее за самый уголок.

– Однако, – сказал вдруг лепрекон, – я задержусь в этом славном пабе еще ненадолго. Тут у нас намечается интересная история.

Все разом смолкли, и в пабе установилась совершенная тишина. Лепрекон между тем достал из пиджака маленький ножичек и вспорол поля шляпы – а оттуда вылетел пожелтевший лист бумаги, исписанный сверху донизу. И прежде, чем кто-либо успел сказать хоть слово, лепрекон взял лист в руки и начал читать, да так громко, что каждое слово можно было расслышать в самом дальнем уголке:

– Я, Ангус Доннелли, завещаю моему сыну Кейси Доннелли долю в пабе «Кобыла и Трилистник». Также завещаю ему и все мои накопления в банке в надежде, что он использует эти средства с умом и пустит в деловой оборот. Для того, чтобы считаться полноправным владельцем вышеуказанного состояния, Кейси Доннелли обязан предъявить эту бумагу владельцу паба Финну Макдоналду и управляющему банком Джеду О’Рурку. А ежели сын мой Кейси Доннелли в течении трех месяцев от прочтения моего завещания не предъявит бумагу, прошу все мои средства раздать сиротам и бедствующим, а долю в пабе отдать моему другу и названому брату Финну Макдоналду. Ангус Доннелли, подпись.»

Тишина в пабе стала почти осязаемой, и слышно было лишь, как какая-то одинокая муха бьется о край стакана. Никто ничего не мог сообразить, и только через пару секунд до Кейси дошло, что только что гнусный лепрекон прочел завещание его покойного батюшки Ангуса! И только Кейси протянул руку, намереваясь схватить лепрекона, как тот одним движением руки разорвал листок бумаги пополам, а затем напялил шляпу и, вместе с обрывками завещания, со щелчком исчез в воздухе!

Тут уже весь паб загудел, да так громко, как не гудел даже до прихода Кейси. Бедняга Доннелли сидел ни жив ни мертв: шутка ли, лишиться целого состояния! У него перед носом уже выстроились кружки с элем да возле стула стоял обещанный бочонок, но ни капли спиртного не лезло ему в горло.

И с того самого дня Кейси стал все реже заходить в паб «Кобыла и Трилистник», а если и заходил, то больше не рассказывал небылицы про эльфов и лепреконов. И если кто-то при нем начинал хвалиться, как чуть было не поймал лепрекона, Кейси только усмехался. Уж кто-то, а Кейси Доннелли узнал, что с маленьким народцем шутки плохи.

Келли О’Доэрти была чудо как хороша, и когда она проходила мимо, уж вам-то было на что поглядеть! Волосы у нее полыхали словно пламя, глаза были как два огромных изумруда, а вокруг вздернутого носика была целая россыпь веснушек. Келли задорнее всех плясала на праздниках, лучше всех вела хозяйство и в целом слыла лучшей невестой в округе. Уж и не сосчитать, сколько парней с ног сбились, стараясь привлечь ее внимание, а только Финн Маккенна был самым упорным из них. Он поднимался раньше всех на рассвете, чтобы к пробуждению Келли на окне ее домика всегда стоял букет цветов с утренней росой, провожал ее по вечерам, чтобы к ней не прицепилась никакая нечисть, и уж в целом обхаживал так, что хоть завтра бери и выходи за него замуж. Однако Келли славилась не только небывалой красотой, но и дурным вздорным характером. Над всеми ухаживаниями своих воздыхателей она только посмеивалась, а однажды и вовсе сказала такое, что, как ни крути, а выполнить невозможно:

– Кто хочет моей руки, – громко заявила Келли, сидя в трактире в самом центре их небольшого городка, – тот пусть сделает так, что мой дубовый стол зацветет трилистником! И тогда без промедления стану я женой этого человека.

Лица у всех ее ухажеров тотчас сделались такими, словно они хлебнули вместо эля кислого уксуса. Один только Финн не смутился, а подошел к ней вплотную и прищурился:

– И ты даешь слово, что сдержишь обещание и выйдешь за того, кто заставит дубовый стол зацвести клевером?

– Даю слово, Финн Маккенна, – засмеялась Келли, – что буду женой того, кто исполнит мое желание.

Тут уж все вокруг захохотали: виданное ли дело – заставить сухое дерево цвести!

А Финн, ничего не говоря, вышел из трактира, хлопнув дверью, и направился к старой кузнице на отшибе.

В кузнице этой работал его лучший друг и советчик Патрик Фланаган, который был так же умен, как и трудолюбив. Увидев идущего к нему Финна, Патрик обтер громадные ручищи о кожаный передник и приветственно помахал ему: