Он отвечает улыбкой с ямочками.

– Верно.

– Тоже работаешь на заводе?

– Нет. Сейчас работаю в гараже. Только вернулся из Гринсборо, где служил в резервных войсках последние четыре года.

– Правда?

Он проводит руками по своим волосам, отросшим на сантиметр.

– Правда.

– В каком подразделении?

– Морская пехота.

– Понравилось?

Он усмехается.

– Не настолько, чтобы делать на этом карьеру. Четыре года в пехоте, четыре в резерве, но, считаю, время прошло с пользой.

– Добро пожаловать домой, моряк. Спасибо тебе за службу.

– Всегда пожалуйста.

Мы чокаемся бутылками.

– Среди машин возле дома есть твоя?

– Да, моя «C20» шестьдесят шестого года.

Я хмурюсь, он смеется.

– Ярко-зеленый пикап с черной крышей. – Он сияет от гордости, а я исподтишка его разглядываю. Ростом чуть ниже Шона, но тоже мускулистый. У него добрые глаза, темно-карие в обрамлении черных, загнутых от природы ресниц. Видимо, в этих горах нет недостатка в сексуальных мужчинах. Кристи была бы в восторге. Они забавные и привлекательные, хотя вряд ли кто-то из них в моем вкусе. Но с каждым глотком сидра чувствую, что в голове складывается определенное мнение. И пока я не встретила бицепс, который мне бы не приглянулся. От этой мысли в сочетании с сидром я хихикаю.

– И о чем ты сейчас подумала? – приподнимаются уголки губ Тайлера, вознося его улыбку на новый уровень.

– Просто… вчера я жила в одном месте, а теперь стою во дворе незнакомого человека.

– Безумие, куда тебя может завести день, да?

– В точку.

– Поверь мне, здесь это дело житейское, – говорит Тайлер и придвигается ближе. От его хищного взгляда шея покрывается мурашками.

– О чем ты?

– Поторчишь с нами подольше, сама увидишь.

– Ну, пока мне тут нравится, – протяжным тоном произношу я, зная, что за меня начинает говорить сидр.

– Рад слышать. – Он немного теснит меня к забору. Не для того, чтобы напугать, но так я чувствую тепло летнего солнца, исходящее от его тела.

– Не лезь, тупица, она только что пришла, – говорит Шон, влезая между нами. Приподняв бровь, он смотрит на меня. – А где твоя злобная мина?

Я показываю на бутылку сидра, намекая, что все пошло наперекосяк, и чувствуя тепло во всем теле, когда Шон у меня ее забирает.

– Пойдем, накормлю тебя.

Тайлер улыбается мне поверх загораживающего плеча Шона.

– Еще увидимся, Сесилия.

– Очень надеюсь. – Я наклоняю голову, чтобы он увидел мою улыбку.

– Как знал, что ты устроишь проблему, – медленно произносит Шон и качает головой. Затем он ведет меня за руку к накрытому столу для пикника, где есть мясо разных видов и куча гарнира. Мы с Шоном едим, и трудно не обращать внимания на взгляды, которые на нас бросают в нашем крохотном мирке, изолированном от толкотни вечеринки.

– Забей на них, – с набитым ртом говорит он и в шутку приказывает, наставив на меня палец: – И не забывай про злую физиономию.

– А почему мы не едим вместе с остальными?

Меня окутывает мягкий лесной аромат.

– Не против, если я пока приберегу тебя для себя?

– Вот как? – Я откусываю, стараясь спрятать улыбку, потому что пока не уверена, хочу ли посылать ему какие-нибудь сигналы. Когда мы только сели за стол, нас разделяло всего несколько сантиметров, а теперь наши колени соприкасаются, стоит наклониться друг к другу. За трапезой у нас завязывается непринужденная беседа. Шон рассказывает, что переехал в Трипл-Фоллс, когда ему было пять лет, и нашел друзей, с которыми теперь живет вместе. Шон, Тайлер и еще один их сосед переехали в дом неделю назад. Это была одна из причин, по которой они устроили такое сборище, вторая – чтобы отпраздновать возвращение Тайлера. После окончания школы Шон работал и на заводе, и в гараже, а его семье принадлежит ресторан на Мэйн-стрит, который является неотъемлемой частью сообщества Трипл-Фоллс. Шон рассказывает о себе так, словно он открытая книга, но в его глазах столько тайн. Кажется, будто его слова расходятся с мыслями.

Слопав целую тарелку, я чувствую, как наливаются тяжестью ноги от взглядов, которыми мы обмениваемся. Я не в состоянии изображать равнодушие и потому украдкой посматриваю на Шона, когда он отвлекается на опоздавших гостей. Вечеринка разгорается не на шутку. Начинает садиться солнце, а разговоры становятся громче. Я стою посреди двора рядом с Шоном, держа наполовину выпитую бутылку сидра. Он болтает с Тайлером и Джереми, соприкасаясь со мной руками.

Дрожа от предвкушения, я вполуха слушаю их разговор, слишком увлеченная мыслями, «а что, если» эти тайные прикосновения к чему-то приведут, и распространившимся по венам теплом от алкоголя. Когда Шон намеренно проводит пальцем по моей руке, я снова чувствую уже знакомое покалывание в теле. Это четкое и незыблемое ощущение, что за мной наблюдают.

Только я начала чувствовать себя раскрепощенно, как обрела новую паранойю. Я осматриваюсь, пытаясь найти причину, ищу в толпе, пока мои голубые глаза не встречаются с режущим взглядом серебристо-серых глаз… но меня пригвождают к месту не столько эти глаза, сколько их хищный взгляд.

Сквозь туман в голове доносятся слова Шона: «Ведь мы не хотим, чтобы волк взял след».

У меня чувство, будто это как раз тот самый волк, который почуял мой запах и наблюдает, стоя на расстоянии нескольких метров.

Вокруг него все веселятся, вечеринка в самом разгаре. Мы пялимся друг на друга, и он полностью оказывается в поле моего зрения. В третий раз за сегодня я испытываю влечение и замираю от того, какой оно силы.

Я не могу разорвать этот зрительный контакт. Он смотрит на меня так, словно обдумывает свой следующий шаг.

А в следующую секунду идет прямо на меня.

Черт!

Я поднимаю подбородок, а он шагает через весь двор, окутанный темной завесой мужской красоты. Сразу за выраженным вдовьим мысом лежат пышные, густые ониксовые пряди, такие же темные брови над серебристыми глазами с многообещающими намерениями. Между высокими скулами – изящный нос и… его рот.

Он словно только сошел с подиума. Одет во все черное, от футболки до армейских ботинок без шнуровки, язычок которых свободно свисает, как и мой при его приближении.

Тело покалывает от адреналина, и я стараюсь не отводить глаза, но задираю подбородок повыше назло молчаливой угрозе его взгляда. Но никакая злобная мина не спасла бы меня от его самодовольной манеры держаться и холода, который исходит от его серых глаз.

– Черт, – слышу бормотание Шона, когда мужчина подходит к нам. – Брат, я же говорил, что она со мной.

Он отводит от меня глаза, проникающие в саму душу, и я слышу его властный низкий голос:

– Она, черт тебя подери, ребенок. Дочь твоего босса. Хватит ей пить. Да и вообще. – Он поворачивается ко мне. – Тебе пора.

Я хмурюсь.

– Не будь жопой.

Мысленно проговариваю свои слова. Ага. Так я и сказала.

Честное слово, на секунду у него подергиваются губы, но он тут же рявкает на Шона:

– Она уходит.

– Остынь, чувак. Сесилия, это Доминик.

– Доминик, – донельзя озадаченная, повторяю я.

Господи, Сесилия, малолетки и те хитрее.

– Мой брат совершил ошибку, решив тебя пригласить. Ты должна уйти.

– Вы братья? – Настолько непохожих внешне людей я еще не видела.

– Не совсем, – поправляет стоящий слева Шон.

– Ты и правда меня выгонишь? – пьяно спрашиваю я у Доминика. Может, сидр крепковат, но ладошки до сих пор покалывает от переглядываний.

– Разве ты не восемнадцатилетняя дочь Романа Хорнера? – Он брезгливо поджимает губы, в каждом его слове слышится легкий акцент. Зрителей прибавляется, и я жадно глотаю воздух, который вдруг становится плотнее от напряжения.

– Уверена, я не первая несовершеннолетняя девушка, которая пьет на твоих вечеринках, – огрызаюсь я, чувствуя, что все на меня смотрят. Доминик мог отвести Шона в сторонку и попросить от меня отделаться, однако решил опозорить у всех на виду. – И через две недели мне исполнится девятнадцать, – добавляю я самый жалкий довод в свою пользу.