Через минуту Кайлеан вычеркнул из списка книжных юношей. Их развесёлые Мортены чокнулись напоследок бутылками и растворились в тумане, столбы снова передвинулись.
— Два слишком веселились, и их осталось пять, — пробормотала я самой себе, уловив ассоциацию.
Посовещавшись, следующим мы отпустили рыжеусого дядьку и его сахарного Мортена.
— Один нырнул в сироп, четыре их осталось, — снова прокомментировала я под нос, а Кайлеану сказала:
— Давайте отпустим старенького дедушку. Посмотрите на его фантом. Это же детский сад какой-то.
Кайлеан долго молчал, потом тихо произнёс:
— Мастер Киллиус силён. — И уже громче, обращаясь к мастеру Киллиусу, приказал: — Посмотрите ему в глаза.
Отроковидный фантом повернулся к своему создателю. Некоторое время они таращились друг на друга, и было видно, что лицо старца совершенно спокойно и даже выражает некоторую досадливую скуку. А его Мортен так и остался слишком юным и слишком неинтересным мастеру.
Кайлеан поднял трость.
— Мастер Киллиус, вы свободны. Забудьте всё, что здесь было, и ожидайте в библиотеке.
— Один сказал «агу», и их осталось трое.
После проверки «глаза в глаза» был отпущен высокий худой мужчина, чей Мортен тоже так и остался невнятным силуэтом, не особо интересующим своего создателя.
— Один был слишком скучен, и их осталось двое.
Мы разглядывали оставшихся.
— Вот тут что-то есть. На кого поставите, Данимира Андреевна?
— Женщина не при чём, — уверенно сказала я. — Она же его насквозь видела. Взгляните на её Мортена — отвратительный порочный тип, жестокий и циничный. А вот фантом производства дядьки справа вызывает у меня сильные подозрения, какой-то он у него… чересчур значительный.
— Что ж, — сказал Кайлеан, — давайте проверим. — Он обратился к парочке, стоявшей перед нами: — Взгляните в глаза своим воспоминаниям.
Дальнейшее я наблюдала с открытым ртом и вытаращенными глазами.
Мортен дамы повернулся к ней, и через секунду она и «отвратительный порочный тип, жестокий и циничный», слились в страстном поцелуе. Это, безусловно, был не первый поцелуй любовников — их руки уверенно шарили по телу друг друга, ноги переплелись; казалось, они хотят выпить друг друга.
В это время грузный дядька тоже целовал своего Мортена, но, к счастью, по-другому: с выражением благоговения он опустился на одно колено и припал к руке своего создания.
— А-а-а-э-э-э… — только и смогла произнести я, но дальнейшее было ещё удивительней.
С фигурой целующегося фантома что-то происходило, она будто двоилась и расплывалась.
— Кайлеан Георгиевич, вы это видите? — спросила я. — Что происходит с Мортеном… ну, с тем, который слева?
— Леди Мибл, будьте так добры, прервитесь на минуточку, — с сарказмом приказал Кайлеан даме. — Поверните к нам вашего кавалера.
Леди Мибл с трудом оторвалась от своего фантома, я увидала, что её лицо залито слезами.
Когда фантом повернулся, я снова приоткрыла рот: лик Мортена поминутно менялся, оплывал, перетекал в другие, тоже знакомые черты — черты принца Эрмитании Химериана Карагиллейна. Фигурами они были похожи, но совпадение не было полным, поэтому очертания Мортена-Химериана дрожали и расплывались.
— Что это всё значит? — спросила я, хлопая ресницами.
— Вообще-то, я по-любому убью вашего Мартина… Мортена… как бы ни назвался… — неожиданно сообщил Кайлеан, — по собственному желанию. Но, похоже, по законам Эрмитании он тоже приговорён к смерти. У нас запрещено принимать облик кого-либо из царствующей династии под страхом смертной казни. Леди Мибл, объяснитесь.
История леди Мибл была печальна. Её безнадёжная влюблённость в принца Химериана граничила с безумием. Не питая никаких иллюзий по поводу преступной натуры Мортена, она, тем не менее, вступила с ним в любовную связь при условии, что тот в определённые моменты… проще говоря — в постели — будет внешне перевоплощаться в среднего сына короля.
— Я намекала многим, но кругом одни трусы!.. Осмелился лишь один, — хмуро сказала леди Мибл. — А ведь я предлагала достойную плату… не себя, — тут она горько усмехнулась, — вернее, не только себя. Деньги, много денег…
— Но Мортен тоже не взял ваши деньги, — утвердительно сказал Кайлеан. — Ему надо было другое.
Да, совсем другое. За утоление страсти несчастная помогала Мортену в его поисках — самые редкие и опасные книги были настроены на взаимодействие с сотрудниками библиотеки, отвечающими за их хранение. Только леди Мибл могла снимать их с полки, листать, проявлять скрытый текст и производить тому подобные действия.
— В каком отделе она работает? — спросила я.
— В том же, что и этот господин, — он указал на коленопреклонённого, что продолжал осыпать изъявлениями признательности мортенову руку. — В отделе призрачной литературы. Теперь мы знаем, где искать.
— Мортена интересовали призраки? — с сомнением спросила я. — Никогда не замечала. Зачем?
— Узнаем больше после того, как поработают дракощейки. А пока… Леди Мибл, ваш любовник когда-нибудь упоминал о цели своих поисков?
Она помедлила, но потом пожала плечами и ответила:
— Нет, конечно. Мы были каждый сам по себе и особо не откровенничали. За пределами библиотеки не виделись, объединяло нас только… м-м-м… деловое соглашение. Но у меня сложилось впечатление, что его интересовало нечто, связанное с материализацией призраков. Во всяком случае дольше всего он изучал те книги, где было хоть что-то на эту тему.
— Ничего себе — «деловое соглашение»! И где?.. Прямо в библиотеке?.. — забормотала я над головой Кайлеана. — И с кем?! Это же всё равно был не Химериан её мечты, а совершенно другой человек! И она с ним… нет, не представляю, как так можно…
Кайлеан ответил мягко, тщательно подбирая слова.
— Видите ли, Данимира Андреевна… Вам этого не понять, потому что… э-э-э… в некоторой области… э-э-э… вы совершенно неискушенны.
Намёк был более чем прозрачен.
— Конечно, — согласилась я, чувствуя, как кровь приливает к щекам, и от смущения бормоча какие-то глупости: — Это потому что в то время, как все нормальные люди во всю искушались, я точила когти и кричала «мяу», выпрашивая как милостыню какого-то паршивого омара…
Он ответил ещё мягче:
— Ничего, думаю, вы быстро наверстаете. — Даже не видя лица, по голосу я поняла, что он улыбается. — Всё будет хорошо, Данимира Андреевна.
Пока в моём мозгу крутились варианты достойного ответа, я вдруг заметила на втором фантоме странное украшение, которого изначально не было, и поспешно сказала:
— Кайлеан Георгиевич, пусть второй фантом повернётся. Что это за обруч с зубчиками возник у него на голове? Похоже на какую-то корону.
— Это и есть корона, — глухо сказал Кайлеан, и чувствовалось, что улыбаться ему расхотелось. — Ну, мастер Лиланд, начинайте свою историю.
Мастер Лиланд поднялся с колен, тряхнул бетховеновской шевелюрой и понёс, на мой взгляд, форменную ахинею.
— Это не моя история, — заявил он, — это история императора Мортена Великого. Грядущего повелителя, который огнём и кровью спаяет эту жалкую лоскутную Конфедерацию в единую Империю, во главе которой будет стоять истинный гений, и тогда мы вернём то, что принадлежит нам по праву, то, что когда-то было отнято у магического сообщества в трижды позорном Сноудоне!
Подчиняясь фантазии мастера Лиланда, фантом Мортена вдруг оказался на коне, вставшем на дыбы. Всадник простёр указующую длань куда-то в туман… кровавый плащ, подбитый горностаем, ниспадал с плеч, полностью скрывая конский круп… корона трансформировалась в сверкающий лавровый венец…
В указующую длань очень хотелось вложить топор, потому что Мортен явно собирался прорубить куда-то окно.
«Пам-бам-паба-ам…» — всплыло в моей голове начало знаменитой Пятой симфонии.
Кайлеан — скучным голосом, но слегка подавшись вперёд, — спросил:
— Что же принадлежит вам по праву?
— Наша прародина! Изначальное измерение, поруганное, отданное на откуп примитивным бездарным существам!